Настроение сейчас - ...=?
Тысяча три человека издревле сидят на краю облезающей скамейки, потупившись, их идеи, как всегда, живут не дольше надобности, а мечты урезаны опытом до циничных шуточек со смайликовым причмокиванием, но они случайно, все разом проглотили иглу, и теперь в их животах вечно колко. Аж сил нет, пусть разноябрившееся солнце стучит копытцем в спину, требуя снять куртку, тысяча три шли сюда, чтобы прийти и уняться. Почему-то они посчитали, что это здесь возможно, так же, наверное, как микроклимат и нужная температура кофе важны для удачного текста, так же, как леший влияет на КПД теплоцентрали… Они шли сюда, но случайно попали под поезд.
Тысяча трое в самой масштабной социальной сети, а авторизоваться трусятся руки (да они и просто так трусятся, не переставая, по правде сказать, каждый из этой толпы порядочная сволочь) – только смотреть. На то, как друзья больше не ходят друг к другу, хотя и не далеки, на оформление страниц, улыбчивые аватары, имена жирным шрифтом и яркие цветочные подарки, в которых за недостатком внимания теперь роются забредшие от голода облезлые собаки… На то, что пикирует ворона, и она о тебе, что колокола нет, но что-то настойчиво, с лязгом, звенит, и это – по тебе, на материализовавшуюся пустоту, что шелестит по тебе сквозь расступающуюся сухую траву, на то, для чего найдутся еще более удобные к консервации слова, но... Как только начинает казаться, что привычная виртуальность неизбежными нитями сращивается с реальностью, животный страх подступает откуда-то из-под желудка и, разгоняясь по пищеводу, таранит лобные доли опаской живых, беспричинной паникой, смехом, толпой, беспомощностью, интересом, неожиданностью, ударом, вечным неудачным сценарием и ненавистью, унижением, как будто так всегда и представлял, …но еб твою мать, да вам на всю толпу уже давно за двадцать тысяч лет, а всё в слюнявчиках!.. И ведь эта боязнь ничего не дает: ни мнения, ни решений, она просто тебя закупоривает. Она – пробка на всю шею. Тысяча три тромба, которые я сейчас чувствую, а мои первые улыбчивые читатели, сложив на груди руки, оценивают этот текст со своих вертикальных мраморных плоскостей.
Так, кажется, всегда бывает, когда тысяча смотрит на миллиард или один на миллион, когда ноль глядит на себя в зеркало и видит то, что сзади сквозь дыру в пузе: они живут, а тебя ломает. Это тебя ломает. А ты сначала пробуешь относиться скептически, потом критически, затем стараешься не относиться вовсе, чтобы в конечном итоге признаться, что намертво привык к тому, чего у тебя никогда не было, выбрать скромную цель средней недосягаемости – и стать на якорь. И, как бы самоуверенно это ни звучало, всё, что после этого и называется «доживать», и для десятитысячной доли процента это вполне допустимо. Куча замыслов с размахом погибало именно так, в утробе, съеденными сиюминутным удобством, потому их и нет…
Потеряв нитку мысли, я так долго всматривался в глянец надгробия напротив, что не сразу увидел себя. В полный сидячий рост, со сбившейся прической, ручкой в руке и запекшимся словом в язве прикушенной губы – так удачно отчеканило солнце, вписав в черный прямоугольник и уверенно лоббируя в голову мысль «А что ежели бы так, а?», чтоб я на полминуты оторопел и что-то понял…
*Но я, как и любой дурак, смог только осознать, что есть еще как минимум тысяча два человека с такой же проблемой. Или миллион триста. Они шли, но случайно попали под поезд. Или тринадцать миллионов восемьсот тысяч – для успокоения и веры мне подойдет любое, отличное от единицы, число…