Что-то стало со мною и не знаю, как из этого выпутаться. Жизнь грядою из дней проходит в попытках смотреть в открытые окна без свежего воздуха, и в корнях пальцев, приросших к F5 и лево-правым нажатиям… Ночь расческою по открытой ране бессонного мозга, чтобы делать что-то нужное из того дерьма, что назначено. /Сам искал и выбрал, никого не волнует, ну и ладушки./ И только когда чьи-то рабочие стрелки с истошным воплем лязгают по обеденной единице дня, мне снятся запоздалые ночные сны о ногах в вате облаков, о дожде из-под них в потолок и о старых часах, про любви отголоски, пустой стол в пустом зале пустого дома на пустой улице в абсолютно пустом, да еще и заснувшем мире внутри вакуумно-пустой головы… Холодные слова, отшивающий сонливый взгляд, три шага за спиной – и вот уже поворот за угол заменит щит, а свежее чувство вместе со всплеском памятью бросается в архив. Заранее.

Что-то невероятное стало со мною: рот улыбается, а голова не работает. Как в тюрьме, на годы застряли мысли. И шлют именно такие сигналы на волю...

Что-то стало с семьёю, и не найти уже календарного листика с поставленной засечкой о дне и часе, когда всё началось именно так, не вспомнить те переломавшиеся на ходу 32-е, 33-и, 34-е и так далее декабря, а затем всё равно со страхом не понять, как должно быть, и… Остаться жить на лезвие тревоги в ожидании чудовищной расправы, постоянно ерзая по нему задницей. Где в порыве честности и всеохватывающей доброты истины проталкиваются с седьмого раза, и на выпустивших их руках ноют непривыкшие к свободе кровавые мозоли… Меня стыдятся, я стыжусь меня стыдят, мне стыдно. Над сонной головой воздух твердеет и падает об лицо; я выхожу из дома, а антибликовые стекла всё еще продолжают посылать спине и затылку тяжелые тупые приветы…

Что-то стало с планетой. Видели? С тех самых пор, как придумали говорить и нашли, о чём, с ней постепенно что-то становится, причём всё дерьмовей ежесекундно. И вот, наконец, сейчас, говорят, всё случилось, и я должен верить, что дна уже достигли и хуже не будет ни в коем случае. Потому что человек – венец. Потому что стихи срифмованы, а мелодии, давным-давно закатанные в дерево создателями инструментов, извлечены наружу… Потому что люди управляют собой максимально эффективно, а выше – только бог, да и то разница в паре процентов… Ты держишь меня на поводке, я слежу за тобой и делаю пометки на полях, нас обоих держат на мушке, а над теми, кто в неё не мигая смотрит, висит круглосуточное наблюдение, и до конца перспективы еще очень далеко… Парадокс: мы верим, сидим, повинуемся, но ждем. Все поголовно ждем дождя, такого, что не проливался уже лет 550, а до этого был только ветхозаветный потоп… Ожидаем, что придет, растолкав, кто-то и смоет всё чуждое с потрепанного лица Земли.

Но, скажу как уборщик: никому не охота трудиться над чужим мусором. Тем более стоя в полном зале забитых сидячих мест.

Что-то стало с той мухой – она, похоже, мутировала от постоянного сидения, превратилась в причудливый узор на паутине. Вечером придет брат и, не задумываясь, плюхнется в кресло, где я незаметно превратился в труху…

Что-то стало с полом – он размеренно подымается и падает, его ребра приятно массируют ноги, а теребящийся край ковра поедает сочащийся сквозь него шепот. Совсем скоро будет день, когда каждый пол станет в полный рост, отряхнет с себя ненужный мусор глупых, захламляющих спину нежизнеспособных поколений и, повинуясь собственному уставу, пойдет к Сириусу по небесной лестнице… Я уже готов к этому дню.

Что-то стало с ночью. Знаете? Сегодня вечер настанет на пять минут раньше, а в полдень я видел чёрную руку, на миг закрывшую полнеба. В иллюминатор солнца на секунду кто-то опасливо глянул и пропал, почти никем не замеченный…