Настроение сейчас - затушье
<<…А я как бы пойду в ванную и, наверное, не вернусь.
Ну и вправду – на кой чёрт мне приходить обратно? Заканчивать долголелеянный, выжданный разговор чем-то глупым, пытаться неумело целовать, по-дружески выхлопывать плечи, банально шутить и вести за дверь? Я получил секс (нет, не секс), близость (нет, не близость)… слова. И не имеет значения, что сам городил, но то, что мне отвечали – каждое слово – теперь мой персональный календарь праздников, каждая минута памятного дня. Ненадолго, но…знаешь, я мечтал и мечтаю о таком человеке до сих пор, я ищу и жду, мне нужно это вовсе не потому, что я хочу быть сбитым трамваем в собственной ванной. А потому что и сам до навязчивости, до паники привязался всего за несколько минут мечты – всё равно, куда я там провалюсь насмерть, на что наткнусь насмерть, чем ударюсь насмерть, когда иду на смерть…>>
<<Я возьму с собой лист с ручкой – надо же будет, замечтавшись, расписать все красивыми загадочными картинками... Впрочем, нет, - Боюсь. И ты бойся, бойся людей, проживших одиночкой с ручкой и тетрадью!.. И еще раз бойся – они закуют в клетку на бумаге, скомкают и выбросят, и гнить тебе в сетчатой урне или свалочном хаотическом костре... Поэтому я тихонько достану блокнот с карандашом и скую только себя, минимальные потери, приятная мелочь на подносе светлому будущему. Кто зайдет первым, пусть не верит в мои ошметки и бордовые пятна по углам – лист всё покажет позже. Или потеряется под завалами.>>
<<Я взлечу к небесам – не для того, чтобы там остаться, а из-за страсти к высоте, - на облачке будет наигрывать и посвистывать молодой блондинистый парень. Я захочу подплыть к нему и спросить, что видится глазами с затылка (о которых так мечтал), но…испугаюсь. Да и ты бойся людей, в одиночку проживших с гитарой. Бойся, потому что они умеют двигаться звуками. И в тот момент, когда ты будешь ушами тонуть в привычном шуме города, они за один неслышный щипок окажутся за спиной, за второй блеснут лезвием, за третий обратно сядут на облако…>>
И вот я сижу на краю ванны одиночкой, больше двадцати лет прожившим с собственным страхом. Отвертка ковыряет вены, как червей в банке или провода в детонаторе. Мне это кажется неинтересным – я только всего остального, что за дверью, боюсь. Жду трамвая, а он, скотина, всё не идет. Ищу еще не развороченное место на коже, на полном бегу сталкиваюсь с нетерпеливым звоном посуды... В дверь стучат – знаю, это друзья: позор, усталость, уныние, надоевшие… Они страшатся, что я умоюсь и гляну на себя в зеркало, что захочу в туалет, что забуду выключить электроплиту и побегу проверять. «Не беспокойся, делай, что хотел, всё выгорит». Я совсем потерялся в счёте этим депрессивным спокойствиям, я достал ржавую пилу из-под тазика и принялся резать с плеча, я трус, мне больно. Очень знакомое чувство, будто я когда-то кого-то доставал из петли, да так и не достал, а теперь ненавижу свой маленький рост, будто опоздал на полминуты с лекарствами, будто тушу догорающий пожар, словно на моём сердце не клапан – там мило завернутая в фольгу пробка, что, вылетая, выбрасывает сияющий фонтан кровавой пены. И словно время радоваться, но почему-то не хочется…
<<Я говорю это тебе, а ты взамен проявляешь на перфорированной стене два гладких каменных полушария для поцелуя. Я глажу их, ты попеременно прячешь то одно, то другое... За закрытой дверью оставленный, нетронутый замогильный холод, я сижу на лезвии бритвы, враз разученный любить. По стенам и воздуху носится глуповатый текст, вечно мне об этом напоминающий. Спёкся.>>
«Бойся! Бойся!» – рассказывали мне давнее давнего. – «Одиночки, прожившим жизнь только с другим человеком и никем больше». «Бойся!» - криком нашептывала игривая стена. – «Потому что в этом случае третьи не выживают.»
Усмехнувшись к словам и самому себе, я вдруг отчетливо слышу гудки и стук железных колес... Дрожат плиты нарисованного, пластикового кафеля, от углов рассыпается паутина боязливых трещин, грибок спешит ликвидировать свои колонии и удрать в подполье, сквозь кран пробивается пар и туманом стелется по редким кусочкам проступающего асфальта… Крошится акрил, змеёю изгибаются батареи. Гул заполняет куб ванной, – напирающий трамвай орёт как кипящий адский чайник со свистком – и за секунду до конца моего диалога со стеной он рушит кладку. У него добрые и умные глаза…