Я сижу на камне в пустыне. Я не одна - со мной мое Одиночество. Оно высокое, стройное и прохладное, как глыба льда. От него веет прохладой, без него душно.

- Мне пора. - говорю я. - Пойдем со мной.

Одиночество посмотрело на меня серыми огромными глазищами.- Не стоит. Ты пропадешь со мной.

- Ну пожалуйста. Ты же знаешь, я без тебя никуда.

- Раз ты настаиваешь...

Я взяла Одиночество за руку, и все завертелось. Теперь мы стояли на вокзале, переполненным босоногими, оборванными людьми.

- Кто это? - шепнула я ему.

- Это? Это рабочие, они пришли на революцию. - ответило оно тихо.

- А-а.

Мы помолчали.

- Смотри, солдаты! Пойдем отсюда, - попросила я. Одиночество не тронулось с места. - Ну пожалуйста.

Оно было словно зачаровано черной дырищей ружейного дула. Я тянула его за руку, но оно не двигалось с места. Солдат взвел курок.

- Нет, нет, не надо! Стойте! - я бросилась было к солдату, но вдруг увидела Пулю. Она была грязновато-желтого оттенка и угрожающе вращалась, тихонько жужжа. Я смотрела на  Пулю во все глаза, пока она не приблизилась на расстояние вытянутой руки. А потом я даже не успела почувствовать боли. Просто как будто обожглась крапивой, и все.

Очнулась я в вагоне. Я лежала на че-то жестком, холодном и мокром. Рядодм сидело мое Одиночество и бинтовало рану. С трудом приподнявшись, я поняла, что лежу на трупах. Тысячи трупов демонстрантов наполняли этот поезд смерти, мужских, женских, детских... Они были уложены в штабеля с завидной педантичностью и еперевернуты лицами вниз.

- Что там случилось? - спросила я, заранее зная ответ.

- Их расстреляли, после того как ты бросилась на солдата. Они сказали, что ты террористка и хочешь его убить, а потом всех расстреляли за сообщничество.

- Но их же было десять тысяч. - пробормотала я. - неужели... Всех?

Одиночество молча перевязало мою рану и исчезло в тамбуре, оставив за собой легкий шлейф аромата крови вперемешку с луговыми цветами.