Роман про двойника президента, психиатрическую клинику и большую политику. Любые совпадения и параллели с реальными лицами являются случайными и полностью лежат на совести читателя.
Глава 2.

Быков уже снял один ботинок, костюм и задрал сорочку, чтобы я мог скривить его плечи, как вдруг над входом загорелся сигнал и зазвенел звонок. Он застыл.
— Женя, разве мы ждем кого-нибудь?
— Должно быть, Соловьев. Он предупредил, что постарается зайти сюда до того, как мы смоемся. — Женя направился к двери.
— Нет, это не он. Должно быть это… — я не расслышал кого Быков назвал в качестве нежданного гостя, но Женя уже отпер дверь. Краем глаза я увидел, как в дверном проеме возник силуэт. И услышал резкие, как команды, слова: «Срочно! Быстро! Немедленно!»
В какой-то момент я ничего не понимал. Женя выбежал. Дверь так же быстро захлопнулась. Быков резко поднялся: «Нет времени объяснять. Летим вниз!». Он и вправду почти летел к двери, накидывая на ходу полуснятую одежду. Женя стоял в самом конце коридора. Мы побежали в другую сторону — к пожарной лестнице.

«У нас полминуты покинуть место. Машина нас заберет. Сейчас здесь пройдет зачистка, сотрут следы. Мы можем рассчитывать на то, что отсюда никто ничего не узнает и не попытается предпринять. Надо быстро выбраться отсюда, и по возможности, из Москвы. Пошли!» Он уже говорил спокойным голосом, как будто ничего не произошло.

Я на ходу спросил зачем нужна такая спешка, но Быков просто отмахнулся от всего этого.
— Не суетись. Нервы работают против нас. Нас ни в коем случае не должны здесь видеть. Никто не предполагает, что мы можем быть здесь. Если будет установлено, что мы были в «Новотеле», у нас всех могут быть большие неприятности.
— Как это?
— Мы не можем позволить, чтобы в печать проникли какие-то слухи. По крайней мере сейчас. Или наоборот. Если будет шум, то нас арестуют, обыщут, возможно, надолго задержат. А после работу искать придется мне тоже, - пояснил он эту же мысль понятным мне образом. Так что заткнись и пожалуйста, помоги мне сделать так, чтобы ты не вляпаться в историю еще сильней, чем уже попал.

Я заткнулся и побежал вниз по лестнице вслед за ним. Он довольно убедительно убедил меня не пытаться смыться хотя бы сейчас.
В подземном гараже у выхода с пожарной лестнице стояла совсем неприметная белая «шевроле». Быков голосом не терпящим возражений кратко скомандовал: «Ныряй и ложись на заднем сидении. Не спорь. Ты слишком глубоко увяз в этом. Я за руль».

Я заткнулся. Ничего не понимая в происходящем, я чувствовал, что деньги были при мне. Я не хотел с ними расстаться и если это уже часть работы - тогда я действительно увяз по самые уши... это было бесспорно. Вадим впихнул меня внутрь, и я почуствовал, что мой статус – ушел от наемного сотрудника. Я уже был похищенным. Я не очень удивился, когда машина наконец выехала на Ленинградку и полетела на север – в сторону Питера.

За те два часа, которые я сидел в машине, уже сидя, у меня возник план — приблизительный, неточный, подлежащий изменению по ходу дела, но все же план. Он состоял из двух пунктов: «так выглядит похищение человека» и «смыться любой ценой».
Еще сегодня утром такое невозможно было себе представить. Я сидел без бабла, никому не нужный и не интересный, а в нашем обществе человек без денег совершенно беспомощен. В мои планы входили деньги. не несколько иначе и при других обстоятельствах. А сейчас с двумя сотнями тысяч в кармане, я мог бы смыться далеко, быстро и надежно.
Я не чувствовал себя чем-то обязанным Вадиму. По своим мотивам, не имеющим ко мне ни какого отношения — я принял участие в чем-то таком, что сильно напугало моих работодателей. «Они преступники», - внезапно дошло до меня. А теперь он вынуждает меня тоже скрываться от правосудия? Пока мы избежали вмешательства полиции, хотя бы временно, и теперь, просто скрывшись от Быкова, я мог бы забыть обо всем, отнестись ко всему, что произошло, с юмором - или как к кошмару. На ресепшене меня не видели, отпечатков в номере я не оставил. У полиции против меня ничего быть не должно. Между «спастись» и кошмарной реальностью – находился только Быков. С ним следовало проститься. В смысле, по английски: смыться, не простившись.

Некоторый прилив симпатии сошел. К продолжению сотрудничества по перевоплощению я не стал бы теперь прикасаться ни за какие деньги. Да к черту Быкова! Все, чего я хотел от жизни — это иметь достаточно денег для того, чтобы душа не расставалась с телом, и чтобы каждый день работать в своем деле. Эти игры в «казаки-разбойники» мне не нравились. Это напоминало плохое кино, где охотник внезапно оказался жертвой. Хотелось, чтобы все побыстрей закончилось.

Проехали Химки. Лес за Солнечногорском был идеален для того, чтобы исполнить задуманное. Заполненный дачниками, окруженный дорогами и электричками, он дал бы мне прекрасную возможность, если бы конечно Вадим отвернулся, смотать удочки и мгновенно оказаться где-нибудь на полпути в Тверь, Дубну или назад… Я бы залег на несколько недель, а затем связался бы со своим агентом и узнал, не пытался ли кто-нибудь выйти на меня.

- Вадим, пожалуйста, всего на пару минут. Вы же не хотите, чтобы я наделал в штаны?
Он усмехнулся.
— С чего это? Ты же посетил подобное заведение два часа назад. — Он не притормозил и даже не повернулся.
— Видите ли, у меня проблемы с почками…
— Слава, старина. Шестое чувство подсказывает, когда кто-то хочет меня кинуть. Давай, я расскажу, что я сделаю? Видишь полицию впереди?
На дороге часто попадались полицейские машины.
— Я вдруг почувствовал внезапные муки совести. Я просто должен кому-нибудь все рассказать — о том, как ты обманом отнял у меня деньги. Добавлю что-нибудь от себя, к примеру, как вы навели на меня оружие и добавлю свидетельства, скажем, шести очевидцев. А еще о том, как…
— Вы сошли с ума!
— Совершенно не в себе от душевных терзаний и ужаса, братан, - усмехнулся он
— Но ведь на самом деле все было не так.
— Неужели? Уверен, что мой рассказ будет звучать убедительней, чем ваш. Я-то ведь знаю, что происходит, и мой рассказ будет звучать естественно. А вам — кто поверит? К тому же, я знаю что-то о вас. А вы обо мне — ничего. Например… — и он упомянул пару деталей из моего прошлого, которые, я был уверен, были давно похоронены и забыты. Ну ладно, я спекулировал в 90-е, но ведь надо человеку как-то зарабатывать на жизнь, и обманывать тогда было вполне принято. Но уж эта история с 16-летней девчонкой из клуба… это просто нечестно. Я ведь тогда понятия не имел, что она несовершеннолетняя. А что до того счета из отеля двухлетней давности, то это просто дико сравнивать неплательщика – с похищением человека. Разумеется, если у меня были бы деньги, я бы обязательно заплатил. А тот несчастный случай в Серпухове. Словом Вадим знал удивительно много о моем прошлом, но трактовал все это не так, как это было…

— Вот я и говорю, — прервал мои оправдания Быков, — что мы сейчас подъедем к полисмену и облегчим душу. Ставлю тачку – против вашего гонорара, что знаю, кого из нас первым отпустят под залог.
- Вы считаете это нормальным – похищать человека, чтобы заставить его работать?
- Никто так не считает. Работа ваша — это действительно работа по перевоплощению в одного человека, и вы как раз тот человек, который нам нужен. Я не случайно наткнулся на вас в баре: вас выслеживали два дня. И я сразу пошел туда, где вас можно найти. — Он нахмурился. — Хотел бы я быть уверен, что наш противник преследовал меня, а не вас.
— Почему?
— Если они следили за мной, то следовательно пытались выяснить, что я собираюсь предпринять. Но если они следили за вами, то значит, они знали, что мне нужен актер, который может сыграть роль.
— Но откуда они могли узнать это? Если только вы сами не рассказали им?
— Слава, это крупное дело, гораздо крупнее, чем ты можешь представить. Я даже сам до конца не представляю его размеров — и чем меньше вы до поры до времени знаете о нем, тем лучше для вас. Но я могу сказать вам вот что: в базах данных актеров искали варианты по перечню характеристик. Это было сделано скрытно, но кто-нибудь мог догадаться — или проговориться. Условия отбора были очень жесткими. Лицо, роль которого нужно сыграть, и тот, кто будет играть роль, должны быть похожи во всем — воплощение должно быть идеальным.

— И кто решил, что я как раз тот человек?
— Эксперты сошлись. Да. Вы и еще один человек.
Мне еще раз представлялась хорошая возможность придержать язык за зубами. Но я не мог сдержаться, как будто от этого зависела моя жизнь — в некотором смысле так и было. Меня распирало узнать, кто был тот второй актер, которого сочли способным сыграть роль, для исполнения которой требовался весь мой гений.
— А тот, второй? Кто он?
Вадим искоса взглянул на меня; я видел, что он колебался.
— М-м-м… один парень по имени Сергей Петров. Вы знаете его?
— Этого идиота? — Я пришел в такую ярость, что забыл думать о страхе.
— Я слышал, что это очень талантливый актер.
Я просто не мог удержаться от негодования при мысли, что кто-то мог хотя бы подумать о том, что Петров способен сыграть роль так же, как я.
— Руки-вентиллятор и пустая речь без эмоций! — Я остановился; надо игнорировать таких «коллег», если их так назвать. Этот кривляка несколько раз переходил мне дорогу. И возможно, я был пристрастен, оценивая его работу… Нарцисс, позер, фальшивый актеришка — разве мог такой человек жить ролью?
И скажите на милость, по какой-то иронии судьбы его примитивная жестикуляция и напыщенная декламация пользовались спросом, в то время как настоящие артисты голодали. Даже здесь.
— Вадим, я просто не понимаю, как вы могли подумать, что он подходит для этого?
— Да мы в общем-то и не хотели его брать: сейчас он связан каким-то долгосрочным контрактом. Поэтому его внезапное исчезновение могло породить лишние слухи. И счастливым случаем было для нас то, что вы были в это время… э-э-э «свободны». Как только вы согласились на наше предложение, я велел Соловьеву отозвать ребят, которые пытались договориться с Петровым.
— Еще бы!
— Но видите ли, Слава, я вам сейчас хочу кое-что объяснить. Когда вы начали мандражить, я понял, что не правильно оценили вас, и возможно, надо вернуться с вариантом с Петровым.
— Что?!
— Ты сам напросился, братан. Понимаешь, у нас принято, что если взялся человек за работу, то он или качественно выполнит ее, или погибнет, пытаясь сделать это. Он не меняет вдруг решения, не идет на попятную, когда уже дал слово. Вы сказали мне, что согласны на предложение — причем без всяких «если», «и», или «но» — вы сказали, что согласны безоговорочно. Позже вы стали смотреть по сторонам и искать возможность смыться. Да что там говорить, десять минут назад вы чуть ли не плача требовали остановиться. Может быть вы и действительно способны сыграть лучше Петрова, мне ведь это не известно. Но зато я отлично знаю, что нам нужен человек, который не испугается при первой же опасности. И мне почему-то сдается, что Петров как раз такой человек. Хотя бы потому что с ним больше согласных работать. Если нам удастся договориться с ним, мы заплатим тебе, ничего не рассказывая, и отправим обратно. Согласен?

Я понял его даже слишком хорошо.
Хотя Быков и не употреблял этого слова, но из его слов следовало, что я никуда не годен и как актер, и как член команды. И самое неприятное состояло в том, что он был прав, и эта была горькая для меня правда. Я не мог сердиться. Я мог только стыдиться своего собственного поведения. Конечно, это было сущим идиотизмом — принимать предложение, не зная в чем оно заключается, но ведь я согласился играть для них, причем не оговаривая никаких условий и совершенно безоговорочно. И теперь я пытался пойти на попятную, как неопытный актер, почувствовавший вдруг страх перед сценой.

Спектакль должен продолжаться — древнейшая заповедь шоу-бизнеса. Может быть с философской точки зрения Show Must Go On это не всегда справедливо, но многое, что должен делать человек, не поддается логическому объяснению. Мой отец соблюдал эту заповедь — я собственными глазами видел, как играл два акта, когда у него прорвался аппендицит. А он еще выходил кланяться, и только потом дал увезти себя в больницу. Вадим говорил по делу, словно знал, на что давить у актера.
— Вадим, — четко признался я. — Простите меня. Я был не прав.

Мы проехали мимо ментов. Они были заняты какими-то своими делами и вообще не обращали внимания на дорогу. Мы проехали несколько минут, повернули влево и спустя четверть часа съехали на обочину.
Вадим видимо имел полное представление о моих намерениях, потому что из машины по малому делу мы вышли одновременно. Я делал вид, что ничего не имею против. Мы сделали свои мелкие дела, но Вадим не собирался возвращаться к машине и потянул меня вглубь леса. Я понял, что затеряться мне не удастся, когда через несколько шагов мы уткнулись в совершенно незаметный с дороги забор посреди леса. Мы двинулись вдоль забора, перешли несколько канав, и в заборе показалось подобие закрытой двери.
—Где мы?
— Это база. Здесь мы проведем два дня. Конечно, если вы не возражаете.
— Вадим, вы с ума сошли. Вы похищаете меня, бежите из гостиницы, как преступник, увозите непонятно куда, и при этом хотите, чтобы я телом, душой и мозгами – был в оптимальных кондициях и работал на вас?
— Мы здесь прежде всего приведем вас в нормальное состояние. И не забудьте неделя, максимум две – и ты с гонораром будешь в любом городе по выбору. И расходы на это я возьму на себя.
За «дверью» оказалась тропа через лес. Еще через несколько минут быстрой ходьбы перед нами оказался высокий особняк, на котором был знак радиационной опасности. Под изгородью, сделанной под естественный ландшафт, оказался большой дом, размерами с правительственный санаторий сталинских времен. Вадим подтолкнул меня к дому.
— Заходи.
- А радиация?
- Волнуешься?– усмехнулся он. - Это раритет остался от старых хозяев.

Изнутри дом казался еще больше. В прихожей было пусто. В гостиной нам навстречу вышли два человека: у каждого в одной руке был блокнот, в другой – телефон. Тот, который был крупней, взглянул на меня и ничего не сказал. Второй поменьше, повернулся к Вадиму, на лице отразилось беспокойство, он спросил, игнорируя меня:
— Что с Бондом?
—«Сейчас нет времени! Потом. Вам туда,» - он подтолкнул меня в лестнице на второй этаж: «Проводи его. И ничего не бойтесь.»
Я сделал то, что мне было сказано, и стал ждать. Время шло медленно, напряжение внутри меня росло, становясь почти физически ощутимым. Наконец я не выдержал и выглянул:
— Где Вадим?
— Через десять минут!
— Я только хотел узнать, что это за место?
— Охотное хозяйство, Старая дача. Зоопарк. Какой вариант вам больше подойдет?

Глава 3.

Краем уха я уловил, как Вадим спрашивал кого-то:
— Проектор установлен? Компьютер готов? Файлы отобрали?
— Конечно! Конечно!
— Где шприц? — Вадим повернулся ко мне и сказал: — Понимаете, дружище, мы собираемся сделать вам укол. Ничего страшного. Частично он состоит из стимуляторов, потому что вам придется бодрствовать и изучать роль. Может быть сначала вы почувствуете легкое жжение в глазных яблоках и небольшой зуд, но вреда вам это не принесет.
— Подождите, я…
— Решайтесь. У нас нет времени! Мне еще нужно решить уйму вопросов! — он посмотрел в телефон, выругался и исчез за дверью раньше, чем я успел возразить. Его напарник закатал мой левый рукав и, приложив к сгибу локтя шприц, попытался всадить мне дозу раньше, чем я успел это осознать.
Нет! – оттолкнул его я. Вначале я хочу объяснений.
Он пожал плечами и сказал, что тогда у меня есть 15 минут. Есть ли желание посмотреть в Файлы с ролью?
Я вздохнул.
— Слава тебе, Господи. Наконец-то хоть кто-то готов конкретно отвечать на главные вопросы!
Мой собеседник ничего не сказал, а просто поднял руку и тронул какой-то переключатель. Свет погас, и перед моими глазами возникло изображение. Я сразу узнал того, кто был в центре — как узнал бы его, впрочем и любой человек. И только тут я наконец понял, как грубо и жестоко товарищ Быков провел меня.
На пленке был Он.

Тот самый «он», я имею в виду — который президент и прочая-прочая-прочая: правительство, фсб, Германия и партия, наверно самый любимый (и одновременно наиболее ненавидимый) человек в стране.
Мое сознание заметалось в от разгадки и, у меня возник единственный логичный вывод. Он наверняка пережил несколько покушений, долгая карьера в политике – не мыслима без них, сколько могло ему везти? А если предположить, что чудес не было? Может быть, покушений на него проводится больше, чем это можно предположить. Просто милый добрый господин Президент каждый раз оказывался в другом месте?

Так можно провести через одну роль много актеров.
Я огляделся, почувствовал усталость. Возможно, я зря отказался от лекарства. В том состоянии, в каком я оказался сейчас, измученный, растерянный, несколько раз удивленный по самые «пределы», мне стало казаться, что у меня нет сил.
Через несколько минут Быков в сопровождении еще двух человек, мужчины и женщины зашел ко мне. «Как себя чувствуете, приятель?»
—«Все в порядке».
Видимо, я резко ответил, потому что Быков рассмеялся. — Держись, братишка. Поздней ты согласишься, что деньги можно собирать за такие знания и приключения.

Я начал излагать ему, что думаю по поводу его сомнительного юмора, но рядом была девушка. Женщина сдерживала меня: они могут простить многое, даже слабое насилие, но их бывает легко ранить не тем словом. Эта половина человеческого рода в отношении резких выражений бывает очень чувствительна… что бывает странным, если принимать во внимание их крайнюю практичность в остальных вопросах. Во всяком случае, полностью говорить, что я думаю, рядом с женщиной, я и не мог.

Быков не пропустил моего сопения и взглядов: «Это Лена. Личный секретарь и персональный помощник. Она будет помогать вам в работе над ролью».
—«Да, шеф» — ответила девушка напротив меня.
— О'кей. Тогда можешь приступить с ним к заданию. Я присоединяюсь к вам, как только закончу все дела в рубке.
— Хорошо, капитан. — Она повернула ко мне голову и сказала мягким хрипловатым контральто: — Доктор Шарков хотел, чтобы вы просто расслабились в течение нескольких часов и посмотрели пленки. Я буду отвечать на вопросы.

Теперь от укола я отказываться не стал. Несмотря на тот хаос, который царил в моей голове, и тысячи вопросов, ответов на которые я просто-таки жаждал, мы начали просматривать файлы на экране. Лекарства подействовали и я оправился настолько, что желание умереть сменилось у меня навязчивым желанием выжить во что бы то ни стало и интересом к происходящему вокруг.

Я никогда не лез в политику. Отец всегда учил меня: «Держись от этого подальше, Слава, Известность, которая приобретается таким путем — нехорошая известность. Публика ее не любит». Собственно, я даже никогда не голосовал.

Тем не менее, если у меня и были какие-либо политические склонности, то уж никак не к Нему. Я считал его иногда гебешником, популистом, человеком с темным прошлым, предателем страны. Поэтому мысль о том, что меня должны убить вместо него, как бы это выразиться, была мне неприятна.

Но зато, какая роль!
Мне доводилось пробоваться на главные роли в театре, несколько раз я играл в сериалах роли, заслуживающие этого слова. Но сыграть такую роль в жизни — что же, теперь я могу понять, как один человек ложится вместо другого под гильотину, только ради того, чтобы на несколько мгновений получить возможность сыграть исключительную роль, где здесь есть высочайшее, выдающееся явление мастерства и искусства. Возмущение и восхищение одновременно.

Интересно, я бы думал так же — без «лекарств»?

Было интересно вспомнить, кто же из моих коллег не мог бы устоять перед искушением в случаях возможных (или состоявшихся) покушений. Одно было ясно, они были настоящими артистами, и именно их безвестность более всего способствовала успеху перевоплощения. Я попытался предположить, когда могли состояться покушения на жизнь Президента, и кто из актеров, способных сыграть такую роль, умер или пропал из поля зрения за последнее время. Но это было бесполезно. Во-первых, потому что я плохо помню перипетии политики, во-вторых, актеры часто выпадают из поля зрения: в нашей профессии множество случайностей.

Тут я поймал себя на том, что внимательно слежу за прототипом.
Да...
я понял, что смогу сыграть его.
Черт!
да я смог бы сыграть его, даже если бы одна нога у меня была бы в ведре, а за спиной горела сцена. Начнем с того, что никаких проблем с телосложением не было: мы с Президентом могли бы спокойно обменяться одеждой, при этом на ней не образовалось бы ни одной морщинки. Эти наивные конспираторы, которые завлекли меня сюда обманом, сильно преувеличивали важность физического сходства, потому что оно ничего не значит, если не подкреплено мастерством. И сходство бывает ни к чему, если актер достаточно компетентен и декорации позволяют. Согласен, что сходство помогает, и им повезло, что их перебор (совершенно случайно) выбрал настоящего артиста, да еще такого, который размером и телосложением является близнецом политика. Его профиль был очень похож на мой; руки были так же длинны и узки как мои.

Понаблюдав за ним несколько минут, я уже знал, что могу встать с кресла и пройтись точно так же, даже не замечая этого. А жесты, как он потирает ладони и поглаживает висок, начиная говорить, вообще не представляли трудности; такие вещи впитываются в подсознание, как вода - в песок.
Внешне, он был примерно лет на пятнадцать старше меня, но играть роль пожилого человека, легче, чем более молодого. В любом случае, возраст в актере является вопросом внутреннего отношения: он не имеет ничего общего с естественным процессом старения.

Я мог бы сыграть его на сцене или прочитать вместо него речь уже минут через двадцать. Но, как я понял из намеков Быкова, этого явно было недостаточно. Возможно, мне придется иметь дело с людьми, которые его неплохо знали. Это уже значительно сложнее. Требовалось знать много деталей: что он пьет: чай, кофе? Кладет ли он сахар в кофе? А если кладет, то сколько? В какой руке он держит чашку и каким образом? На последний вопрос я почти сразу получил ответ и поместил его глубоко в подсознание. Мой образ держал чашку за низ ручки и почти сразу ставил чашку обратно на стол.

Хуже всего в работе двойника – то, что человек не является просто суммой каких-то качеств, черт и привычек. А то, что для каждого, кто знаком с ним, все они представляются в разном свете, а это означает, что для полного успеха перевоплощение должно быть разным для разных людей, для каждого из знакомых человека, роль которого мне придется играть. Это не просто очень трудно, это статистически невозможно. Именно мелочи и могут подвести. Какие взаимоотношения были у прообраза с Ивановым-Петровым-Сидоровым? С сотней, тысячей других «ивановых»? Откуда это знать двойнику?
Обычно игра на сцене, как и любое искусство, является отвлеченным процессом, обнаженным обычно только одной характерной чертой. Но в перевоплощении любая деталь может быть значительной. В противном случае рано или поздно найдется человек, которому не затуманишь мозги, и он обнаружит «фальшивку».

Потом я обреченно вспомнил, что мое представление, возможно, должно быть убедительным столько времени, сколько потребуется снайперу, чтобы прицелиться в меня.
Но я все же продолжал изучать человека, место которого мне предстояло занять (да и что мне оставалось делать?). Вдруг дверь открылась и я услышал, как Вадим с порога крикнул:
— Кто-нибудь есть дома?
Зажегся свет, проектор выключился, и у меня возникло ощущение, как будто я проснулся. Я повернул голову: Вадим стоял в обрамлении дверного проема.
Ну как, Лена, просвещаешь его потихоньку?
— Пока он ничего не спрашивал.
— Вот как? Слава, а мне почему-то казалось, что вы из тех людей, которые хотят все знать.
Я пожал плечами.
— Теперь мне кажется, что все знать вовсе не обязательно, особенно если прожить остается слишком мало, чтобы насладиться этим знанием.
— Что? Слава, отчего ты вдруг скис?
— Господин Быков, — выбирая слова, медленно ответил я. — В выражении моих чувств меня сковывает присутствие девушки; и потому я не могу достойно охарактеризовать вас, ваших родителей, ваши привычки, честь и дальнейшую судьбу. Будем считать, что мне известно, в какую авантюру обманом вовлекли меня. Я понял это, как только узнал, кого мне предстоит сыграть. Я хотел бы задать вам один вопрос: кто собирается убить Президента? Ведь даже мишень имеет право может видеть тех, кто в нее стреляет. Дичь имеет право знать имя охотника?

Тут я впервые увидел, что Быков по-настоящему изумлен.
Он расхохотался.
— Не вижу в этом ничего смешного, — сердито заявил я.
Он перестал смеяться и вытер слезы.
— Слава, братан, неужели вы всерьез подумали, что я собираюсь использовать вас в качестве подсадной утки?
— Это очевидно, — и я поведал ему свои соображения насчет предыдущих покушений.
Он не стал снова смеяться.
— Понимаю. Значит, вы решили, что это как работа отведывателя пищи при дворе какого-нибудь средневекового короля. Ну что же, попытаемся разубедить вас в этом: мне кажется, постоянная мысль о том, что вас вот-вот сожгут на месте, не способствует вхождению в образ. Так вот, я с шефом уже три года. И за все это время, я точно знаю, он ни разу не воспользовался двойником… Зато я сам присутствовал при двух покушениях, в одном из них я сам застрелил наемного убийцу. Лена, ты дольше знакома с шефом. Использовал ли он раньше двойника?
Она холодно посмотрела на меня.
— Никогда. Даже мысль о том, что шеф позволил бы кому-нибудь подвергнуться опасности вместо себя… это… я обязана дать вам пощечину. Это было бы самым правильным!
— Тише, тише, Елена Сергеевна! — мягко сказал Быков. — Вам обоим предстоит много сделать, и работать вам придется вместе. Кроме того его предположение не так уж глупо, по крайней мере для постороннего человека. Кстати, Слава, позвольте представить вам Елены Сергеевну Белых. Личный секретарь шефа и ваш наставник номер один.
— Счастлив познакомиться с вами, госпожа Белых.
— К сожалению, не могу сказать этого про себя.
— Перестань, Лена, или мне придется отчитать тебя.

Слава, должен признать, что работа двойника шефа не так безопасна, как езда в инвалидном кресле. Да, черт возьми, мы оба знаем, что уже было предпринято несколько попыток закрыть его страховку. Но на сей раз опасаться приходится не этого. Дело в том, что в настоящее время по причинам политического свойства, которые станут вам понятны через некоторое время, господа, играющие против нас, не осмелятся убить шефа — или вас, когда вы окажетесь в роли его двойника. Играют они действительно грубо – и при малейшей возможности убрали бы меня и даже Леночку. Если бы они смогли достать вас сейчас, то тоже убили бы. Но стоит вам появиться на людях в роли шефа, как вы окажетесь в полной безопасности: обстоятельства таковы, что они не посмеют тронуть вас пальцем.
Он пристально посмотрел на меня.
— Ну?
Я покачал головой.
— Не понимаю.
— Пока еще нет, но со временем поймете. Это очень сложный вопрос, включающий в себя понимание политики. Поверьте мне на слово. Пока. Пройдет полдня, день - вы будете знать больше. Все вы не поймете, как не понимает все и сам Шеф. Он просто знает, как должно быть, кто чем занят, почему все происходит. И реагирует так, как должен реагировать настоящий Шеф.

И все же мне это было не по душе. До сих пор Вадим не обманывал меня в открытую, по крайней мере поймать его на этом мне до сих пор не удалось. Но я уже знал по собственному печальному опыту, что он прекрасно может лгать, попросту скрывая часть того, что знал.
— Судите сами, у меня нет никаких оснований верить вам или этой молодей девушке — прошу прощения. Но, хотя лично я не симпатизирую Президенту, у него репутация человека порядочного. Когда я смогу побеседовать с ним самим?
Угловатое, располагающее к себе лицо Быкова вдруг стало печальным.
— Боюсь, что нет. Разве Лена не сказала вам?
— Не сказала чего?
— Понимаете, братан, именно поэтому мы и вынуждены прибегнуть к услугам двойника. Он тяжело болен, его отравили.

— Теперь вы знаете, — продолжал Быков, — почему Женя не хотел говорить вам этого до того, как мы окажемся на даче. Это самая крупная сенсация последних десятилетий, и мы сидим на ней, делая все возможное, чтобы об этом никто не узнал. В нее посвящена только жена и самый ближний круг соратников. Мы хотели пользоваться вашими услугами до тех пор, пока не разбудим его, и он не вернется обратно к работе. К тому же, вы начали вживаться в образ. Этот санаторий принадлежит президентской администрации. Здесь вас никто не тронет несколько дней. При этом сам Президент находится в нескольких сотнях метров отсюда и с ним работают оба его врача. А за пределами Завидово об этом знают только три человека, которые абсолютно надежны. Начинает доходить ситуация?

Я ответил, что пока еще не очень.
— Хорошо, капитан, но смотрите, если политические противники Президента вывели его из строя, то зачем держать это в секрете? Вам скорее следовало бы объявить об этом на каждом перекрестке.
— И что? За пол дня до этого он был на обеде у американского посла. Он пожимал руки нескольких человек, относительно которых мы уверены, что они могли бы прибегнуть к воздействию на него ядом, к примеру, сами используя противоядие.

Сейчас ищем нити сложного психологического воздействия, так как следов яда доктора не могут выявить. Американцев сюда приплести не удастся. Передавать власть премьер-министру сейчас нельзя. Это предавать всю его политику - противникам. А между тем на следующей неделе у него есть несколько появлений, отказаться от которых президент не может никак.
— Но разве для официальных приемов и всяких венков я вас нет его двойника? У предыдущего президенты ведь он наверняка был. Хотя бы на случаи запоя?
— Н стану вас переубеждать, так как в этом случае мы бы вряд ли встретились.
— Но ведь это сущее безумие!
— Возможно, что так. Но Вы поймите, Шеф является, возможно, крупнейшим из существующих специалистов по международным делам и национальным проблемам. Он очень тонкий психолог, посвятивший своему образованию многие годы. В среду в полдень у него несколько важных встреч. Если шеф окажется на месте и правильно пройдет все положенные церемонии, то его легитимность будет подтверждена, и можно не опасаться пакостей со стороны американцев и «Пятой колонны».

Если же его там не будет, то вопроса, почему его там не было, не существует, это будет оскорблением и унижением дипломатического корпуса, прессы, провалом национальной политики. Это можно быдет разыграть как по нотам, нам не удастся скрыть его состояние. Власть придется передать, и все Его внутренние успехи обернутся поражением. Более того, они приведут к тяжелым последствиям. На мой взгляд, самое меньшее, что может случиться, это полная изоляция, когда все страны откажутся от существующих договоренностей с нами. Еще более вероятно, что внутри страны будут инициированы выступления, власть будет передана премьер-министру, А это не тот человек, который позволит Шефу вернуться в политику.
Он самовлюбленный исполнитель, и отказывается понимать, кто им вертит. Верх возьмут либеральные радикалы и финансовые экстремисты, которые начнут свою политику с введения военного положения, нескольких арестов, выдворения неугодных и перераспределения бабла. И все это будет вызвано тем, что Президент не явится на несколько официальных церемоний…

Быков остановился и внезапно вышел из комнаты. Лена снова включила экран. Я с раздражением сообразил, что мне следовало спросить его, почему враги не могут просто убить меня, если все, что требовалось, чтобы опрокинуть политическую тележку с яблоками, было не дать Президенту (или самому, или мне в его обличье) оказаться на каких-то церемониях. Но спросить я забыл, или подсознательно испугался возможного ответа.

Но через некоторое время я уже опять изучал Прототип, следя за его движениями и жестами, пытаясь почувствовать его мысли, пытаясь в уме повторить интонации его голоса, и все глубже и глубже погружался в эту отрешенную, теплую бездну артистического творчества. Я приобретал свое новое лицо.