Издательский Дом «Коммерсант», 1993 год.

Когда-то в редакции газеты мне задали единственный вопрос: есть ли у меня какой-нибудь журналистский опыт. Честно признался, что «нет», мне ответили, что я им подхожу.

В редакции требовали писать так, словно в стране нет традиций, а есть некая новая «бизнес – культура» к которой тянутся читатели "бизнес – прессы".

Знание бывает со знаком «минус». Такой подход позволил работать с новой целевой «аудиторией». В этой системе ценностей люди с опытом работы в других координатах были обузой.

Тогда проходил перевод газетного дела с матричного способа печати – на электронный. Другая технология привела к тому, что основное достоинство журналистов прежней технологии – сразу давать готовый текст – оказалось менее востребовано, чем способность подумать, поискать и «размазать» по тексту приятные для читателя многозначительные аналитические «сопли».

Оказалось проще набрать «технарей» и переводчиков, которым нужно было один раз рассказать и показать, а дальше опираться на их развитое мышление, логику и изворотливость.


Наибольшее представительство в издательстве имели выпускники Авиационного и Института Стран Азии и Африки. Специалист по Вьетнаму возглавлял Отдел экономической политики и создавал оригинальные оценки, схемы, варианты. Позднее он даже руководил всей редакцией, а потом ушел в Совет Директоров крупнейшей корпорации. Филологи хорошо чувствуют собеседников: именно этому их этому учат. Они должны НРАВИТЬСЯ. Экономика и выводы здесь вторичны. Да и отношение к ним у филологов - своеобразное.

Законов на газетном рынке было мало, правил было еще меньше, а интернета тогда вообще не существовало. Смена советского государства на российское привело к смене элит. Нигде не было знаний, нигде не было опыта, было много «случайных» людей, которых журналисты безнаказанно делили по группам «обиженных», «заслуженных» и «напрашивающихся».

Сейчас кажется забавным, что параллельно подпитываясь от университетской и редакционной экономических культур, уже тогда понимал, что наша бизнес – культура складывается не в университетских, а скорее, в "редакционных" образах.

Это была культура рейдерского завоевания государственной собственности. Для новой энергичной элиты требовались новые оценки, новый язык, досуг, система ценностей и самовыражения.


Образы капитализма в начале 90-х – слились с образами гангстерских фильмов про 30-е: крутые пацаны, которые красиво смотрятся, но слишком много ресурсов тратят на внешние эффекты, и не умеют: 1) работать долго, 2) работать вместе, 3) по делу 4) самостоятельно.

В координатах «нового» мышления российский бизнес принял внешне привлекательную, но удивительно старую и паршивую модель.
Сейчас понятно, что "Чикагская школа" - была адаптированной под работу с колониями сказку про справедливость капитализма. Однако то, что представлялось тогда как «эталонная» культура капитализма – было не "наукой", а романтической пере-сказкой бульварных сюжетов, времен Великой депрессии, типа «Крестного отца»...

Образы, которые свободно входили в наше современное подсознание – соответствовали совсем другой эпохе. На месте современной модели в матрице 90-х – оказались декорации "ретро", беспринципность и криминал. Социальная культура – гуманитарная область, и ее дефицит сказывается тоже в «гуманитарной» области. Но как можно было тогда оценивать новое?

Гангстерские принципы жизни при показе «Крестного отца» в начале 90-х транслировалась на русское подсознание эффективнее, чем учебники какого-либо Самюэльсона. Голливудский шарм действовал быстро и сразу системно.
Когда в 1991-м три части «Крестного отца» показывали в университетских общежитиях, состоявшие половину зала выходцы с Кавказа – воспринимали фильм как учебник Правильной жизни.

Лауреаты Оскара умеют убеждать лучше лауреатов Нобеля.


Строго говоря, образы из гангстерских фильмов и их язык – это примитивная форма управления простым "семейным" бизнесом. Корпоративная модель современного капитализма - совсем другая "наука", появилась только через полвека. Все недостатки американской молодости и ее «городского фольклера» - были жадно впитаны российской экономикой.


Такая «гангстерская» модель работает только в условиях полного и централизованного контроля, отсутствия инициативы на местах, слабой востребованности профессиональных навыков – относительно коммуникативных. Это система плохо преемственна к изменениям и слабо управляема. Она эффективна при незначительности целей, отсутствии критики и ограниченности производства. Основной сюжет – вокруг Главы Семьи. И вся модель ограничена компетентностью тирана-лидера.

Модель эффективна за счет единоличного ответственного принятия решений, их трансляции и жесткого контроля. Но если модель и не эффективна, то положительный результат получится от позитивной инертности системы, а предпринимать что-то радикальное – может оказаться дороже.

Если основной инструмент любого процесса – люди, то нужно искать способы их лучше использовать. В гангстерской же модели покупают не мозги, а «преданное тело», и говоря «по чесноку», часто эффективность поддерживается, только если это «тело» вовремя обновлять…

Если какая-то область нашей жизни "изначально" заполнялась под сюжеты, которые соответствовали "социальным отбросам" – надо было «импортировать» и последователей Ламброзо с Мальтусом. Или мучиться до тех пор, пока их аналоги не появятся сами... С одной стороны - из криминальной седы, добравшейся до вершин новой экономики, с другой стороны - перевоспитанием и осознанием изнутри.

Социально ориентированная экономика - это попытка выйти за пределы устоявшихся представлений о нормальности. Выявление устаревших представлений о справедливости и нахождение новых опор.

Ведь социальные гарантии действуют только пока участники социума уверены в социальной справедливости. Если представления о социальной справедливости - нарушены, никакие социальные гарантии (в том числе, имущественные права и личная безопасность) уже не действуют.