В то время как СМИ типа глубоко презираемой мной "Комсомолки" или совсем уже пропагандистского "Взгляда" со свежими силами, сладострастно пуская слюни, пережевывают старую конспирологическую жвачку про Горбачева-тайного ГКЧПиста*, "Коммерсант" публикует весьма вдумчивый и тщательный аналитический материал о политических и экономических позициях ГКЧП и их оппозиции:

*Дело в данном случае не в том, есть ли тут хотя бы какие-то искры "огня", или один лишь вонючий "дым", а в том, что жвачке этой уже более 20 лет, почти столько же, сколько самому "августовскому путчу", и никаких новых принципиальных фактов и аргументов за это время у сторонников этой версии не прибавилось.

Tем не менее события августа 1991 года — это в значительной мере попытка ГКЧП сыграть на стыке экономических и политических полей. Политическая программа путчистов была проста и, в общем, незамысловата — это классический государственный переворот с поддержкой военных и силовым роспуском работающих в рамках действовавшего законодательства органов власти, не подчинившихся самопровозглашенной чрезвычайной власти.

О реальной экономической программе ГКЧП почти ничего не знаем, за исключением политико-экономических лозунгов, изложенных в нескольких заявлениях комитета. И эти лозунги, и контрлозунги команды президента РСФСР Бориса Ельцина, сейчас изрядно подзабытые, весьма интересны, тем более что ГКЧП ставил по крайней мере на экономический популизм, тогда как его оппоненты совершенно уверенно отказались от его обсуждения. Уже в первом абзаце обращения ГКЧП легко обнаруживается очень много что объясняющий в происходящем пассаж: «Инфляция власти, более страшная, чем всякая иная, разрушает наше государство, общество». Лето 1991 года — это первый за несколько последних десятилетий период существования советской экономики, в которой инфляция в экономическом смысле, рост индекса потребительских цен, впервые стала ощутимой. Мало того, именно летом 1991 года в опубликованной позже переписке Госбанка СССР с правительством констатировалось: то, что происходит в денежно-кредитной сфере, осенью—зимой 1991 года, то есть через три-четыре месяца, так или иначе приведет к стихийной либерализации цен, то есть к выходу инфляции из-под директивного контроля Госплана и Госкомцен СССР. Обращение ГКЧП интересно в первую очередь тем, что оно впервые в советской истории провозглашает прямую (хотя и символически обозначаемую) связь между потребительскими ценами и вопросами морали и дисциплины. Судя по всему, именно поэтому уже в ночь с 18 на 19 сентября Борис Ельцин в своем указе провозглашает создание ГКЧП попыткой именно «правого переворота», причем термин употребляется в кратком тексте указа дважды. Нельзя избавиться от странного ощущения: идентифицируя себя как противников правой реакции, команда Ельцина неизбежно должна была воспринимать себя умеренными левыми, социал-демократами, выступающими против правоконсервативных путчистов.

При этом, исходя из заявлений ГКЧП, невозможно не признавать, что с формальной точки зрения программа путча как минимум не предполагалась радикальным возвратом к советскому социализму брежневского образца. Так, ГКЧП оговаривает необходимость «многоукладного характера народного хозяйства» и даже обязуется «поддерживать и частное предпринимательство, предоставляя ему необходимые возможности для развития производства и сферы услуг». При этом, как в случае любого правого консерватизма, акцент в программных заявлениях ГКЧП делается на «трудовой дисциплине» и противодействии «дезорганизации производства». Кстати, в ответе Борис Ельцин выступает как совершенно уверенный союзник рабочего класса, призывая к бессрочной забастовке против ГКЧП. Классическая, если отказаться от предубеждений, картина: правые требуют от рабочего класса вернуться к станку, трактору и кульману, в ответ левые угрожают путчистам отказом работать на угнетателей. Правда, во главе правых твердокаменные социалисты, а во главе левых сторонник быстрого перехода к рыночному капитализму. При этом и правые левые, и левые правые апеллируют не только к народу как таковому, но и к трудовым коллективам. Это очень важный и сейчас практически забытый момент: именно трудовые коллективы, в 1989–1991 годах в ходе довольно хаотических изменений законодательств СССР и союзных республик неожиданно получившие и заметные права самоуправления, и некоторую власть, и ГКЧП, и командой Ельцина предполагались важным игроком на политическом поле. И в этом смысле никаких противоречий нет. Если ГКЧП, заявляя, что «идет наступление на права трудящихся, права на труд, образование, здравоохранение, жилье, отдых поставлены под вопрос», эти трудовые коллективы скорее побаивался и, в общем, не прочь был бы поставить под контроль, то Ельцин, напротив, видел в самоорганизации рабочих и служащих собственных союзников. Да, правые и левые. Поразительно, что обе стороны почти полностью обходили вопрос об основе на тот момент советской политической и экономической жизни — о советах (путчисты лишь с некоторым недовольством говорили о новоявленных «мэриях и префектурах», перехватывающих у советов местную власть), а в заявлениях ГКЧП не было ни единого слова о КПСС, Ленине, социализме, коммунизме и классовой борьбе. Образ путчистов-сталинистов сложился сильно позже — 19 августа 1991 года они выглядели в первую очередь как заявка на правый антидемократический режим с сильными элементами госкапитализма и популизма, а не возврат в блаженные времена Брежнева.

Ну и в качестве дополнения, интересный чисто с фактологической точки зрения материал о рождении советского протоинтернета и его роли в августовских событиях 91-го:
https://www.opendemocracy.net/od-russia/natalia-konradova/putch-usenet