Рааасказу наверно полгода точно есть... почему-то захотелось выложить...
1.
Вечер, кухня, сидя на табуретке, обхватив ноги руками и положив голову на колени, устало и бездумно глядя в телевизор. Звонит телефон. На определителе незнакомый номер. Снимаю трубку.
- Да?
- Ээээ, а это Марина?
Голос, мужской, красивый, немного с акцентом, каким-то странным, незнакомым акцентом. Где-то в дальнем уголке мозга включается беспокойство. «Что-то не так, что-то не правильно».
- Да, Марина.
- Астрова Марина?
- Да, это я. Простите, а с кем я говорю?
3 секунды тишины.
- Привет, птичка…
Как будто на голову упал кирпич. Пусто, ни одной мысли. Ощущаю, как начинают трястись руки.
Еще 3 секунды тишины.
- Ты меня не узнала?
Мой голос, но как будто не мой, со стороны, чужой, холодный, стальной и неестественно спокойный.
- Здравствуй, Никит.
В памяти возникают образы и картины. Как кино. Старое немое черно-белое забытое кино. Нет, не немое и не черно-белое. Хорошо забытое? На столько хорошо, что понадобилось все одно «Привет», чтоб показалось, что все было вчера.
- Я рад, что ты меня узнала.
- Это не взаимно.
- Кхм, я это, сейчас в Москве.
- Я поняла.
-Как?
- По номеру телефона.
- А, ну ты всегда девочкой сообразительной была.
«Что дальше. Разговор о погоде, кино и жизни? Нет, это точно не про него. Значит, следующая фраза предсказуема».
- Мы можем с тобой увидеться?
- Нет. – Строго, спокойно, немного резко, безапелляционно.
Где-то в том месте, где находится сердце, всколыхнулось слабенькое, забитое, немощное «Да», но когда-то очень хорошо натренированное «Нет» не дало ему и шанса на жизнь.
- Ты не объяснишь, почему?
- А разве это нужно объяснять?
- Отвечать на вопрос вопросом не вежливо.
- Не учи меня жить.
- Принцесса, я просто хочу на тебя посмотреть, просто поговорить. Что здесь такого? Я давно тебя не видел. Я просто соскучился.
И в этот момент все самообладание летит к черту. Вся напускная холодность испаряется. И память, стучащая все это время в висках, выплескивается наружу.
- Что? Соскучился? Скажи мне пожалуйста, а в какой момент ты это осознал? В какой момент за эти 4 года? Четыре года, ни сном, ни духом, ни словечка, ни привета, тишина. «Я соскучился»! Что проснулся, сутра и решил: «Ой, чего-то Марину давно не видел, дай-ка я ей позвоню»!
- Прости, я не хотел тебя обидеть.
Посильнее сжимаю кулаки, впиваюсь ногтями в ладони. Самообладание ко мне возвращается. Говорю как можно спокойнее.
- Ты забыл, я не умею обижаться. Ты в Москве по работе?
Нелепая попытка хоть не надолго перевести тему.
- Да. Так что на счет увидеться?
- А твоя жена знает?
- Вот как значит… Четыре года ни сном ни духом говоришь, а то, что я женат ты откуда-то знаешь?
- Я всегда, все знаю. Ты не ответил?
- Нет, моя жена не в курсе, что я тебе звоню, что хочу тебя увидеть. И не будет в курсе. Это не ее дело. Это касается только нас.
- Ты говоришь с акцентом. Забавно. Слушай, Никит, ведь если я не соглашусь, ты от меня не отстанешь?
«Да», которое рядом с сердцем начало трепетно колыхаться. «Нет» громко кричало в голове.
- Ты же меня знаешь. Я всегда добиваюсь поставленных целей.
- Жаль. Наши цели не совпадают. Хорошо. Завтра в 19 00 на Таганке у «Звездочки». Надеюсь еще помнишь, где это?
- Помню. В 19 00 я тебя там заберу. До-свидания. До завтра.
- Пока.
2. 19 00 Выхожу из метро. Кеды, джинсы, куртка. Это не свидание, какая разница, как я выгляжу? «Если он опоздает, больше 5 минут ждать не буду». Сначала вижу не его – цветы. Большой букет, розы.
- Форелевые?
Мой голос звучит немного удивленно.
- Ну, да. Лососевые.
Он усмехается.
- Ты помнишь? Я тронута.
- За эти четыре года я много забыл. Но твои любимые цветы помню. И Любимая туалетная вода «…», и еще, кажется, Ахматову ты любишь?
- Цветаеву.
- Что?
- Я люблю Цветаеву. Но все равно, это приятно.
Он улыбается.
- Поехали?
- Куда?
- Увидишь.
Он открывает заднюю дверь нового Infiniti FX. За рулем водитель. Никита садится вперед. Я наверно с точностью до знака препинания могу прочитать его мысли в этот момент, и я знаю, что он прав. Стекло, стена, время, непонимание, но самое главное прошлое…. Это все, этого всего слишком много, слишком сильно, слишком непонятно.
- Ничего так машинка.
- Ну, это по работе. Видишь, даже за руль сам не сажусь. Разучился ездить по Москве.
Я улыбаюсь.
- По работе. А дома что водишь.
Он оборачивается и смотрит на меня. Я вижу огоньки в его глазах. Почти такие же, как раньше. Азарт, сумасшествие, но почти. Другие, спокойнее, тише.
- Угадаешь? Дам подсказку, она само собой итальянская.
- Альфа Ромео, Феррари, Мазерати?
- Ты проницательна, как и раньше. Феррари.
Дальше мы едем молча. В зеркало заднего вида вижу его глаза. Он видит меня, но смотрит не на меня…. Я знаю, сейчас он где-то в прошлом. Где-то там, где он клал стрелку спидометра своей машины, а я очень боюсь быстрой езды. Там, в самом начале…. Там, где все просто.
3.
Над дверью вздрагивает колокольчик. Девушка в костюме провожает к столику в углу у окна. Как тут все знакомо. Нет, я никогда тут не была, так ни разу с момента открытия и не зашла. Но на альбомных листах, карандашами, на моделях и макетах на экране я видела все это. Видела два этажа, деревянную широкую лестницу, Большой балкон на втором этаже, где, так же как и на большой веранде, летом ставятся деревянные столики под большими парусиновыми зонтами. Видела эти стеклянные круглые столики, когда-то мной же и предложенные, с белыми пепельницами по центру и мягкие кожаные кресла за ними. И цветы, да, маленькие букетики живых цветов на каждом столе. Вот оно, одно из его поистине невероятных творений. Вот он, его дар, его талант. К нам подходит официант и приносит меню. Никита, не открывая его, заказывает зеленый чай, ягодную панакотту и чизкейк. Из двери рядом с барной стойкой, где кухня, выходит женщина лет тридцати. Узкая, прямая юбка до колен, блузка, улыбка. Она подходит к нам.
- Здравствуй братик.
Странно, за эти четыре года Лиля совсем не изменилась: все та же голливудская улыбка, тот же мягкий голос, ни одной морщинки, ни тени лет, возраста, переживаний. Она всегда выглядела моложе, чем есть на самом деле, и сейчас ей все так же 22. Несмотря на то, что уже больше 30.
- Привет, ну как? Хорошую я тебе гостью привел?
Лиля оборачивается на меня, секунд десять просто молча смотрит, затем расплывается в улыбке:
- Ну, наконец-то, моя самая долгожданная гостья решила таки меня посетить. И что же тебе мешало все это время меня навестить?
- Здравствуй Лилечка. Ну видишь, раз уж я согласилась увидеться с твоим братом, то ну ни как не могла отказать во встречи с тобой.
- Врушка, - смеется Никита.
- Ну ладно, - смущенно улыбаюсь, - на самом деле он мне даже не сказал, куда мы едим. Как же у тебя здесь потрясающе красиво и уютно.
Лиля усмехается:
- Ну, так это Никиткина заслуга. Он и, правда, гений, не к чему придраться.
Я внимательно смотрю на Лилю. Глаза действительно зеркало души. По ним всегда можно понять, что за человек перед тобой. Она – яркий тому пример. Редко встретишь такие открытые глаза, столько доброго света во взгляде. Лиля единственный человек, кто тогда знала все. Да и сейчас никто, кроме нее толком не скажет, что тогда случилось. А она знала сама, без меня, без Никиты, без ненужных слов, просто поняла, почувствовала. Только она ни разу ни в чем меня не упрекнула, а самое главное никогда ни в чем его не обвиняла. Из всех людей, с кем он меня знакомил, только она осталась в моей жизни до сих пор. Пусть редко, пусть только в смс и электронных письмах, но все эти четыре года рядом. И о том, что он женился, она рассказала, и о том, как у него дела, как успехи, работа – все я знала, только с ее слов.
Никита задумчиво произносит, глядя на меня:
- Нет, не моя, наша. Какой же гений, без музы.
- Ну что же ты тогда свою музу за все это время только первый раз сюда привел? – спрашивает Лиля.
Наступает тишина. Я почти шепотом произношу:
- Ты не первый раз в Москве?!
- Ну у меня дела, я побежала, - смущенно говорит Лиля и уходит.
Никита молчит. Я смотрю на него.
- У нас последние два года большой совместный проект. Я в Москве раз в пол года бываю.
- Четвертый, - тихо произношу я.
Я беру сумку, резко снимаю с вешалки куртку и, одеваясь на ходу, быстро ухожу из ресторана. Он догоняет меня уже на улице, явно думал, стоит или не стоит за мной идти. Хватает за плечо, чтоб остановить. Я резко отдергиваю руку. Он, поняв, что только что сделал, быстро и неразборчиво произносит:
- Прости, я не хотел.
Стоим молча. Я впереди, он за моей спиной. Он начинает говорить первым:
- Я честно каждый раз собирался, а главное очень хотел позвонить тебе.
- Так что же тебя останавливало?
Он осторожно разворачивает меня к себе.
- Ну, наверно то же, что мешало тебе зайти к Лиле. Мы.
Я скорее чувствую, чем понимаю, что по моим щекам текут слезы. Он приподнимает пальцем мой подбородок, так, чтоб видеть глаза. Проводит тыльной стороной ладони по щеке, стирая мокрые соленые дорожки. Тихо произносит:
- Если хочешь, я сейчас же отвезу тебя домой и больше никогда-никогда не появлюсь в твоей жизни. Я сделаю все, что ты хочешь, только не плачь, пожалуйста. Я и так слишком много натворил в твоей жизни, чтоб ты еще и сейчас из-за меня плакала.
Я смотрю ему в глаза, он осторожно притягивает меня к себе и обнимает. Уткнувшись носом в его плечо, я быстро успокаиваюсь. Как раньше, просто его руки, его дыхание, его запах и моих слез как небывало. Он шепчет мне на ухо
- Поехали ко мне?
Удивленно поднимаю на него глаза. Он смеется
- Эй-эй! Птичка, я, между прочим, женатый мужчина. Просто посидим, поговорим.
4.
Квартира, хотя скорее это называется словом апартаменты, где-то недалеко от метро Проспект мира. Его компания снимает для командировок. Виски, яблочный сок, лед. Дары Ирландии. Чокаемся, но без тоста, пьем быстро, к чему жеманство и церемонии, все свои.
Мой взгляд останавливается на его руке. Длинные аристократически-красивые пальцы крепко сжимают стакан. Квадратный, с толстыми стенками. На дне стакан кубики льда. И вот она память. Ей достаточно всего одной детали, чтоб собрать все осколки прошлого, чтоб неожиданно, как волной в шторм накрыть тебя всем потоком воспоминаний. Непроизвольно на пол шага отступаю назад. Он, нет, не замечает, а скорее ловит подсознательно это движение. Ставит стакан и резко берет меня за правую руку, подносит ее на свет к глазам. На тыльной стороне ладони два тонких шрама. Да, они всегда всех удивляют, в этом месте невозможно не поцарапаться, не порезаться случайно.
- Что ты почувствовала тогда?
- Ты спрашиваешь, что чувствует человек, когда в двух сантиметрах от его виска пролетает стакан?! - Слишком громко произнесенная фраза, словно молнией прорезает весь этот вечер. – Страх. Не знаю, в какой момент страшно, но страх я запомнила. Нет, не боль от парезов, ни звон стекла. Только страх и осколки, как в замедленной съемке, их много, так много.… А потом непонятная мысль, как в детстве, когда ребенок не понимает, за что его наказывают. Так и тут, просто «За что??». Что я сделала? Что сказала? Ведь он же, он… ты… да, ты секунду до этого сказал, что любишь… и.. и мне всего лишь действительно было пара домой….
Я чувствую подступающие слезы, они стоят комом в горле, пощипыванием в уголках глаз… и стуком в висках.
- Я не помню этот день, - произносит он, как-то потеряно. – Стакан помню, помню твои порезанные руки, остальное как в тумане. Хотя нет, страх помню. В твоих глазах, так отчетливо. Я тогда первый раз увидел, понял, что ты меня боишься.
Тишина.
- Ты тогда не ушла, - произносит он почти шепотом.
- Не смогла, тогда не смогла тебя оставить. Слишком сильно все было. Все и особенно это чувство, что ты не сможешь. Ты же тогда уже месяц ничего не рисовал, не придумывал. Так, водил карандашом по бумаге, а потом рвал листы. А я приходила к тебе сутра и собирала по квартире смятые бумаги, стаканы, пепельницу. Открывала окна, чтоб хоть чем-то можно было дышать. И вспоминала. Вспоминала наше сумасшедшее лето, когда мы познакомились. Красный флаг на пляже, медузы в море, текила, танцы нон стоп. Вспоминала первую встречу в Москве, как я заламывала пальцы от волнения. А потом этот дикий коктейль твоей жизни. Магазины, клубы, машины, друзья… И твои дома, здания, окна и фасады, карандаши, талант. Я вспоминала, а ты курил, курил много, как никогда, пил, и… и.… А я ведь теперь всего, что хоть как-то связано с наркотиками как огня боюсь. Меня от запаха травы в дрожь бросает. А это предложение уже было, работа, продолжение учебы, Италия. Это чертово предложение просто ждало твоего ответа. А ты совсем не рисовал. И я не ушла. А надо было, надо было тогда уйти, тогда, а не потом. Или потом остаться….
Он доливает в стакан, где почти растаял лед еще виски и отходит к окну.
- Если бы ушла тогда, меня бы не было сейчас. А если бы осталась – тебя. Просто в какой-то момент перегорела - бы, кончилась.
- Меня и так не осталось, - произношу я, ставя стакан на стол.
- А ты потеряешь все, как меня сейчас, - произносит он медленно, растягивая слова. – Я запомнил, именно это ты сказала, когда ушла. Так спокойно, просто, как будто тебе все равно. Просто сказала и ушла. И все…
- Странно жить с ощущением, как будто смотришь на себя со стороны. Ты заваливал письмами на меил, смсками, звонил. А я ведь отвечала на письма. Писала и удаляла, удаляла все что пишу. Смотрела на твой номер высвечивающий на определителе… И нет, нет, нельзя. А я задыхалась в этом нельзя! Ведь это так просто: снять трубку и сказать «Алло». И все, все как раньше. Ты, я, мы… но нельзя! Ты ведь всегда мне говорил про силу воли, про то, что надо следовать своему выбору, своим решениям. Я неплохо научилась твоим словам на практике. Но я жила этими неотвеченными письмами, звонками. Ведь если они есть, значит, ты есть, значит все еще хоть как-то, хоть что-то. Вся жизнь в режиме какого-то автопилота. А меня в ней нет. Я там, все еще с тобой. Но главное что я, и главное что живу. А потом меня не стало. Хотя нет, не так. Медленно, так тягуче, мучительно, я просто стиралась из жизни, как твои неудавшиеся эскизы ластиком с бумаги. Твое письмо, что ты уезжаешь. А потом тишина. Тишина сначала с привкусом ожидания, потом мучительная и убивающая в конце. Я как будто хваталась за жизнь, за эту мою жизнь. Хваталась ожиданием: вот-вот сейчас он позвонит, напишет. Он должен, он просто еще не устроился, еще не готов. Но нет, тихо. И от этого больно дышать. Я встретила твоего друга, Андрей кажется, случайно в магазине. Он посмотрел на меня, как на последнюю суку и таким ледяным голосом сказал, что я тебя предала, что я бросила тебя в самый сложный для тебя момент, и что такую редкостную тварь как я еще поискать надо. Я запомнила, я потом видела этот момент во сне, столько раз видела. И впиваясь зубами в угол одеяла, чтоб не завыть от боли, да именно боли, я твердила себе: «Нет, нет. Ты права, ты должна была уйти, чтоб он жил». Чушь, неправда ли? Подростковая глупая чушь. Хотя нет, чушь, это твои друзья, твоя жизнь, и все наши отношения. Бесконечно сменяющие руг друга в твоей постели девушки и это твое «Птичка, но люблю, то я только тебя», а я дура все время верила. Чушь это твои типодрузья, твоя типокрутая жизнь. Какая же я была идиотка…. Знаешь, это все было похоже на какую-то параноидальную шизофрению. День, неделя, месяц. Вроде бы живая, вот она я. Только внутри умерла. Я очнулась стоя на подоконнике у открытого окна. В воздухе так пахло весной. И в этот момент она прыгнула. Та, которая любила тебя больше жизни, так, которая верила людям. Верила так беззаветно. Которая не боялась открывать людям свои чувства, которая умела любить. Она прыгнула. А я осталась. Я, такая, как вся та жизнь, которую ты проживал. Циничная, лживая, эгоистичная. Та, которую ты мне описывал, со словами об идеале, к которому надо стремиться, чтоб «выжить в этом мире». Стерва, да-да та самая редкостная тварь, какой увидели меня твои друзья. Но только одно я запомнила на всю жизнь. Человеку можно простить все, все что угодно: ложь, измену, предательство. Потому что есть вещи страшнее всего этого. Например уйти от любимого, от человека который и есть вся твоя жизнь. Просто уйти самой, потому что нельзя остаться…. Это безумно страшно, это как смерть…
Слова вперемешку со слезами, то шепотом, то со всхлипами. Льются сами собой. Впервые за эти годы, вслух, все-все, что никогда никому не рассказывала, не говорила, все что так долго стирала из своей памяти, запирала в своем сердце. Я говорю все, но дыхания, нервов, слов перестает хватать. Он молчит. Но это не тишина, нет, гул. Воздух гудит.
Он молчит. Делает глоток из стакана и начинает говорить. Тихо, медленно, как будто подбирая слова:
- Один из моих лучших проектов это отель на Эгейском море. Заказчик, казах, привел меня на то место, где планировалась стройка. Обрыв над морем, внизу волны бьются о скалы, одна за другой и разлетаются миллионами брызг, а впереди море и только оно, синие-синие и ничего больше. Я с первых минут знал, как будет выглядеть проект. Когда я принес все разработки, наброски и чертежи заказчику, он рассматривал все очень долго и внимательно. Там номера «люкс» они ему особенно понравились. А потом сказал: «Ваша муза определенно женского пола. Должно быть, вы очень любите свою жену, раз она вдохновляет вас на такие шедевры». А я действительно очень люблю свою жену, я это наверно только тогда понял. Анна была на седьмом месяце, до этого момента я думал, что с ней я просто спасаюсь от своего сумасшествия. А потом как-то проснулся сутра, и понял, что люблю ее. У нас дочка, ей полтора года.
Он подходит к стулу, на котором висит его пиджак, достает от туда портмоне, извлекает из кармашка фотографию. Очаровательная девчушка, с зелеными-зелеными глазами.
- Что ты ответил заказчику?
- Что мою жену зовут Анна, и я ее очень люблю. Я жив, живу, а главное творю, только благодаря своей музе. Только зовут ее, как мою дочь, Мариной…. Наверно заказчик меня не понял…
Я закрываю глаза.
- В номере «люкс» большие панорамные окна с видом на море, и кровать, прямо напротив них. Что б просыпаясь, сутра сразу видеть эту бескрайнюю красоту. А стол стоит у стены, чтоб видеть окно только краем глаза, но точно знать, что море там, что оно есть.- Произношу я шепотом, не открывая глаз. Но точно знаю, что он улыбается…