За невозможностью увидеть остается только читать.


The Telegraph от 14.09.2010г.

Ужас — неотъемлемая часть удовольствия для Джона Симма, который берется за «величайшую из когда-либо написанных ролей», Гамлета, в театре «Шеффилд Крусибл».

Три гигантских черно-белых портрета: Дерека Джакоби, Кеннета Браны и Джозефа Файнса — висят на стене напротив нового шикарного бара в Шеффилд Крусибл. Величественная троица: Джакоби в роли Просперо, Брана — Ричарда III, Файнс — Эдварда II, и каждый запечатлен в момент глубочайших раздумий. Вот они какие, объекты обожания последнего десятилетия, соответствующие яркой репутации театра Крусибл — центра притяжения самых прекрасных постановок классической трагедии в Британии.

Невероятно, говорю я, когда Джон Симм усаживается на стул возле этой стены, как фотографу удалось поймать этот миг чистой концентрации. Симм выглядит невыразимо круто в черной кожаной куртке, белой футболке и синих джинсах, и хотя он покрыт потом и взволнован после прогона первого акта «Гамлета» — в котором у него совершится неминуемый и очень рискованный шекспировский дебют — он смотрит вверх и улыбается.

— Ага, — говорит он без малейшей заминки. — А возможно, они здесь просто позируют!

Не эта ли улыбка, не эта ли быстрая реакция, эта непринужденность — можно добавить сюда же и ланкаширское происхождение — и чувство юмора (он вырос недалеко от Бернли) объясняют, почему сорокалетний Симм так привлекает внимание, и почему ему может потребоваться определенная смелость, чтобы спрыгнуть с карьерного пути, определяемого главными ролями на телевидении, прямо в театральный огненный обруч.

Прежде всего, для Гамлета нужен актер, способный переключаться между противоположными настроениями: от глубокой меланхолии до высочайшего душевного подъема, от подавляемого отвращения до неистового безумия, шутовского поведения, которым скорбящий принц испытывает терпение и совесть эльсинорского двора. Снова и снова в потоке высококлассных телеэкранных ролей Симм проявлял себя невероятно подвижным созданием, часто, если не всегда, только подчеркивая чрезвычайную экспрессивность, и был способен сочетать серьезность и склонность к поиску истины, в то же время сохраняя толику хулиганства и мальчишеской непредсказуемости.

Кроме того, он умеет, как мы видели по его гипнотическому перевоплощению в Мастера из «Доктора Кто», по мучающемуся Раскольникову из «Преступления и наказания», и его маниакально-депрессивному Винсенту Ван Гогу, изобразить полнейшую картину психического расстройства.

— У меня большой опыт изображения психов, — шутит он. — Я отлично играю душевные страдания.

В «Жизни на Марсе», полицейском сериале, по которому актер больше всего известен, его герой, детектив Сэм Тайлер, порой просыпался в ужасе, обнаруживая себя по-прежнему застрявшим в суровом Манчестере семидесятых годов, очевидно, созданным его коматозным сознанием. Приходилось ли Симму, который мог бы с удовольствием провести эту осень со своей женой (актрисой Кейт Магоуэн) и двумя детьми на севере Лондона, в комфортном ожидании очередной звездной роли на телевидении, просыпаться в холодном поту, размышляя, во что он вообще ввязался?

— Думал ли я «Зачем я это делаю?» Господи, да! — говорит он, делая глоток Гиннесса. — Жуткое давление. Меня же могут разбить в пух и прах.

Когда он в последний раз подвизался на драматическом поприще в дьявольски запутанной пьесе для четырех актеров «Speaking in Tongues», прошедшей в Вест-Энде год назад, он так боялся в день премьеры, что подумывал, не изобразить ли ему сердечный приступ.

— Я так нервничал, что действительно в голову закрадывалась мысль: «Что если, правда, сыграть лучшую роль своей жизни и притвориться, что у меня сердечный приступ?» Пока я над этим раздумывал, зажегся зеленый свет, и пришлось идти на сцену. Мне ужасно страшно играть в театре. Не могу себе представить, каково мне будет.

Сейчас, говорит он, «это как находиться в лагере у подножия Эвереста и думать “Вот черт, приехали”».

Но ужас — неотъемлемая часть удовольствия. Как бы невероятно это не звучало, но именно всепоглощающая природа «Жизни на Марсе», беспощадная загруженность рабочего графика и толкнула его в заветные объятия театра.

— Я участвовал во всех сценах, и это меня разрывало. Я настолько вымотался, что дошел до того момента, когда все стало безразлично. Я не чувствовал никакого волнения. Я ничего не чувствовал, когда включался свет и режиссер говорил «Мотор!». Не было души. Я подумал, что не для этого я стал актером.

Когда он в 1992 году закончил театральную школу в Лондоне, он ожидал, что будет работать в классическом театре.

— Именно этому меня учили. Просто так уж получилось, что после окончания обучения у меня появился агент, который нашел мне роль в «Rumpole of the Bailey», а после я уже не оглядывался.

Имея в активе всего две театральные роли за последние четырнадцать лет, «Speaking in Tongues» и «Elling» — норвежскую комедийную постановку, в которой он сыграл чудака, страдающего агорафобией, недавно выпущенного из психушки — он никогда не думал, что ему удастся сыграть Гамлета.

— Приходит время, когда смотришь в зеркало и говоришь себе, совсем не без причины, что никогда не сыграешь Принца Датского. Я думал: «Вот и все — поздно». Когда Пол (Миллер, режиссер) начал обсуждать это со мной, это была не более, чем призрачная надежда. Легче сказать, чем сделать. Так что когда появился театр Крусибл со своим предложением, я чуть руки им не откусил. Было бы безумием отказываться.

В итоге он оказался в своего рода неофициальном соревновании с Рори Киннером, который в этом месяце играет Гамлета в Национальном Театре. Ему нравится симметрия:

— На юге свой Гамлет, а на севере — свой. Прекрасно.

Действие происходит в условиях России XIX века:

— Шпаги и шубы, никаких пистолетов. Или, — он передергивается, — камер наружного наблюдения. ( Это в адрес Теннанта укол? ))) - Mamselle)

Что касается его интерпретации — ну, она выплавится в процессе представления. Его приятель, сам имевший феноменальный успех в этой роли, Дэвид Теннант, прислал ему СМС с советом «получить удовольствие», тогда как Марк Райленс пожелал ему «просто следовать за разворачивающейся драмой, и позволить зрителям беспокоиться обо всем остальном».

— Прекрасный совет, — говорит Джон Симм. — Про Гамлета часто говорят, что не ты его играешь, а он играет тобой, — продолжает он. — Я не очень понимал, что это значит, пока не начал над ним работать. Нужно постараться не относиться к нему как к «персонажу». Трудность в том, что ты играешь величайшую из когда-либо написанных ролей, но в то же время нужно оставаться самим собой.

Он делает еще один глоток пива, в его глазах безумный огонек, он то ли улыбается, то ли морщится.

— По мне, так именно это делает ее такой пугающей и такой прекрасной.

Первоисточник http://www.telegraph.co.uk/culture/theatre/theatre...hn-Simm-on-playing-Hamlet.html

И еще одно из The Guardian

Его голливудская мечта пошла прахом, он не выиграл премию BAFTA, а Рассел Кроу украл его роль. Чувствует ли Джон Симм горечь? Ну, может быть, немного…

Почему Джон Симм так часто играет агрессивных гадов?

— Правда? — спрашивает он. — Агрессивных, это точно.

Вот, к примеру, задумчивый журналист Кэл МакКаффри в телевизионной драме «Игры власти», который чувствует себя противопоставленным всему миру, или оказавшийся не на своем месте детектив Сэм Тайлер в «Жизни на Марсе», заброшенный в cемидесятые, где его никто не понимает. Кроме того, есть мстительный Мастер из «Доктора Кто» — агрессивнее персонажа просто не найдешь. И вот теперь он играет несомненно агрессивного ублюдка — Гамлета.

— Страх, тревога, — говорит он, — их играть выгоднее всего… Возможно, дело в моем лице.

Насчет лица он прав — строгое, даже красивое, но не мирное, не успокаивающее. Оно слишком жесткое, чтобы радовать глаз.

Мы встретились в пабе в Хайгейте, на севере Лондона. Когда я туда добрался, Симм уже сидел в саду, держа в руках кружку пива. Он одет элегантно-повседневно: рубашка от Бена Шермана, темные очки Рэй-Бэн, бледно-голубой пиджак, джинсы — он легко вписывается в толпу. Симм только пару дней назад начал репетировать и признается, что ужасно напуган. Но именно этого он и хотел. Дело в том, говорит он, что он снялся в таком количестве телепроектов, что чувствовал себя слишком комфортно, и ему захотелось устроить себе встряску.

— Я просто умирал. Я словно потерял чувство ко всему — весь этот восторг, весь трепет куда-то пропал.

Кажется, он легко теряет интерес, говорю я. Он улыбается.

— Да. Не люблю слишком зацикливаться.

Его первая заметная роль была в драматическом сериале Джимми МакГоверна «Озера», но даже тогда он чуть не сбежал.

— Я не хотел сниматься в двух сезонах и, как оказалось, не зря, потому что спустя пять лет я поговорил с Джимми, и он извинился за второй сезон. Мне не нравится делать одно и то же слишком долго. Двух сезонов «Жизни на Марсе», думаю, было вполне достаточно. Я чувствовал, что дальше хода нет. У меня достаточно хорошо развито это чувство.

Кажется, что он кусает ногти, пока говорит. Нет, признается он, у него привычка еще хуже — он кусает пальцы.

Симму сорок лет, и он говорит, что если не сыграет Гамлета сейчас, то не сыграет уже никогда. Самое замечательное, заявляет он, что эта вещь открыта для множества различных интерпретаций, но — и в этом весь Симм — он уже готовится к критике.

— Люди говорят: «мы видели того и этого, мы не хотим еще одного, мы от них устали», а ты думаешь: «это же величайшая пьеса всех времен».

Пора взять еще пива. Горького, разумеется.

Это его первое профессиональное участие в шекспировской постановке, и он понимает, что обречен на сравнение. Наряду с Оливье и Браной, безумного принца изображал и его заклятый враг из «Доктора Кто» Дэвид Теннант. После Гамлета он снимется в новом проекте Пола Эббота вместе с Питом Постлтвейтом. Он бросит там пить, говорю я — Постлтвейт готов пропустить кружечку или десять Гиннесса.

— Я подготовлюсь для пьянок с Питом. Я либо превращусь в полного придурка, либо просто испытаю облегчение, когда все закончится.

Симм родился в 1970-м году, поэтому легко разделить его жизнь по десятилетиям. Его детство было бедным, но счастливым, говорит он. Он вырос в Нельсоне, городке неподалеку от Бернли, известном в недавние времена, как пристанище британских националистов.

— Там постоянно сталкиваешься с расизмом, а я этого не выношу, даже если это кто-то из родственников или друзей родственников. Это ужасно, это шокирует.

Его родители развелись, когда ему было тринадцать лет, опять сошлись пять лет спустя и снова поженились. В этот промежуток времени он жил с матерью и выступал с отцом. Его отец был музыкантом — сам Симм талантливый гитарист — и они вместе играли в местных клубах, исполняя старые песни Everly Brothers, the Beatles и the Shadows. Даже в юном возрасте он разбирался во всяких сложных терминах, вроде тремоло.

— Мой отец называл это «дрочить рукой». «Дрочи рукой», — говорил он, а я ему: «Не говори так, это называется тремоло. Скажи «сыграй тремоло».

Кажется, его смутило это воспоминание.

— Но это были замечательные времена, — говорит он. — Мы были настоящими друзьями, и это прекрасно.

Он покинул школу в возрасте шестнадцати лет и отправился в Блэкпул, где поступил в театральную школу. После Нельсона Блэкпул казался центром вселенной — полным молодых людей с энергией и амбициями. В прошлом он признавался, что это были времена разгула и разврата. Я напоминаю ему об этом, и он опять смущается. Он уже не так крут, как был когда-то.

— Я такое говорил? Ну, не такой уж и разврат это был. Думаю, я потерял свою девственность!

В Блэкпуле он понял, что хочет сконцентрироваться только на актерской игре и получил место в театральной школе в Лондоне.

А его двадцать лет? Он говорит, что это фантастика. У него регулярно появлялась работа и шла постоянная клубная жизнь. Пил ли он и принимал ли наркотики в девяностые годы?

— Не пил. Нет, иногда пил.

А какие наркотики он предпочитал? Симм задумчиво делает глоток пива.

— Тут мне нужно быть осторожнее, а то я могу потерять нашу семейную страховку! Я многое перепробовал, но ничего не колол. К счастью, я боюсь уколов.

Сильно увлекался?

— Я просто баловался. Много курил. Отлично проводил время. Имел кучу друзей. Молодым быть здорово, все эти либеральные штуки, эти призрачные рассветы. Оазис и все такое. Та ночь, когда они выступали, просто невероятна. Можно даже вспомнить ту дерьмовую песню ди-джея Д-Рима.

К тому времени у Симма появилась собственная группа, Magic Alex. Они выпустили альбом Dated & Sexist, и выступали на разогреве группы Echo & the Bunnymen в их турне.

— Однажды я сходил на Олд Траффорд и Юнайтед выиграли, а потом вечером мы выступали в Манчестер Аполло — это был один из лучших дней моей жизни.

У него был шанс на подписание контракта, но к тому моменту уже занимался актерской карьерой.

— Я снялся в «Методе Крекера» и «Озерах», а теперь пришлось бы собраться и отправиться колесить по стране в маленьком белом фургончике, играя по туалетам. Я подумал: «Да ну на фиг, если я брошу все сейчас, то я — идиот, потому что именно этим я и хочу заниматься. Я учился в театральной школе, готовился. Если я плюну на это ради группы, это будет глупо».

У Симма имелся карьерный план. К двадцати шести годам он собирался стать знаменитой кинозвездой, штурмом завоевав весь мир. Дела пошли немного не так — но могло и получиться. После «Игр власти» американские продюсеры пригласили его в Лос-Анджелес, чтобы обсудить римейк этого сериала в крупнобюджетный голливудский фильм. Они сказали ему, что он сыграл потрясающе. Так что Симм, уже к тому времени женатый на актрисе Кейт Магоуэн, позвонил с новостями.

— Я позвонил Кейт и сказал «Кажется, я завоевал Америку, переезжаем сюда», — он усмехается. — Мы так и сделали. И провели там пару месяцев, пока я отстаивал очереди по 400 человек, думая: «я должен проходить прослушивание на эту роль вместе четырьмя сотнями человек». Нельзя же так. Они заставляют тебя почувствовать себя на миллион долларов, а потом ты понимаешь, что так они говорят всем. Очень важные люди заявляют: «Ой, я ваш фанат. Обожаю “Игры власти” — мы собираемся переснять их с Брэдом Питтом в вашей роли. Как вам это нравится — Брэд Питт в вашей роли?» А я им: «Ну, хорошо, а от меня-то вы чего хотите? Станцевать вам джигу? Прекрасно». В итоге фильм сняли с Расселом Кроу.

— Они пересняли все, что я делал, поэтому они знают, кто я. Они и «Жизнь на Марсе» пересняли, так что они видели мои работы, а я не собираюсь тут вымаливать роли. Агрессивно? Немного.

И еще есть премия BAFTA. Или скорее ее отсутствие.

— Прозвучит грубо, но иногда я чувствую себя недооцененным. Я сыграл главную роль в «Играх власти», и на премию номинировали двух актеров, но не меня. Дэвид [Моррисси] и Билл [Найи], оба сыграли блестяще и их номинировали, а меня… Это возмутительно.

Возможно, он не приобрел такую известность, потому что не любит выставлять себя напоказ?

— Возможно. Возможно, все потому, что я не играю напоказ, — говорит он, будто бы самому себе.

Симм также известен своей раздражительностью — особенно когда дело доходит до фанатов и частной жизни. Пора выпить еще пива. Он рассказывает мне, что не знает, узнают ли его, потому что он всегда ходит, опустив голову, надев очки и кепку. Но во время участия в спектакле Speaking In Tongues с Йеном Хартом ему перепало за оскорбление поклонницы. В перерыве Симм позвонил своей больной матери, а когда кто-то из зрителей спросил, где он, Харт ответил, что тот прилег отдохнуть.

— И эта женщина написала мне, что она приехала из Шеффилда. «Мы вас ждали, а ваш коллега вышел и сказал, что вы легли вздремнуть. Вздремнуть! У меня муж — фермер. Он работает по 50 часов в день и не ложится вздремнуть. Мы простояли под дождем, кем вы, черт побери, себя возомнили?» Это было просто невероятно. А мне как раз сообщили плохие новости о маме, у которой нашли рак, и я так разозлился, что подумал: «вы меня не знаете, вы не имеете представления о моей жизни». А они считают, что в порядке вещей присылать мне такие письма ненависти или ходить по форумам и обливать меня грязью.

— Некоторые считают, что имеют на это право, поскольку вы публичная фигура и они платят деньги за то, чтобы на вас посмотреть, — говорю я (Simon Hattenstone).

— Да, но это не входит в мои обязанности, — отвечает Симм. — Выходить и встречаться со зрителями, ведь так? Это не значит, что я должен приглашать их в свою гримерку и ужинать вместе с ними, правда? То есть, я выполнил свою работу, а потом могу идти домой, разве нет? Я очень, очень разозлился. Написал письмо. А потом одна из моих коллег-актрис, Люси Коху, сказала: «Это ужасно, где письмо? Ты не возражаешь?» — и она взяла его и разорвала напополам. И она была права.

Но при всей его раздражительности, все-таки выигрывает его энтузиазмом — к работе, к музыке, к друзьям, к семье. Он был счастлив в детстве, наслаждался клубными годами, но теперь он счастлив как никогда.

— Какое-то время в начале нулевых, я сожалел о прошедших девяностых, а потом понял, что нулевые подходят к концу и они гораздо лучше девяностых. Я женился, у меня двое детей. Я предпочитаю более зрелый возраст.

Он не считает, что изменился?

— Ну, — говорит он, — Кейт заявляет, что теперь у меня нет амбиций. Я часто вижу, как мимо меня пролетают люди, например, Джеймс МакЭвой. В «Играх власти» он сыграл свою первую роль и сыграл прекрасно. Бах! Суперзвезда!!! Сейчас это же происходит с Бенедиктом Камбербетчем. Они внезапно становятся знаменитыми, работают со Спилбергом, а ты думаешь — «как, блин, это случилось?» Кейт говорит — «ты не играешь по правилам», потому что я не хожу на вечеринки, премьеры и прочее дерьмо, поскольку не умею ради получения работы притворяться, что мне смешны шутки продюсеров.

Она осуждает или гордится? Он не уверен.

— Я то ли придурок, то ли слишком амбициозен. Были времена, когда мне хотелось стать Брэдом Питтом. Я бы с удовольствием снялся в «Звездных войнах», но попал в «В отрыве», а не в «На игле». Вот так жизнь и прошла.

Так или иначе, говорит он, он с детства знает, каково не иметь ничего, а сейчас у него все в порядке. И если роль ему не нравится, даже если работа близко от дома, ему она не интересна.

— Я отклонил огромные гонорары.

Какой самый большой?

— Ну, я не могу назвать имена, потому что это не честно по отношению к другим людям… не голливудские фильмы, а, скорее, третьи сезоны успешных сериалов. Я не могу заниматься дерьмом за деньги. Продаваться за деньги — это же определение проституции. Хе-хе!

Фильмы, которые его интересуют, это, как правило, малобюджетные и сложные проекты — после участия в «Стране чудес» и «Круглосуточных тусовщиках» с Майклом Уинтерботтомом, он вновь работает у него в фильме про заключенного, который снимается в режиме реального времени на протяжении пяти лет.

Представь, если бы ты уехал в Штаты и стал Юэном МакГрегором, говорю я. Он морщится.

— Это было бы невыносимо… но, по крайней мере, у меня бы было достаточно денег, чтобы вырыть ров вокруг моего замка.


http://www.telegraph.co.uk/culture/theatre/theatre-reviews/8020074/Hamlet-Crucible-theatre-Sheffield-review.html - а вот Это надо попробовать перевести на досуге. Так, глядишь, и инглиш выучу.))