Мгновение, и мой мозг охватывается пламенем. Секунда, и расплавленный свинец течёт в жилах. Миг, и сердце пылает в груди, не позволяя шевельнуться. Твои тёмные глаза, наполненные желанием, притягивают. Твоё горячее дыхание опьяняет. Твои поцелуи лишают воли. Я жадно прикусываю твою нижнюю губу, и слышу крик. Твой крик наслаждения и боли. Сладкой боли, которая пронзает тебя в этот миг. На губах немедленно проступают капли крови, и я спешу слизать их. – Стон. – Это был ты или я? Впрочем, неважно, ведь сейчас я всё равно не могу ни о чём думать. Ты вновь вторгаешься в мой рот, и наши языки встречаются. Одна рука поднимается по моей спине, запутывается в волосах и притягивает для ещё более глубокого поцелуя. Я отвечаю, обвивая твоё тело руками. Чёрная шёлковая простынь легко соскальзывает, как нечто совершенно не нужное, оставляя нас совершенно обнажёнными. Я чувствую твоё горячее тело, твою напряжённую плоть у своего бедра, каждой клеточкой кожи, соприкасающейся в этот момент с тобой так сильно. Ты перекатываешься на живот, и я оказываюсь под тобой, подмятым снизу. Ты усмехаешься и целуешь меня в подбородок, одновременно проводя своими чувственными пальцами по моим рукам. Соединяешь на миг наши ладони и вновь ведёшь вверх, лаская шею. Прокладываешь дорожку поцелуев от подбородка к ключицам, особенно внимательно изучая эти места своим языком. Я могу только извиваться и стонать от каждого прикосновения, зарывая пальцы в твои мягкие волосы и судорожно сжимая их при каждой новой ласке, наверняка, вновь причиняя тебе боль. – Грррррр, – ты впиваешься в меня зубами, как будто подтверждая догадку. – О, Боже! – только и могу выдохнуть я, когда твой язык медленно и невероятно возбуждающе исследует все изгибы моего уха, словно извиняясь за причинённое неудобство. Твои нежные губы, словно лепестки роз, невесомо касаются моего разгорячённого тела. Твои руки осторожно массируют все мои самые уязвимые точки, принося неземное наслаждение. Я вытаскиваю пальцы из шевелюры и обхватываю ладонями твоё лицо, притягивая к своим губам для нового поцелуя. Ты особенно и не возражаешь. Теперь я делаю небольшое усилие и оказываюсь сверху на тебе, не отнимая своего рта от твоего и не прекращая пламенного танца языков. От сладких губ оторваться тяжело, но мне хочется непременно попробовать твой розовый сосок. Я отстраняюсь, чтобы нежно потереться своей щекой о твою, а потом уверенно сползаю вниз, и мой рот смыкается на твоей груди. Ты стонешь и выгибаешься дугой мне навстречу. Я снова и снова обвожу твёрдый комочек соска своим языком, и теперь ты вцепляешься мне в волосы, грозя вырвать их с корнем. Я смеюсь и немного приподнимаю голову, чтобы видеть выражение твоего лица. Запекшимися от желания губами, ты с трудом выговариваешь: – Гарри!.. Только не останавливайся!.. – и в твоём голосе слышится мольба. Вольдеморт не умел просить, но ты молишь… Тёмный Лорд не умел любить, но ты сгораешь от страсти… Я вновь возвращаюсь к своему делу, теперь играя со вторым соском, чувствуя, что твоя восставшая эрекция давно вдавливается в мой живот, но спешить не хочу. Вместо того чтобы сомкнуть губы на твоей длине, я прочерчиваю влажную дорожку языком по твоему животу, по плавной спирали медленно приближаясь к пупку. Ещё один хриплый стон вырывается из твоего горла, и бёдра подаются вверх, приглашая, но я делаю вид, что не замечаю этого, продолжая кружить в нескольких сантиметрах выше. Мои руки гладят твои плечи, сжимают локти, массируют соски, а губы продолжают также неторопливо целовать живот. – Гарри! – твои пальцы скребут по моей спине, оставляя кровавые следы от ногтей. – Гарри!!! – ты мёртвой хваткой вцепляешься в волосы, направляя мою голову вниз. – Нет, Том, – отрицательно качаю я головой, с улыбкой смотря на тебя. – Ты хочешь, чтобы я?.. – Нет, Том, – продолжаю улыбаться, слыша в твоём голосе чуть ли не слёзы. – Чудовище!.. – искренне выдыхаешь ты, закатывая глаза, и тянешься рукой к своему члену. – Я думал, это только твоя прерогатива! – настойчиво отвожу твои руки в стороны, заламывая их за головой. – Маленький гриффиндорский садист!! – кричишь ты мне в лицо, а я только ухмыляюсь. – Да, Вольдеморт, кажется, не только забрал у меня часть подаренной любви, но и отдал взамен сам некоторые свои чувства! Я вижу, чувствую, как болезненно ты напряжён, как тебе необходима разрядка. Но я жду. Поверь, это только усилит эффект… – ПОТТЕР! Или сделай что-нибудь, или слезь с меня!! - призываешь ты на помощь всех известных святых магловского и волшебного мира, пытаясь вырваться из моих тисков, но у тебя ничего не получается. Я держу крепко. А святые, кажется, помогают в этот момент другим… – Ещё одну секунду, любовь моя… – нежно говорю я, наклоняясь к твоим губам почти для целомудренного поцелуя. Звериный рык вырывается из самых глубин твоего существа, и ты впиваешься в моё лицо - единственное до чего я позволяю тебе дотронуться – своими ищущими губами, искусанными мной и тобой до крови. – Из тебя бы получился неплохой дементор, – усмехаюсь я, чувствуя, с какой силой ты втягиваешь в себя воздух, вместе с моей прикушенной кожей. – ПОТТЕЕЕЕР!!! – в исступлении кричишь ты, и я понимаю, что больше тянуть нельзя. Немного ослабляю хватку, и ты вырываешься, в полной уверенности, что сделал это без посторонней помощи. – Ну, теперь-то я заставлю тебя пожалеть о содеянном!! – вполне серьёзно рычишь ты, садясь на мои бёдра верхом и с силой, почти с ожесточением вдавливая меня в матрас. Видя, как поблёскивают в полумраке твои глаза, слыша твой угрожающий голос, я вдруг опять вспоминаю Вольдеморта. – В данный момент ты вновь похож на него. – Кажется, Он никогда не отпустит нас с тобой окончательно. Но мне это даже нравиться – часть Лорда сохранилась и во мне самом. Поэтому я смог так долго продержаться, не уступив твоим просьбам, хотя сам безумно желал и желаю того же, что и ты. – Это единственное, на что я надеюсь! – успеваю произнести, прежде чем ты затыкаешь мне рот глубоким поцелуем. А потом неожиданно прерываешь его и слезаешь с меня. – Куда–а–а–а–а–а??! – я хнычу, не в силах справиться с собой. Но ты всего лишь садишься рядом, чтобы одним движением резко перевернуть меня на живот и вновь занять место на мне сверху. – О, да–а–а–а–а–а… – со стоном облегчения выдыхаю я, чувствуя, как твои пальцы жёстко разминают мою спину. – Тебе это нравится, Поттер?.. – наклоняешься ты к самому моему уху, небрежно прикасаясь губами к волосам. Спускаешься вниз, исследуя линию моих позвонков… Вдруг резко прекращаешь все ласки, и только я хочу вновь протестующе застонать, как ты резко распахиваешь мои бёдра и уверенно входишь. Звуки застревают в моём горле, но ты делаешь сильное движение вперёд, и отчаянный крик, от которого разрываются барабанные перепонки, вырывается из моей груди. – ДАААААААААА!!! БЕЗ СМАЗКИ, абсолютно без какой-либо смазки, что только усиливает остроту ощущений, ты с силой начинаешь двигаться во мне, проникая в самые недра. Неожиданный взрыв удовольствия… С каждым новым ударом… Всё глубже и глубже… Мои руки комкают простынь, автоматически сжимаясь при каждом твоём выпаде. Горячая ткань шёлка течёт сквозь пальцы. Я задыхаюсь от стонов и крика. – Гарри… – твой бархатный голос обволакивает меня, повергая в безумие. – Гарри… – твои умелые руки начинают ласкать меня, доводя до исступления. Чёрт, неужели, ещё было время, когда я думал, что самая прекрасная в жизни вещь - это полёт на метле?!?! – Твои руки оказываются везде, я ищу твои губы, кожу, растворяюсь в поцелуях, которыми ты покрываешь меня, подаюсь назад и насаживаюсь на тебя до предела возможного. Я теряю последние остатки рассудка, окончательно расплавляясь от этой божественно пытки. – Это в тысячу раз лучше, чем полет. – Дьявол, это и есть полёт! - кричу в пустоту, но даже и в пустоте мне не скрыться от тебя. – Гарри… – с хрипом произносишь ты, но мне уже не хватает сил, чтобы ответить. Только ритм… Лишь всё возрастающий темп наших движений… Ты дышишь с трудом. Короткими рваными вдохами у меня за спиной… Обжигая своими лёгкими прикосновениями мою шею… Еще одно движение, еще одно касание по чувствительной точке, где-то глубоко внутри… И не прикасаясь к тебе, я знаю, что твоё тело покрывается горячей испариной… Так же как и моё. И не видя меня, ты знаешь, что моё лицо пылает… Так же как и твоё. Последние судорожные движения, и я срываюсь в бездну в огненном вихре… Последний выпад, и я увлекаю тебя за собой… И почти сразу же приходит спокойствие и умиротворение. Счастье. Абсолютное счастье… От полноты эмоций и испытанного только что оргазма я чувствую сонливость. Хочется устроиться поудобнее на твоей груди и подремать так немного, давая отдых разгорячённому телу. Ты аккуратно выскальзываешь из меня и устало доползаешь до подушки, попутно успевая чмокнуть в нос. – Спокойной ночи, Гарри… – говоришь ты, уже сквозь сон. – Угуммм, Том… – также вяло отвечаю я. Не открывая отяжелевших век, притягиваю тебя к себе, и уже не чувствую, как ты обнимаешь меня в ответ, окончательно засыпая… Глава 2. Crying together… …Я резко проснулся и сел на постели, выпрямляясь. Сон?! Кажется, мне приснился какой-то кошмар?! Кошмар по имени Вольдеморт?! И только тогда догадавшись осмотреть спальню, я с облегчением выдохнул и откинулся на подушки. Уффф, всё-таки я дома, а то была просто ночная галлюцинация!.. …Большая двуспальная кровать из чёрного дерева на четырёх столбиках, увитых искусно вырезанными змеями, под тёмно-изумрудным балдахином. Шёлковые простыни и подушки. Огромная комната, погружённая в привычный полумрак – какое бы время суток не было, плотно задёрнутые бархатные шторы, того же глубокого травянистого оттенка, создавали иллюзию мрака. Драгоценности, будто бы рассыпанные в беспорядке. Не разожжённый камин у дальней стены. Пара кресел из редких пород деревьев, несколько высоких зеркал на противоположных сторонах стен, до бесконечности отражающие друг друга и бархатные драпировки, обволакивающие всё свободное пространство от пола до потолка. Дав волю воображению можно долго гадать, что скрывается за тёмно-изумрудным пологом, гобеленами, сумраком, густыми тенями в углах… Некоторое время я просто полулежу, глядя в никуда и размышляя о приснившемся кошмаре. …Тебя, конечно же, рядом нет. Я снова один… Один в пустоте… Ты, как всегда, уже ушел, оставив меня в одиночестве. Ушёл, даже не разбудив. Я вздыхаю и встаю с кровати. Ноги приятно утопают в мягком ковре, когда я двигаюсь к выходу, попутно набрасывая на плечи чёрную мантию. Роскошная ткань тяжёлыми складками ниспадает вниз и полностью скрывает мою обнажённую фигуру. Двери послушно распахиваются передо мной, и я тихо выскальзываю в коридор. Два огромных белых пса, охраняющих наши покои, настороженно поворачивают головы в мою сторону. Фобос и Деймос – Страх и Ужас. Именно эти чувства они и вселяют каждому, кто только видит их. Именно этих чувств твари никогда не испытывают сами – ничего, кроме ненависти ко всем, исключая только нас с тобой, Том. Адские создания, не ведающие ни сна, ни покоя, ни отдыха. Приглушённый утробный рык вырывается из их оскаленных пастей, и нехотя псы расступаются передо мной, давая дорогу. Я прохожу мимо, и твари вновь ложатся поперёк входа, закрывая путь всякому, кто попытается войти в нашу спальню без приказа или приглашения. Хотя мы с тобой не привыкли приглашать. Только приказывать. Хотя нам с тобой никто другой не нужен, кроме нас самих… Я медленно иду по пустынному коридору, слабо освещённому колеблющимся пламенем факелов, и прикидываю в уме, где ты можешь сейчас быть. Конечно, проще было бы спросить об этом одного из Упивающихся, привычно стоящих в дозоре около разнообразных дверей, на галереях, в коридорах. Но я не люблю этих стражей – безликих, бесстрастных, безжалостных. Облачённых в одинаковые чёрные мантии, просторные и бесформенные, полностью скрывающие личность владельца. Не то чтобы кто-то мог проникнуть в наш с тобой Замок без спроса, и в этих стражах есть острая необходимость. Нет. Ты прекрасно знаешь, что волшебный мир слишком сломлен, слишком подавлен и твоими сокрушающими действиями и моим присоединением к тебе. Все слишком давно утратили веру, чтобы сейчас попытаться восстать, организовать серьёзное сопротивление. Просто безликая стража – это ещё один способ подчинить разум волшебников себе, продемонстрировать им свою мощь, запугать редких представителей Министерства, пытающихся договориться с тобой о жалких условиях заключения мира. Мир? Это, наверное, как раз и есть то, что ты хочешь, дал ты им понять. И выставил напоказ несколько полуразложившихся трупов волшебников – распятых на кресте… посаженых на кол… съеденных заживо микроскопическими тварями… заживо выпотрошенных тобой лично… обезображенных чудовищными трансформациями… Список можно продолжать вечно. …Неподвижные фигуры с надвинутыми на лица капюшонами, на несколько секунд оживают, почтительно склоняясь при моём приближении в лёгком поклоне. Но я уже привык не замечать их, размышляя о своём. Прохожу, даже не повернув в их сторону головы, и стражи выпрямляются, вновь превращаясь в безмолвные статуи. Я решаю поискать тебя в подземельях – ты особенно любишь это место заключения своих… нет, наших врагов… Неподвижный воздух обжигает меня холодом, когда я приближаюсь к спуску в подземелье. Крутая высокая лестница уверенно ведёт меня вниз, а я с каким-то необычным волнением вдыхаю ледяной воздух, с каждым мои шагом всё более наполняемый привкусом крови, разложившейся плоти и тлена. Чугунные кованые ворота и четыре ПСа преграждают мой путь. Но стоит им только увидеть меня, как чёрные фигуры в балахонах тут же расступаются, поспешно снимая охранные заклинания с ворот. Я уверенно прохожу дальше, слыша, как за моей спиной с лязгом вновь смыкаются металлические створки. Здесь воздух ещё более насыщен разнообразными запахами, но теперь ко всему прочему прибавляется просто физическое ощущение боли и страха. Мне даже кажется, что я слышу предсмертные вопли пытаемых жертв, но это, конечно же, не так. Во-первых, до этих казематов ещё далеко. А во-вторых, и главных, не только на каждую из камер наложено несколько звукопоглащающих заклинаний, но и каждый уровень защиты этого необъятного подземелья–тюрьмы снабжён дополнительной системой изоляции звуков. Пытка тишиной и безмолвием, – наверное, одна из самых страшных пыток для человека. Сводящая с ума гораздо быстрее, чем вечные крики и душераздирающие стоны в Азкабане. Потому что мага оставляют одного наедине с самим собой в абсолютной (!!!) тишине, поглощающей даже звуки собственного дыхания, биения сердца! Серые стены, убогая лежанка в углу и маленькая прорезь в двери, куда стражи изредка просовывают миску с похлёбкой. И всё! Стражи такие же безмолвные, такие же беспристрастные, как и во всём нашем замке. Не показывающие заключённым своего лица, не дарящие не единого взгляда сочувствия, ни единого шёпота ненависти, здесь боле необходимые узникам, чем все блага мира, утрачивающие ценность в этом каменном вакууме. Даже дементоры не нужны для охраны. Да и вообще какие бы то ни было стражи. Человек сам уничтожает себя гораздо быстрее, даже без посторонней помощи, лишь находясь здесь в заключении пару месяцев. Перед моим взором вновь возникает чугунная решётка и несколько дементоров по бокам от входа. Этих созданий не так просто устрашить, как тщедушных Упивающихся, но мы с тобой умеем подчинять даже их. Я делаю повелительный знак, но дементоры не спешат исполнять моё приказание. Какое-то время они просто стоят, словно изучая меня. Я слышу их дыхание, с хрипящими звуками вырывающимися из горла, вижу густые тени от надвинутых капюшонов, но не ощущаю ни страха, ни даже просто дискомфорта. – Дементоры не смеют вытягивать из меня эмоции, представляя, что с ними произойдёт, если они лишь попытаются сделать это. Ведь перед ними совсем не тринадцатилетний подросток, только обучающийся вызывать Патронуса, которого они посмели едва не поцеловать. А взрослый могущественный маг, знающий множество заклятий для них пострашнее этого. Стражи знают это. А мой уверенный немигающий взгляд, направленный прямо на них, лишь только подтверждает их опасения. Если они вообще умеют чувствовать хоть что-то, кроме вечного голода, жажды эмоций. И поэтому медленно, но всё же почтительно открывают передо мной дверь и ждут, пока я пройду. – Так-то, – надменно говорю я, заламывая одну бровь, и величественно удаляюсь. Кажется, эту привычку я перенял у тебя. Так же как и властное обращение с подданными. Рабами. Они должны всегда помнить, что являются только нашими с тобой рабами. Игрушками… Ты убедил меня в этом. И я смог понять Малфоев. Особенно Драко, который всю жизнь ходил по Хогвартсу с высоко задранной головой, говоря со всеми лишь "сверху вниз". Он имел на это право – имел право показывать всем, что они, мы никто по сравнению с ним. Просто нам не хотелось верить в то, что мы хуже, что мы ниже волшебников, вроде Малфоев. Никому из нас не было ведомо чувство неограниченной власти, добиться которой можно либо деньгами, либо подчиняющим страхом. Поэтому мы презирали слизеринцев, у которых, по большей части, это было. Для Драко, я думаю, самым тяжёлым было то, что тот, кто всегда считался его самым злейшим его врагом, в результате стал его Повелителем. Тот, кого он вынужден не просто обожать, но боготворить. Я дал почувствовать ему, что выше нас всегда кто-то есть, с ещё более неограниченными желаниями и возможностями, способный сломить и подчинить даже сильнейшего. Способный растоптать и уничтожить, обратив в ничто, даже наимощнейшего. Лишь всесильных нет. Нет, кроме нас с тобой, Том. Ведь выше меня стоишь ты. А выше тебя… только я. …Подземелье встретило меня могильным холодом, после того, как я миновал ещё нескольких дверей, охраняемых деметорами и ПСами. Я делаю несколько глубоких вдохов, вбирая застывший воздух в свои лёгкие. О, да! Это упоительно! – Вкус и запах крови, кажется, оседает здесь на всём мельчайшими капельками. Страх, безумие, отчаяние, боль – буквально сочатся из стен. А я, как безумец, впитываю в себя эти потрясающие чувства, не в силах насытится, словно дементор. Наконец, вспоминаю, зачем я здесь и легко взмахиваю рукой. Стены, скрывающие за собой узников, становятся невидимыми для меня и, неторопливо проходя мимо, я вижу всё, что делается внутри. В то время как для заключённых стены по-прежнему на месте. Кто-то из пленников с блуждающим взглядом и заломанными руками мечется по камере, долбясь в стены, захлёбываясь в истерике, беззвучно зовя на помощь, ища спасения. Но самое страшное, не слыша ни звука в ответ. Другие расслабленной бесформенной кучей сидят или лежат, неловко прислонившись к стене, не в силах подняться, – некоторые из них медленно умирают от потери крови или истощения. Третьи, как зомби или роботы просто ходят по кругу, безумными глазами смотря в пол. Четвёртые лежат, изучая потолок, и мечтают побыстрее умереть, но этого не будет. И каждый из них, что бы он не делал наедине с самим собой, шепчет, что-то кричит, говорит, - их губы бессвязно движутся – они изо всех сил пытаются побороть наложенные чары и исторгнуть хоть звук. Но всё тщетно. Тишина абсолютна. И так будет до конца их жалких жизней. "Тишина", – первое, что им сказали, отведя сюда. "Тишина!" – первое, что они закричали, пытаясь вырваться из её липких объятий. Тишина – будет последнее, что они услышат. Тишина наградит их своими объятиями, придя в обличие долгожданной, но безмолвной смерти. Тиши… - Т–с–с–с–с–с!.. Молчи!.. Тишина не любит шума… …Я вновь взмахиваю рукой, и все стены приобретают привычную видимость. Иду дальше, полагая, что ты захотел понаблюдать за пытками… Но и в следующих залах тебя нет. Только Упивающиеся, которым ты поручил вести допросы и истязания пленников находятся здесь. Их мантии насыщенного тёмно-кровавого цвета, наверняка, чтобы не было заметно настоящих пятен крови. Камеры практически открыты – лишь прутья решётки отделяют узников от относительной свободы, но им наплевать на это. Здесь пленников пытают, и они не могут думать ни о чём кроме всепоглощающей боли, пожирающих их и днём и ночью. Но даже здесь царит всё та же гнетущая абсолютная тишина. Они надрывают голоса в нечеловеческом крике, в плаче, в стонах, но не слышат даже своего всхлипа. Я раздражённо взмахиваю руками и все стены подземелий "исчезают". На много ярдов вокруг я вижу, что происходит. Я вижу всех ПСов движущихся из камеры в камеру, проверяя пленников – кто ещё жив, кто скончался несколько часов назад, а которые лежат здесь в течение нескольких месяцев, оставленные на выкармливание плотоядным червям. Я вижу всё и всех, но тебя нет здесь. – Мой Господин, Вы кого-то ищите? – с поклоном спрашивает меня какой-то ПёС, замечая мой внимательный взгляд. – Если хотите, я могу предложить свою скромную помощь. Я лишь отрицательно качаю головой и отворачиваюсь. Бросая последний взгляд на окружающее великолепие, я взмахиваю рукой, "возвращая стены на место", и покидаю подземелья. Теперь я вновь иду по пустым коридорам нашего замка, изредка проверяя комнаты и залы. Но тебя нигде нет. Вдруг нечто словно озарения вспыхивает в моём мозгу, и я уверенно меняю траекторию движения, сворачивая в необходимую галерею. Главный зал. Я иду именно туда. Высокие двустворчатые двери приоткрыты, и я вижу несколько мелькающих силуэтов внутри. Ещё не заходя в зал, я слышу твой жёсткий голос с надменными металлическими нотками – судя по интонации, ты допрашиваешь кого-то. Аккуратно проскальзываю внутрь и теряюсь за спинами Упивающихся, делая им знак, чтобы они не выдавали моего присутствия. Пока я не хочу, чтобы ты видел меня. Я встаю в тень и, прислонившись спиной к одной из колонн, наблюдаю за тобой. Смотрю на твоё совершенное красивое лицо, искажённое презрительным отвращением… Изучаю твою властную фигуру в чёрной бархатной мантии, украшенной серебром и бриллиантами… Ловлю момент, когда раскрывается твой чувственный рот, исторгая новые потоки равнодушно-злых слов… Я не вникаю в смысл сказанного тобой. Я просто слушаю твой голос - низкий и волнующий. Холодный и жёсткий. Наполненный лишь безграничной самоуверенностью и презрением. Сейчас ты Тёмный Лорд Вольдеморт во всей своей красе. Во всём своём несокрушимом великолепии и мощи. От одного твоего мимолётного взгляда, брошенного из-под прихотливо и недовольно заломанных бровей, всех присутствующих бросает в дрожь. А некоторые из этих ПСов вовсе не трусливые маги. Они образуют широкий круг с тобой и пленником в его центре. Ты спрашиваешь о чём-то худого волшебника, стоящего перед тобой в оборванной и залитой кровью одежде. Его лицо, исчерченное сетью морщин и тонких шрамов, выглядит совершенно усталым и измученным. Собранные в замок руки, словно нехотя теребят неровный край остатков рубашки. Я пристально вглядываюсь в это будто бы знакомое лицо, обрамлённое каштановыми волосами с проседью у висков. И вдруг узнаю – Ремус Люпин! Ты вновь о чём-то спрашиваешь его, но оборотень не отвечает. Если бы на твоём месте был кто-то другой, возможно, он повторил бы свой вопрос, думая, что пленник не расслышал тихого угрожающего шёпота, проникающего, кажется, в самые глубины сознания. Но на твоём месте никого нет, а Тёмный Лорд никогда не повторяет дважды. – Круцио! – спокойной говоришь ты и взмахиваешь палочкой. Несчастный измученный волшебник падает к твоим ногам, извиваясь и крича от нечеловеческой боли, наполнившей его тело. Какое-то время мы с тобой равнодушно наблюдаем за его конвульсиями, а потом ты так же резко, как начал, обрываешь заклятие. Ремус лежит на холодном мраморе, пытаясь отдышаться и прийти в себя от пережитого. Даже отсюда, из глубины зала, я вижу, что по его запавшим щекам текут слёзы, но как только находятся силы, он смахивает их и пытается встать. Ноги не слушаются его, он дрожит и шатается, но упорно не обращает внимания на это. – Так ты будешь отвечать? – ледяным тоном вопрошаешь ты, прожигая его своим взглядом. В наступившей тишине чётко раздаются уверенные слова Люпина: – Никогда. Я знаю, что ты сейчас сделаешь, поэтому поспешно выступаю вперёд. – Нет! – приказываю я, и ты поворачиваешься ко мне лицом. Кажется, в твоём взгляде на миг мелькает удивление. – Гарри? – бесцветным голосом спрашиваешь ты, будто не доверяя зрению, когда я подхожу ближе. – Гарри?! – это произносит Люпин. В его голосе явно слышится надежда, – видимо, он совсем не хочет умирать и ещё верит, что я смогу спасти его. – Том, не делай этого… – говорю я, подходя к тебе вплотную и накрывая твою ладонь с зажатой в ней палочкой своей. Ты не протестуешь, когда я мягко, но настойчиво забираю её из твоих рук. И, словно бы лаская тебя, медленно поднимаю её вверх, прочерчивая дорожку от живота к шее. И останавливаюсь, направляя палочку прямо тебе в грудь. Прямо в сердце. Вот теперь в твоих глазах уже явно мелькает удивление, а так же некоторый оттенок чувства, похожий на гнев. А ещё страх… Страх, не за то, что сейчас я могу лишить тебя жизни. Но страх, что я покинул тебя. Что ты один. А вот глаза моего бывшего профессора вспыхивают вполне определённой надеждой. Да и по толпе Упивающихся проходит тихая волна шёпота. Люпин из тех людей, кто не поверил в то, что я перешёл на твою сторону добровольно. Он из тех, кто думает, что я как бы "играю на два фронта", делая вид, что люблю тебя, а на самом деле… …На самом деле, я ещё не закончил фразы. – …Том, не делай этого… – и добавляю, – …без меня… – опускаю руку, чтобы вложить твою палочку тебе обратно в ладонь, а затем, поднять наши с тобой переплетённые пальцы, вместе удерживающие палочку. – Авада Кедавра, – одновременно произносим мы, не отрывая взгляда друг от друга. Я не вижу, как на мгновение широко распахиваются глаза оборотня. Не вижу, как рот профессора расползается в немом крике, прежде чем зелёный луч настигает его, и уже безжизненное тело падает на ледяной пол. Какое-то время мы так и стоим с тобой, держа на вытянутых руках палочку. Твоё лицо в паре миллиметров от меня. Твоё тело касается моего. Мы стоим так близко друг от друга, так пристально вглядываясь в любимые глаза, что, кажется, будто проходит целая вечность, прежде чем ты, наконец, опускаешь наши руки и отдвигаешься, разъединяя ладони. – Все свободны, – великодушно говоришь ты, мановением пальцев выгоняя всех из зала. Упивающиеся с поклоном незамедлительно спешат исполнить твой приказ, уводя с собой оставшихся пленников. Мы ждём, когда зал опустеет полностью, и мы не останемся наедине. С небрежным и слегка брезгливым видом, ты заставляешь тело Ремуса исчезнуть. Потом какое-то время просто смотришь в пол, а затем тихо произносишь, не поднимая взгляда: – Я уж было подумал, что ты… Я резко, с яростью, почти с агрессией хватаю тебя за шею и притягиваю к себе, заставляя смотреть прямо в мои глаза. Чувствую, что они почему-то вдруг наполняются непрошенными слезами. И кричу: – Никогда!.. Слышишь?! НИ-КОГ-ДА я не предам тебя! Ты внимательно смотришь мне в ответ, и я вижу, как и по твоему лицу течёт солёная влага. Я прочерчиваю пальцем мокрую дорожку, оставленную на твоей бледной щеке случайной каплей. Ты грустно улыбаешься, а потом произносишь всего два слова: – Я знаю… Глава 3. Falling together… – Люциус сказал, что эти тупицы из Министерства попросили помощи у Италии, желая объединить свои… – я прерываю тебя на полуслове: – Милый, может быть, хоть один вечер ты не будешь вспоминать о делах, и мы спокойно поужинаем?.. – Конечно, как тебе хочется, любимый… – легко соглашаешься ты и наклоняешься через стол, чтобы поцеловать меня. – Спасибо, что согласился, – улыбаюсь я, когда твои губы исчезают. Ты смеёшься в ответ, весело глядя на меня. - Не за что!.. А я пару минут просто сижу, потрясённо любуясь твоей красотой. Отсветы пламени от камина заливают твою кожу золотистым сиянием, голубые глаза мерцают в полумраке… Я сглатываю слюну и через силу произношу: – Ладно… давай приступим… к ужину… – всё ещё не в силах оторвать от тебя взгляда. – О–о–о, Поттер! Ты, похоже, влюбился! – дразнишь меня ты и расстёгиваешь верхнюю пуговку на рубашке, обнажая свою шею, с совершенно невинным видом поясняя: – Что-то эльфы сегодня натопили слишком жарко… – Риддл!.. – выдыхаю я, в одно мгновения подскакивая к тебе, и заваливаю вместе со стулом на ковёр. – Поттер, пусти! – хохочешь ты, вырываясь из моих объятий и уворачиваясь от поцелуев, коими я покрываю тебя всюду, где только могу дотянуться. – Я страшно хочу есть! – Еда подождёт… – рычу я, стаскивая с тебя рубашку и поспешными движениями лишая тебя целой дюжины пуговиц, которые с негромким треском разлетаются во все стороны… Упс, перестарался немножко… – Маньяк! – всё ещё продолжаешь хохотать ты, активно мешая мне раздеть тебя. – Что? Только понял, с кем связался?.. – ухмыляюсь я, одним движением расстёгивая твой пояс… Так, сломанную застёжку восстановим позднее, а сейчас займёмся стаскиванием брю–ю–юк… – Люди! Спасите, помогите! Насилуют! – кричишь ты, закидывая голову назад в притворном страхе. – Ещё скажи, что тебе это не нравится! – отвечаю я, откидывая в сторону затрещавшие по швам брюки… Мдяяя, разъехавшиеся в нескольких местах от моего усердия дыры, заделаем чуть позже… – Мне не нравиться лишь то, что ты до сих пор одет! – говоришь ты и принимаешься за мою рубашку… – Ага, вот я о том же, – непослушными пальцами помогаю тебе расстегнуть все пуговки… – Что за безобразие! – кривишься ты, мимолётом целуя меня, когда я приподнимаюсь, чтобы снять невыносимые брюки… – Ну, вообще! Как я могу!.. – последними в ворох вещей отправляются наши боксёры, и мы наконец-таки можем ощутить тела друг друга без одежды. Страстный поцелуй служит мне ответом, и мы сливаемся в объятиях. В объятиях и не только… – Да, Поттер, ты маньяк! – ставишь свой диагноз, как только можешь отдышаться после оглушительного оргазма, потрясшего твоё тело. – Угуммм, – соглашаюсь я, уютно устраиваясь на твоей груди и сладко позёвывая, закрываю глаза. – Эээй! Не спать! – трясёшь меня за плечи ты, пытаясь одновременно и скинуть с себя и вырвать из обьятий сна. – Я уста–а–а–ал… – зевота сводит мне челюсти. – А я проголодался! – кричишь на ухо ты, тщетно пытаясь разбудить. Молчание. – Гарри… – предупреждающе. Тишина. – Поттер… – угрожающе. – Только не сегодня… – не открывая слипающихся глаз, я лениво взмахиваю рукой. – Нам пора худеть!.. – и все блюда исчезают с великолепно сервированного стола. – ПОТТЕР!!! – Не глухой я! Что ты так кричишь?.. – ВЕР-НИ НА МЕС-ТО НАШ У-ЖИН!! – по слогам произносишь ты. – Не-а! – Поттер, пока на обычном английском прошу – ВЕРНИ!! – Не-а! – Поттер, ХУЖЕ БУДЕТ! – А я мазохист! Не испугаешь!.. – А ещё и садист! Да?.. – Ага, про маньяка-насильника не забывай! – О–о–ох, забудешь тут!.. – ты весьма красноречиво потираешь ноющие бёдра. – Ну, ла–а–адно… – я приоткрываю один глаз. – Не представляешь, откуда мне придётся возвращать еду!.. Но ладно. Так и быть. Разжалобил… – и щёлкаю пальцами. – Кушай, золотце!.. – ЛИМОООН?! И ЭТО ВСЁЁЁ?! – Поттер, я убью тебя щас!.. – А чем тебе не нравиться этот милый представитель семейства цитрусовых? Я так стара–а–а–лся!.. – О да! Ты уж точно – фрукт! Тот ещё! Причём, ещё и издеваться любитель! – Не надо переходить на личности! – Я чувствую, что единственное, на что нам надо перейти, это кровать. У меня спина уже здесь затекла!.. – Согласен. Мы перебираемся на наше более удобное ложе, и я вновь обнимаю тебя. – Спокойной ночи… – Угу, если тебе удастся заснуть под урчание моего пустого желудка… – Думаю, после этого и тебе захочется спать, – я со всей нежностью, на какую только способен медленно целую тебя в губы. Ты с наслаждением прикрываешь глаза. – Я вот тут подумал… Возможно, один вечер я, на самом деле, смогу обойтись без ужина?.. – Ага, спокойной ночи… – Тебе того же… ~~~***~~~ Я просыпаюсь – тебя, конечно, опять рядом нет. Обидно. Почему ты никогда не дожидаешься моего пробуждения, а уходишь неизвестно куда раньше? Хотя бы разбудил меня когда-нибудь!.. Я разочарованно провожу рукой по остывшему месту рядом с собой. Ни намёка на твоё тепло – ты ушёл слишком давно. Я вздыхаю. Ладно, завтрак придётся вновь провести в одиночестве. Встаю. Неторопливо и тщательно одеваюсь. Довольно продолжительное время рассматриваю себя в зеркало. Не разглядывая критически. Не любуясь собственной красотой. Просто смотрю, отмечая и исправляя маленькие изъяны в своём одеянии - смахиваю мельчайшие пылинки с шикарной мантии, немного приглаживаю взъерошенные волосы, поправляю рубиновые запонки. И только убедившись, что выгляжу безукоризненно, щелкаю пальцами. – Мой Господин. Что изволите приказать? – с поклонами спрашивает меня появившийся эльф. Наша спальня заколдована так, что никто кроме нас с тобой и единственного домовика не может ни аппарировать сюда, ни переместится каким либо ещё способом, ни даже просто применить элементарную магию. Только для этого жалкого раба сделано исключение. И только для нашей безопасности. Мы слишком дорожим друг другом. Я перечисляю ему желаемые блюда, и домовик исчезает. Через секунду появляется круглый стол, застланный белоснежной скатертью и уставленная изысканными кушаньями. – Мой Господин изволит пожелать ещё что-то? – Нет. И домовик спешит исчезнуть. Я не спеша принимаюсь за трапезу, размышляя о повторяющемся сне. Очень назойливом сне. Кошмаром он перестал быть ещё много лет назад. Вот уже в который раз мне снится Годрикова лощина, 31 октября 1981 года и Вольдеморт, убивающий папу с мамой. Интересно, к чему бы это? Этот сон не повторялся с самого пятого курса обучения в Хогвартсе. Тогда, как известно, мой крёстный Сириус свалился за какую-то арку благодаря стараниям Белатрикс, и меня стал преследовать этот новый кошмар. Точнее, ещё один назойливый сон. Кстати, мне понравилось, что мы сделали с этой Лестрейндж позднее, когда я уже присоединился к тебе. – Медленно-медленно сначала сломали, а потом так же не спеша извлекли из неё каждую косточку, каждый хрящик и суставик. Не давая забыться от боли ни на минуту! Просто потому что мне захотелось так. Месть за Сириуса? Нет, не думаю. К тому времени его утрата перестала меня волновать. Это скорее повод. Повод, чтобы показать свою мощь. Силу. Вседозволенность. Насладится страданиями той, которая считала себя лучше нас. А ещё я запомнил Снейпа. Точнее то, что от него осталось после того, как ты самолично расправился с ним. О, да! Было великолепно видеть твою реакцию, когда я рассказывал о его двуличности. Когда я подробно описывал тебе все его разговоры с Дамблдором!.. Ммм… Я делаю последний глоток вина и прикрываю глаза, вспоминая потрясающую картину обезображенного трупа зельевара. В таком виде даже собственная мама не узнала бы его, это точно!.. Откладываю прочь нож с вилкой. И заканчиваю трапезу, убирая с колен тончайшую салфетку. – Убрать, – приказываю я, покидая спальню. Фобос и Деймос привычно встречают меня у порога с глухим рычанием. И я, как всегда, прохожу мимо. Куда бы пойти сегодня? Гулкие коридоры замка манят меня, и я поддаюсь желанию побродить в одиночестве и тишине. Колышущееся пламя редких факелов, широкие лестницы, двери, драпировки, мрачные картины в массивных рамах, застывшие в неподвижности Упивающиеся. Всё привычно и таинственно-обыденно. Вдруг я замечаю приоткрытую дверь, около которой нет ни одного ПСа. Странно. И недопустимо! Я недовольно наморщиваю лоб и сворачиваю с пути, решая выяснить, в чём дело. Бесшумно скольжу в полумраке и незаметно проникаю в открытую комнату. Женщина в тёмно-серой форме и белом накрахмаленном фартучке. Горничная. Она стоит ко мне спиной и что-то то ли протирает, то ли держит в руках, разглядывая. Да, вот уж не думал, что в нашем с тобой замке есть обычные горничные! А не просто множество домовиков, выполняющих разнообразную работу! – Что ты здесь делаешь? – резко спрашиваю я. От неожиданности женщина вздрагивает и оборачивается. Ещё совсем молоденькая. Почти девушка. С мелкими каштановыми кудряшками, собранными на затылке в хвостик. С приятным, но заплаканным круглым лицом. Зеркало в изящной серебряной оправе вырывается из её рук и рассыпается множеством блестящих осколков у наших ног. – О, простите, простите меня! Я сейчас всё уберу! – всхлипывает она. – Конечно! Не мне же этим заниматься! – презрительно говорю я, наблюдая, как дрожащими пальцами девушка поспешно собирает острые черепки. Я вижу, что её руки покрыты синяками, а плечи подрагивают от неслышных рыданий. – Это не к добру… не к добру… – шепчет она, срывающимся голосом, но я не обращаю на её слова никакого внимания. – Что. Ты. Здесь. Делаешь? – вкрадчиво повторяю я свой вопрос. Она замирает и осмеливается приподнять своё заплаканное лицо. – Повелитель… Он приказал мне… убираться здесь… дважды в неделю… – её речь поспешна и отрывиста. Она боится, что я не дослушаю её и впаду в гнев. И боится не зря. – Дальше… – Я протирала пыль, когда Вы… подошли так неожиданно… что… – Что ты забыла о своих обязанностях и отвлеклась!! Дрянь!!! – я резко, наотмашь бью её по лицу. Слабо вскрикнув, она падает. Осколки зеркала вновь разлетаются в разные стороны из её фартучка, усеивая собой пол, вонзаясь в её пальцы, руки, одежду. А я затем достаю палочку. – Круцио, – всего одного слова достаточно, чтобы она закричала от боли. "Круцио", – всего одной минуты достаточно, чтобы она начала сходить с ума. Лицо пошло красными пятнами, пухлые губки распахнулись в истошном крике, из широко распахнутых карих глаз полились нескончаемые слёзы. – Никогда. Не смей. Забывать. Своего. Места! Раба!!! – с ненавистью бросаю я, брезгливо отряхивая ладони и убирая палочку, выхожу прочь. Оставляя горничную биться на полу в последних судорогах. ~~~***~~~ Я сижу, откинувшись в кресле, и смотрю на огонь в камине. Бокал с бренди зажат в моей ладони. Я жду тебя. Близится полночь. Небольшой круглый стол накрыт для позднего ужина. Оглядываюсь через плечо - огненные блики великолепно переламываются в рубиновой глубине хрустального графина, наполненного вином. Довольно "лёгкие", но сытные блюда, закрыты серебряными крышками. Гора всевозможных экзотических фруктов наполняет драгоценную чашу. Всё готово. Нет, лишь тебя. Глубоко вздыхаю и вновь подношу стакан к губам. Довольно крепкий напиток немного обжигает моё горло, но я не замечаю его вкуса. Что-то изменилось в нас, в наших отношениях с тобой за последнее время. Изменилось в плохую или хорошую сторону, я не знаю. Просто чувствую, что мы с тобой стали немного другими… Более отчуждёнными, равнодушными? Нет, едва ли. Наоборот, полюбили, стали доверять друг другу ещё больше? Нет, тоже не похоже. Так в чём же дело? Я не могу выразить это словами. Даже не могу просто сказать, что так неуловимо изменилось между нами… Я не знаю, заметил ли ты, вообще, что-то новое, другое в нас!.. Лично меня в последнее время не покидает одно чувство, столь позабытое, столь непривычное

Чувство вины… Оно поглощает меня, порабощает, заставляет действовать… Я сжимаю пальцами разболевшиеся виски. Ни сотни замученных нами с тобой заключённых, ни убийство Люпина, ни даже та горничная – не ими вызвано пожирающее меня чувство. Я ещё сильнее сжимаю виски. Даже сейчас, вина за что-то совершённой мной… нами… тобой… – НЕ ЗНАЮ! – …гложет меня. Преследует! Заставляет непременно сделать что-то! Что угодно, лишь бы избавиться от этого чувства! И решение не заставляет себя долго ждать… ~~~***~~~ – Том!.. – выдыхаю я, когда ты появляешься в дверях нашей спальни. – Гарри… – ты устало расстёгиваешь свою мантию и бросаешь её на свободное кресло. – Я думал ты уже спишь… – садишься за стол. – Нет. Даже не ужинал без тебя, – я подхожу сзади и обнимаю за плечи, крепко прижимая к себе. Вдыхаю аромат твоей кожи, волос. Нежно целую тебя в шею рядом с ключицей. Ты ласково дотрагиваешься до моих ладоней. – Иди, садись. Ты, наверное, проголодался так же, как и я. – Угу, – соглашаюсь я где-то с твоей макушкой, но сам не отпускаю тебя. – Гарри… – ты мягко пытаешься отстранить меня. – Ладно… иду… Как послушный ребёнок, сажусь за стол напротив тебя. И внимательно смотрю, как ты тщательно расправляешь на коленях салфетку. Потом взмахом руки заставляешь графин аккуратно наклониться, разливая вино по фужерам. Я зачарованно и как-то отстранённо наблюдаю за тем, как рубиновая жидкость не спеша наполняет наши бокалы. Ещё несколько лёгких взмахов - и крышки с серебряных блюд сняты. Комната наполняется лёгкими и приятно щекочущими обоняние запахами. – Тост?.. – ты поднимаешь свой бокал. – За любовь… – За страсть!.. С приятным звоном наши бокалы соприкасаются. Привычным движением ты поворачиваешь сосуд в руке, оценивая всё богатство букета, и делаешь глоток. Потом вновь отстраняешь фужер и снова принюхиваешься. – Что-то не так?.. – я не свожу с тебя пристального взгляда. – Нет… всё нормально… – с некоторой заминкой, но всё же произносишь ты и сдержанно улыбаешься. Копируя твои первые движения, я вдыхаю аромат вина, а затем делаю сладкий глоток. Выдержанное вино приятно скользит по моему горлу. Ты так же следуешь моему примеру, неспешно осушая бокал. Красное вино медленно разливается по жилам, а мои изумрудные глаза ни на секунду не отпускают твоего взгляда голубых глаз. – …Великолепно. Не правда ли? - я кладу себе в рот очередной кусочек мидии с обжаренным рисом, тающий на языке. – Божественно… В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием поленьев в камине и тихим стуком иногда ударяемых о тарелку приборов, мы и заканчиваем наш ужин. Мы любим с тобой безмолвие… И драгоценные секунды убегают… А мы всё так и продолжаем сидеть в тишине… Невозможно!.. Я встаю из-за стола и сажусь на край нашей кровати. – Том… иди ко мне… - говорю я, раскрывая свои объятия. Видимо, ты чувствуешь интонации, с которыми я это прошу. Поэтому не медлишь исполнить мою просьбу. – Том! – Я прижимаю тебя к себе, как нечто самое драгоценное и хрупкое на свете. Сжимаю так сильно и нежно, что рискую тебя задушить в своих объятиях. – Гарри… Ты хочешь произнести ещё что-то, но чувствуешь, как заплетается твой язык. – Я… – хочешь улыбнуться, но губы перестают слушаться тебя. – Том, любимый! Прости! Прости меня! Я покрываю горячими поцелуями твоё лицо, чувствуя, как воздух с всё большим трудом начинает поступать в твои лёгкие. Ты хочешь встать, но ноги отказывают подчиняться тебе. И ты лишь с усилием приподнимаешь голову, с болью заглядывая в мои глаза. Я плачу. И мои слёзы бегут по щекам, капают на грудь, остаются на твоей коже, которая всё больше бледнеет. Дыхание становится всё тише, кожа покрыта испариной, губы шевелятся в тщетной попытке произнести хоть слово… – Если падать, то падать лишь вместе, любимый… – безумно шепчу я, не переставая целовать, твои холодеющие губы, щёки, лоб… Ты заходишься в кашле и кровь смешивается со слезами на твоей груди. Я непослушными дрожащими пальцами промокаю рубиновые капли, появившиеся на твоей золотистой коже, шёлковой простынёй… – В вине был яд… Смертельный яд, от которого нет противоядия… Я добавил его туда для нас с тобой… – Я… знаю… – только и произносишь ты свою привычную излюбленную фразу. И грустная нежная улыбка с нечеловеческими усилиями всё же появляется на твоих губах. Появляется всего на несколько мгновений… А потом твоё тело страшно изгибается, пронзённое судорогой боли, голова откидывается назад, и маска боли искривляет твоё совершенное по красоте лицо. – Нееееееееееееет!!! Тооооооом!!! – я поддерживаю твой тяжелеющий затылок другой рукой, заглядывая в твои угасающие глаза, и пытаюсь что-то судорожно объяснить. – Я хотел… любимый… Хотел… чтобы боли не было… Только не для тебя!.. Том… Но я не смог найти!.. Не смог найти ничего лучше… лучше этого яда!.. убивающего только через какое-то время… Любимый, ты слышишь??! …Чтобы у нас осталось… несколько секунд… для прощания!.. Потому что я тоже пил яд… Пил вместе с тобой… Потому что я не могу без тебя… Слышишь??! Я никогда не смогу без тебя жить! Захлёбываясь от рыданий, я говорю и говорю, держа тебя на руках и нежно баюкая. Успокаивая боль, которая медленно уходит из тебя, вместе с жизнью… Прижимаю узкую ладонь к своим щекам и чувствую, как могильно-холодны твои тонкие пальцы. – Если умирать, то умирать лишь вместе… Правда, любимый?.. – Поэтому я пил отравленное вино… Я, как и обещал, не предал тебя!.. – дикая улыбка появляется на моём лице. – Я не предал и никогда не предам тебя!.. Помнишь?.. И я тоже уйду… Уйду вслед. Уйду почти вместе с тобой… "Почти", потому что я ещё пил и другое зелье… Зелье, замедляющее действие яда… У меня есть целых пара минут, чтобы проводить тебя!.. Проводить, а потом уйти следом!.. Представляешь?.. – я улыбаюсь. Весело смеюсь, хотя по щекам не прекращают катиться слёзы. И целую твои губы. Но чувствую лишь привкус холодной смерти… – Том?.. – я недоверчиво встряхиваю тебя. – Том, слышишь?.. Я никогда не предам тебя!.. – но ты остаёшься безучастным. – ТОООМ?!! – кричу я, надрывая голос до хрипоты, но ты уже никогда не сможешь мне ответить. В твоих глазах гаснет последняя искра жизни, и рука безвольно выскальзывает из моей ладони. – Нет… – неверяще шепчу я, убирая мокрую прядь волос с похолодевшего лба. – Нет! – тихо говорю я, укладывая тебя поудобней на кровати. – НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! - изо всех сил кричу я, когда вижу твои остекленевшие голубые глаза. – Том… – моё дыхание перехватывается, и я чувствую, как окружающее меня пространство, предметы начинают расплываться. Зрение затуманивается. Я ощущаю, как судорожно начинает биться в груди моё сердце, стараясь разогнать яд. Яд стремительно убивает меня – такова расплата за подаренные минуты прощания, – но я хочу всё-таки произнести то, что не сказал тебе ни разу, когда ты был жив… Успеть сказать, хотя бы один раз… – …Я… – нестерпимая боль дрожью сотрясет моё тело и в голове всё перемешивается. Я протягиваю к тебе сведённые судорогой руки, пытаясь почувствовать помощь, твою поддержку… Но не ощущаю холодного прикосновения… – …тебя… – пытаюсь справиться с ядом, отвоевать последнюю секунду, чтобы произнести самое главное. Но очертания твоего лица тонут во мраке… – …лю… КОНЕЦ