Я сразу внесу сюда этот пост, мне это необходимо. Внесу сейчас, чтобы потом, когда записей будет много, он оставался где-то в начале и затерялся среди вороха ощущений и переживаний. В моей памяти навсегда останутся эти мгновения и будут всплывать обрывками в кошмарных снах, но пусть хоть в интернете я попытаюсь "зарыть" поглубже оставшуюся боль... И пусть многие лишь скривили лицо и с пафосным видом заявили "Это всего лишь животное", для меня он навсегда остался другом, который никогда не предавал и не бил в спину...
Декабрь, 31, 2006 (20:29)
Говорят, на Новый Год случаются чудеса. Говорят, на Новый Год исполняются желания. Я в это всегда верила. Верила, что чудеса бывают.
За два года я успела узнать его достаточно, чтоб привязаться. Он не прощал ошибки, не прощал пятки кверху и жесткую руку. Если ты делал все верно, он старался и беспрекословно слушался. Я все делала неправильно, поэтому мне на нем было тяжело. И я не любила на нем ездить. Однако «снизу» он был настолько милым и симпатичным, что пройти мимо было невозможно. Иногда он хотел укусить, но тут же умильно хлопал своими длиннющими белыми ресницами, будто говоря: «Да ты что! Я хороший…» И просил ножкой кусок. За два года я успела настолько к нему привыкнуть, что перестала это замечать. Я привыкла видеть его в деннике, привыкла видеть рядом – в смене и в конюшне. Но когда он ушел, я поняла, насколько я привязалась… Всегда начинаешь тосковать по чему-то, когда теряешь это. Обычная прокатская лошадь. Но для меня он был большим, для меня он был частью клуба и конюшни. Говорят, нельзя привязываться к чужим лошадям. Я знаю, но сердцу не прикажешь, ведь так? Оно само выбирает, что делать.
Всю ту ночь я не спала. Я не находила себе места, и сходила с ума от ярости за свое бессилие. Потому что ничем не могла помочь. И я понимаю, но до сих пор укоряю себя. Он пал в час ночи. В шесть утра, беспокойно расхаживая по комнате, я еще надеялась, что он будет жить… В 10 я примчалась на конюшню. Сердце колотилось, словно бешеное. Узнали, что было плохо Весте и Бархату, и нужно было помочь им, колоть и шагать. К счастью, для них все обошлось. На новой конюшне стояла гробовая тишина. Кони не гугукали, не били копытами и даже ничем не шуршали. Один денник был занавешен, а рядом висела веревочка. Уже тогда в голову полезли страшные мысли, но я отогнала их, словно назойливых мух, опираясь на беспочвенный оптимизм.
Вышла Маша. Мой немой вопрос был понятен с первого взгляда. Она тихо кивнула и прикрыла глаза. «Да. Все кончено». Неужели так может быть? Неужели Серый? Первая волна накатила по дороге на старую конюшню, нужно было завести Весту. Слезы брызнули из глаз, и я ничего не могла сделать. Прохожие удивленно косились и обходили стороной. Вторая волна боли накатила позже, когда мы присели в конюховке, когда перестали быть занятыми заботами о Барике и Весте. Я начинала понимать, что же случилось… Но такого не может быть… Просто не может… И до сих пор эти мысли острым лезвием звенят в ушах. Еще в пятницу вечером я держала его в руках и он так забавно шлепал губами по моей руке. Я до сих пор не поняла. До сих пор не осознала. Когда мы сидели в конюховке, мимо проехал грузовик с телом. С его телом. Я понимаю, что это только начало, что в жизни столько еще будет ударов судьбы. Я не представляю, как другие конники справлялись, а ведь у них были большие трагедии. Это очень сильные люди, достойные уважения.
Говорят, что на Новый Год случаются чудеса. Говорят, на Новый Год исполняются желания. Раньше я в это верила, теперь – нет. Чудес не бывает.
Он навсегда останется жить в моем сердце. И всегда воспоминания о нем будут вызывать у меня теплые чувства. Серенький, прекрасный и замечательный конь, мы помним тебя! Скорбим и помним. Зеленых тебе лугов и сочной травы! Я знаю, тебе там будет хорошо.