Четверг, я убегаю с работы минута в минуту, опаздывать нельзя, сегодня мы едем смотреть котят. Может быть они будут нашими?
Идёт дождь, мы берём такси, мы взволнованы.
Уже 9 месяцев мы пытаемся взять из разных приютов котят (мы хотели взять двух котят, но на сегодняшний момент наш моральных двух сломан и мы готовы на одного даже взрослого кота), но мы не «соответствуем требованиям». Большая тема, в которой много моих слёз, много глупых правил и недалёких людей. Но это история не про приюты, это история про траурный костюм.

В это посещение нам опять выдали новый список правил о том, что мы должны перепланировать в квартире, чтобы нас могли рассматривать как потенциальных хозяев. Список был глупым, выполнять правила мы были не намерены, да и котята нам не понравились, малыши сидят на антибиотиках уже второй месяц и точно не смогут участвовать в наших планах о супер-походах с палатками и с животными.
Я расстроена, мы идём утешится в наше любимое индийское кафе.
Я грущу, на мне нет лица. Питер, пытаясь меня поддержать, говорит: «Ну не расстраивайся, как тебя порадовать? А знаешь, я ведь отправил сегодня в переработку твой траурный костюм»...

*отсылка. Траурным костюмом он называет мою чёрную пижаму, которую по его наблюдению, я надеваю всегда, когда расстроена. Я такого за собой не замечала, но за пижамой закрепилось название mourning gown. Питер грозился, что отправит пижаму в переработку и тогда я больше не буду грустить.
Кстати, такая же пижама была у Джима Керри в фильме «Вечное сияние чистого разума”.

«А знаешь, я отправил сегодня в переработку твой траурный костюм»...

Я вопросительно смотрю на Питера.

«Ну ты приготовила красный пакет в коридоре, я его и отправил на переработку», – гордо заявляет Питер.

Я теряю дар речи, беру себя в руки и тихо говорю: «Тот красный пакет был приготовлен для химчистки, он с моей самой дорогой одеждой, которую нельзя стирать в домашних условиях».

Питер бледнеет. Говорит, что мы поедем в пункт переработки и позвоним по всем возможным телефонам, чтобы вызволить мои наряды.

Поздний вечер, всё ещё льёт дождь, у нас всё ещё нет котят, мы едем в пункт переработки.
Никаких контактных телефонов на ящике с вещами нет, мы приоткрываем маленькую дверцу и пытаемся просунуть голову внутрь ящика, красного пакета не наблюдается.

Питер очень расстроен, говорит, что видимо уже сегодня выгружали ящик и мои вещи забрали.
Я тоже расстроена, но я ещё и удивлена. В ящике лежат несколько больших пакетов с вещами, но нашего пакета нет. Как так, в Гонконге, в городе, в котором никто не уделяет внимания ни раздельному сбору мусора, ни переработке вещей, собралось уже несколько пакетов за полдня (учитывая гипотезу, что вещи утром выгружали).
Я высказываю свои сомнения Питеру, его взгляд светлеет и он быстро куда-то уходит. Возвращается с победоносными видом и с длинной палкой от швабры.
Идёт дождь, поздний вечер.
Держу дверцу, в которую Питер наполовину просунулся, свечу телефоном в темноту, третьей рукой пытаюсь укрыть нас зонтиком.
И... под одним из больших пакетов мы находим мой маленький красный мешочек.
Вы бы видели гордый вид моего мужчины, это Он победил все войны, это Он принёс мир на планету, это Он накормил всех страждущих и напоил всех жаждущих. Он — Победитель.

Счастье, Смех, Любовь на века.