КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ
26-01-2007 09:06
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Роман последнего нобелевского угодника Орхана Памука мог быть озаглавлен почти по-пастернаковски «Снег идет, снег идет…». Повествование развивается неспешно и даже монотонно, и не вдруг догадываешься, о чем, кроме странностей в поведении турецких метеослужб, пойдет речь.
Поспешу заверить: за обложкой русского издания книги, видимо, в чисто рекламных целях украшенной фотографией красивой фотомодели, облаченной в шубу меховой компании «Лена» (?!), кроется добротная история о судьбе классического интеллектуала-космополита. В данном случае выступающего в ипостаси турецкого диссидента с загадочным прозвищем «Ка».
На самом деле, тот российский читатель, который захочет искать в романах Памука восточной экзотики, рискует остаться разочарованным. Коллизии романа чрезвычайно напоминают перипетии отечественной действительности.
Вкратце, сюжет романа сводится к тому, что некий журналист Ка, много лет назад бежавший от «кровавого турецкого режима» в благополучную Германию, возвращается на родину в роли западного журналиста – выяснить обстоятельства самоубийств девушек-мусульманок в городе Карсе (имя героя и название населенного пункта рифмуются между собой, а также со словом «снег» на турецком языке).
Здесь Ка попадает в самое пекло (несмотря на свирепую, по южным меркам, зиму). Отрезанный бураном от внешнего мира город (вспомним зачин знаменитого триллера Кинга-Кубрика «Сияние») становится ареной разборок между влекущими страну в «темное прошлое» исламистами, курдами (вечной разменной монетой в геополитических разборках), экстремистски настроенными сторонниками светской власти, а заодно продажными представителями местных сми. Теми, что вечером вставляют в номер статью о событиях, которые возможно произойдут к утру.
Помнится, Свифт описал войну тех, кто призывал разбивать яйцо с тупого конца, и тех, кто настаивал на привилегиях острого. В Карсе сыр-бор начался из-за того, можно ли девушке-мусульманке ходить в учебное заведение в платке, или стоит надеть парик, не раздражая светские власти. (Недавно похожий спор привел едва ли не к очередной Парижской коммуне). В результате противники покрытых голов во главе с актером-неудачником Сунаем Заимом устраивают в Карсе военный переворот – прямо во время представления в городском драмтеатре. Ряженные солдаты на сцене неожиданно дают настоящий оружейный залп по залу, где находятся «отсталые исламисты», украсив финал пьесы подлинными трупами и лужами крови. И все это, конечно, во имя мира, западных ценностей, порядка. Более того, – ради чистой эстетики. Ведь жена Суная, тоже актриса, искренне убежденна: «быть мусульманкой некрасиво».
Как же все знакомо! Призывы казнить или сажать в клетку всех, кто «не принимает ценностей подлинной демократии». Расстрел неугодных в прямом эфире под прицелом телекамер (именно так происходит театральный переворот в Карсе). Разборки в полицейском участке, когда с теми, за кем присматривают европейские СМИ, стоит обходиться повежливее, а прочим ради торжества свободы – можно и сапогом по морде. Похоже все до мелочей. Таких, как всеобщая страсть жителей Карса к ежевечерним просмотрам латиноамериканского сериала о несчастной Марианне. (Пардон! «Марианна» - прошедший день. У нас нонича в моде – слезливые экранизации «Тихого Дона» и «Доктора Живаго»).
Ирония Памука, воспитанного на идеалах истинной свободы, в описании ревнителей оной на родине не знает границ. В глазах его героя, наивного мечтателя, далекого от политики, большинство обитателей Карса – обыватели и идеалисты, террористы и федералы,– равны в своей демагогии и презрении к ближнему. А также – потрясающему снегу, покрывающему все предметы, делающему мир по-настоящему магическим и обаятельным. Сам Ка влюблен в восхитительную карсчанку Ипек и мечтает лишь о том, чтобы остаться наедине с желанной женщиной. В его системе ценностей царят любовь и безмолвие. Остальное сливается в общую звериную гримасу.
В самом деле, бесчинства солдафона З. Демиркола на поверку мало отличаются от иезуитских проповедей некого Досточтимого Шейха, профессионально разводящего благоверную паству в духе известного телепсихолога «А знаете, как вы докатились до такой жизни? Если нет, могу объяснить».
Выше я уже несколько раз говорил о Пастернаке и его альтер-эго докторе Живаго. Упомянутый персонаж русской классики не раз приходит на ум при чтении романа. Та же заблудшая душа в дебрях исторических катаклизмов, то же тихое торжество гармонии над хаосом, приходящее к герою вместе с «чувством чистоты и безгрешности, которое он годами страстно искал». Журналист Ка схож с доктором Юрием заведомой отрешенностью от всякой партии и догмы. Однако заметно уступает ему в мужестве, особенно в те ключевые моменты существования, когда единственно верный выбор определяет человеческую сущность.
Так, трепетный влюбленный, узнав, что девушка некогда превозносила другого, хладнокровно передает бывшего соперника в руки ищеек (хотя повествователь не открывает до конца всей правды, скорее всего, бедный скиталец Ка и впрямь виновен в предательстве). Возможно, по мысли, Памука, в этом и состоит удел рафинированной интеллигенции, в вечном поиске истины оторвавшейся от подлинной почвы и веры.
Однако – «Мне возмездие, и Аз воздам…». В конечном счете, Ка не удостоился ни только прижизненного счастья, но и относительно спокойной смерти, которой наградил его литературного собрата Пастернак. Если сердце Живаго останавливается днем, в окружении если и не доброжелательных, но и не враждебных собратьев, то Карский беглец гибнет в одиночестве и полном забвении, в темном переулке от рук неизвестных мстителей.
Любителей изысканного слога ждет при чтении «Снега» еще одно разочарование. В приложении к «Доктору…» Пастернак оставил стихотворный цикл, якобы написанный его героем. Роман Бориса Леонидовича нередко поругивают, но стихи из «Живаго» единодушно признаны гениальными. Герой Орхана – тоже пиит. Созданные им тексты – едва ли не главное оправдание пребывания этого «плохого-хорошего человека» в Карсе, а может, и на земле.
Только вот незадача: согласно замыслу Памука, стихи Ка оказались безвозвратно утеряны. Остались лишь названия – «Место, где нет Аллаха», «Улицы и мечты»… Некие абрисы, места, которые предстоит заполнить самому читателю. Для которого проза нобелевского лауреата-2007 может стать и очередным криминальным чтивом, и очистительной истиной, выпавшей среди нынешней бесснежной российской зимы как снег на голову.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote