Пока не дала определение.Сорри.

Как два единых организма, но совсем разные. Как две одинаковые капли, которые расслоились друг от друга. Мы одинаковы снаружи, но мы разные внутри.

Билл идёт впереди меня, чуть пошатывая бёдрами, сужая проходы через коридор. Его гибкая спина кажется мне упругой струной, но это не так. В детстве брат болел. У него были большие проблемы с позвоночником, да и сейчас он слишком часто ходит на массаж. Всё это наигранно как никогда, все эти съемки, все эти интервью для модных журналов, все эти нелепые и в тоже время грамотно отработанные подпевки на сцене – всё это ложь, беспросветная и далеко загнанная, в грязь и в пустой сосуд с перемешанной наигранностью. Левая нога плавно скользнула по паркету, глаза устремились в жёлтый потолок, правая бровь дрогнула, и губы скривились в недовольной гримасе.

- Я слишком устал, что бы отвечать на глупые вопросы! – ох, снова этот недовольный вид, перепачканный грязными отбросами бытия, сорванный долгожданными пожирателями. Да, пожирателями твоей плоти и нашего круга общения. Что? Общения? Извини, твоего «круга общения». Сейчас угадаю. Сколько денег у тебя в кармане? Медленно подхожу к твоему телу и огибаю дугой твою талию. Ты сейчас слишком занят разборками, поэтому мне не доставляет никакого труда, просто взять и заглянуть в твой узкий карман. Именно, он узкий. Твоё худое тело напрягает с каждой секундой, вот кажется, ты нагнулся, а на самом деле ты стоишь, просто немного дёргаешь левой коленкой. Указательным пальцем отодвигаю джинсовую материю и даже не заглядываю внутрь. На ощупь определяю купюры. 1000 евро. Ровно. За эти годы я научился считать пальцами. Смотрел на твои руки, которые перебирали бумажки, смотрел на пальцы, которые умело, отодвигали одну за одной, смотрел на губы, которые считали про себя, которые немного шевелились. Такие сухие, пухлые и теперь – обманчивые.

Ты не можешь вернуть всё назад, в твоей «машине тщеславия» нет такой кнопки. А хочешь ли ты всё вернуть? Нет. Нажимаешь кнопку «гордость» и садишься в кресло, запрокидываешь голову назад, выпускаешь сигаретный дым, смотришь на портье и перекручиваешь в пальцах монету, которую я тебе подарил.

Это было давно. Нам где – то было лет по семь. Мы любили поезда, рельсы и скоростные пути. Помнишь, тогда, когда ехал поезд? Ты убежал подальше от рельс, а я – нет, я всё таки успел положить 1 евро на рельсы. Вот, крутишь в пальцах расплющенную монету и смотришь в пустоту. Раньше ты видел меня, а сейчас, вся эта слава, наигранные и бесконечно заученные роли, сейчас твоего времени не хватает для меня. Сейчас – стало прошлым, незаконным, рассыпающимся через глубь страха.

Разве внутри тебя осталось ещё что то? Что то, что заставляет надеяться на лучше? Оглядываешься по сторонам, знаю, видишь стулья, картины, столы, дверь, но всё это лишь иллюзия, придуманная тобой, сотворённая из остатка кусков, из недоделанного счастья. Ты врёшь себе, сознательно опускаешь своё тело в лаву бессмертия, хотя мы оба знаем, что именно значит для тебя «бессмертие» - полную свободу, оставляющую за собой чёрный след.

Ничего не проходит бесследно, Билл. Смирись.

Отпускаешь портье и встаёшь с кресла, заходишь в лифт и нажимаешь пятый этаж. Что с тобой творится? Где грациозность и самоуверенность? Куда она пропала, когда закрылись двери лифта? Ты тяжело выдохнул воздух и облокотился спиной о зеркало, прикрыл глаза и кажется, в них что – то заблестело, твои грамотно – накрашенные ресницы, твои опущенные веки, что там? Что за твоими безразмерными глазами? Что там, где я не в силах увидеть запрятанную красоту любви, ослепительное зеркало целого мира, мира придуманного тобой. Ты думаешь, что сейчас один ведь ты совсем не замечаешь меня, я – это ты, ты – это я. Мы стали ещё ближе, хотя совсем перестали разговаривать. Как будто между нами стена, приросшая к твоему телу.

- Мне так тяжело, Том. – шепчешь ты, открывая глаза. Пятый этаж. Двери медленно открылись и ты, натянув свою маску уверенным шагом пошёл вперёд.

- Я знаю. – Ответил я, следуя за твоим наигранным телом

Нет. Не входи в номер, я прошу тебя. Стою спиной к двери, пытаюсь остановить, но всё зря. 232. ловишь пустоту руками и медленно нажимаешь на ручку.

- Нет. – Но ты не слышишь меня. В твоих глазах блуждает гордость, для кого она сейчас? Для меня? Прекрати. Мне это не надо.

Почему люди не думают о следующей минуте, почему я не ценил её, Билл? Она ускользнула от меня такими же шагами, как я ускользнул от тебя. От судьбы не убежишь и пора поверить в сказанное.

- Билл. – Я закрыл глаза. Кажется, воздух закончился в лёгких сердце перестало выстукивать чёткий ритм. Я облокотился спиной об стену, держа руками голову. Не слышишь. – Не входи. Билл. – Ты медленно открываешь дверь, темнота режет глаза, я слышу, как хрустит твоя куртка, ты закрываешь за собой дверь, недовольным взглядом обводишь темноту. Из руки падает ключ. Твои пальцы такие хрупкие, безнадёжные, ничего не понимающие, ничего не знающие. Ладошка судорожно шарит по стенке, ищет включатель.

- Том. – Шепчешь. – Том. – Ещё тише. В прихожей послышался шорох, ты затих, дыхание стало медленно вырываться клубами. Как потоки воздуха, неравномерного.

- Том? – оборачиваешь и смотришь в пустоту. Твоё выражение лица исказилось в боли, не единого звука, не единого шороха.

- Билл. – Прислонившись к двери, я чувствую каждую клетку начатого, закрываю глаза. Слёзы градом текут по лицу. Ты как будто смотришь на меня, но смотришь в пустоту. Ты медленно сползаешь по стенке, оставляя за собой кровавый след. След боли и несбывшихся надежд. Ведь ты хотел? знаю, но не могу смотреть на тебя. Ты корчишься от боли на полу, вытирая руками свежие слёзы, ты как будто видишь меня, но это невозможно. Глаза сверкают в темноте и видно как слеза скатывается по подбородку.

- Том. – В твоём голосе нет гордости и самолюбия, ты шепчешь отчаянным криком, пытаясь разорвать нити преграды, преграды, которая выросла между нами за эти три года.

- Я здесь. – Мой голос дрожит, кажется, я сейчас упаду. Страх, страх за тебя переполняет.

- Я умер? – нет, в твоём голосе нет удивления.

- Убийцы вылезли через окно. – Я снова могу говорить с тобой.

- Я умер? – ты смотришь в упор потухшим взглядом. Я падаю перед тобой на колени, ты хватаешь меня за руки, белые костяшки внедряются в мою кожу, царапаешь, оставляешь синяки, выбираешься.

- Прости. – Снова шёпот. – Прости меня. – Я обнимаю твоё окровавленное тело. Снова цепляешься коготками мне в шею, плачешь, стонешь, легонько бьёшь меня по спине.

- Билл, когда последний раз ты плакал? – ты затих.

- Три года назад. – Шёпот, но в комнате всё равно темно.

- Три года назад, когда ты умер.