prosto zaxotelos napisat. perviy raz.

= Незнакомый город встретил их с проницательным взглядом холода и отдалённости. Большие белые голуби, похожие на чаек кружили над определённой лужей, немного возрастая в размере своего тела. Открытые форточки старых домов впускали осеннюю духоту, придерживая узкие стёкла, заставляя не закрывать непослушных жителей. Мягко выложенная черепица, немного стертая по краям, но всё такая же твердая. Где то там, где асфальт протаптывают грузовики, и легковые машины люди подвергаются болезням и инфекциям. Яркие вспышки газовых огней под фонарями. Капли дождя образовали непроходимую стену, падали из вечно-серого, грязного неба. Залетали в комнаты сквозь распахнутые створки окон, образовывая на лакированном деревянном подоконнике грязно-серые разводы. Прозрачные капли, падающие с моста разбивались, утопая в жёлто-мутной воде, растворяясь в угрюмой кашице снов. Бутылка красного вина в холодной руке, уже кажется, не способной держать весь груз на себе, тащить эти неясные воспоминания и укоризненное давление среди забытых, чуть отстранённых людей. Лишь холод вокруг, лишь мрачная вязкая темнота и холодное свечение звёзд. Вот, то, что оставило нам попытку на жизнь, пусть укороченную, но ясную. Лишь дойдя до своей точки невозвращения, придя туда, откуда нет возврата, ты оглянешься на пройденный тобою путь и поймёшь всю его ценность и неразгаданную тайну тщеславия.

 

Музыка яркими кругами оборачивает сознание и тянется назад, к привычному. На часах два ночи, перед глазами мелькают люди, танец причудливых кругов заволакивает меня в свои сети, доставляя необъемную пустоту внутри. Глаза привыкают к прожекторам. Я кричу, громко, только здесь ничего не слышно, голос постепенно садится, но я пытаюсь кричать насколько можно громче. Пробираюсь через танцующие тела. В руках стакан с водой, который я успел захватить в баре, вода выливается из краёв прямо на руки, шипит как химическая вспышка. Трясу рукой, всё ещё пытаясь выбраться наружу. Два. Ведь скоро самолёт, мне надо в отель. Пытаюсь достать телефон, но карман как будто пришили, я разрываю его, беру в руки телефон и пытаюсь набрать номер. Не выходит. Он падает, беру его во влажные ладони, снова падает. Нет смысла, телефон снова, куда то летит.

 

- Том! – кричу, но голос совсем не слышен. Как будто его кто то заглушает, мастерски подделывая музыку громче. – Том! – голос хрипит. Выбираюсь из толпы и смотрю на дверь. В последний миг начинает кружиться голова, словно стальной обруч, закручивает остатки пепла на пальцах, выходит со страшной силой и приземляется на пол, образуя мелкую крошку из стекла. Из руки выскользнул стакан. Вода медленно собралась в лужицу около ног и послушно осталась на своём месте. Люди. Шум. Светящийся шар над головой. Цвет, который напоминает образ тайги, запах, смешивающийся с чем то острым и далёким. Секунда. Поднимаю голову к выходу и вижу спину брата, которая скрывается за ней. – Том! – теперь даже губы стараются заманить меня в ловушку. Не двигаются. Кидаюсь к железной двери и пытаюсь её открыть. Толкаю всем телом, но это невозможно. Кричу. До потери пульса. Зову Тома. Меня кто то хватает, сжимает за плечи и реальность возвращается. Открываю глаза. В номере совсем пусто. Замираю в ожидании, будто пытаюсь понять, что это за ловушка. Жутко болит горло, заложило нос. Откашливаюсь на простынь. Кровь. Толчками выходит из горла и падает на белый шёлк. Окно настежь открыто, в него влетают мелкие капли дождя и основательно пытаются заставить меня встать. Закрыть окно. Кто то так и просит, что бы я его закрыл. Шторы развиваются по подоконнику, оставляя неприятный жёлтый след, след капель и грязи. Медленно встаю с кровати на жёлтый паркет, босыми ногами продвигаясь к окну. Нет сил даже повернуть тугую ручку. Поворачиваю и облокачиваюсь на подоконник, плечи кажутся совсем слабыми и усталыми. Набираю номер брата. Занято. Снова набираю. Недоступен. Номер Дэвида.

 

- Алло? – его голос кажется мне совсем чужим.

 

- Где я, Дэйв? – мой голос не лучше. Горло даёт о себе знать.

 

- В Лондоне.

 

- А вы где?

 

- Мы отдыхаем. У тебя работа. Ты будешь работать сольно.

 

- Что?

 

- С тобой хотят работать куча звёзд.

 

- А как же Том?

 

- А что Том?

 

- Я не могу без него работать.

 

- Сможешь. – Говорит Дэвид чуть поникшим голосом. – Сможешь. – Ложит трубку. Ничего не понимаю. Это словно очередной кошмарный сон, тру глаза и облокачиваюсь об стену. Сползаю вниз. Сил стоять совсем нет.

 

Возможно, я всё придумал.

 

«Сегодня запись с Rihanna. Я договорился. Том куда то ушёл» эти фразы отстукивают в голове, словно приливы моря. Каждая клеточка чувствует отказ от еды и воды, каждый сосуд понимает, что настроения работать нет. Силы оставили меня. Тома нет рядом.

 

Иду по городу. Улицы, сплетённые в один бесконечный лабиринт слёз, страхов, страданий, боли и любви. А на всё это сквозь тучи, словно сквозь занавешенное шторами окно, молчаливо и величаво взирают звёзды. Понятия чрезмерной пустоты не существует, существует отдельная чаша сознаний и благосклонных мыслей через пелену разных чувств. Воздух испаряет мысли о чужом, о холодном и вечно пустом. Улицы кажутся пустыми, засоренными пылью и необъятными странствиями капель, проникающих в люки. Лица. Чужие, пусть и холодные, пусть незнакомые, но часто узнаваемые. Слишком пусто – там. Его там нет. Я искал, запутывался в лабиринтах неизвестности, раскапывал руками чёрную грязь, становился на колени и раздирал руки в кровь. Не находил, взирая и обвиняя усталость. Обещал, что буду продолжать поиски, кричал о том, что в следующий раз попрошу его новый номер, молил о том, что бы меня впустили к нему в душу, так, как делали это раньше, не прося ничего в замен, не диктуя никаких правил и оправданий. Я его часть, часть его жизни. Та часть, которая осталась сейчас совсем одна, в незнакомой стране, отдалённой от его прибитой и измученной душе, осознанно кидающийся в лавину смерти.

 

Среди тёмной ночи, не включая дальнего света, машина на предельной скорости неслась посередине дороги. Лишь холод вокруг, лишь мрачная вязкая темнота и холодное свечение звёзд. Нога до упора вжата в педаль газа. И перед глазами - лишь мелькание разделительной полосы. Серая полоса машины стрелой пронеслась мимо Билла, оставляя за собой яркую вспышку эмоций, а может просто недоделанных чувств. Ты стал боятся машин.   

 

«Дэвид, дай номер Тома»

 

«Билл, позже»

 

«Я имею право»

 

«Завтра»

 

Это всё как карточный домик, нельзя делать резких движений, нельзя дышать. Я готов не дышать, готов отдать жизнь, лишь бы поговорить с братом.

 

Записи остаются позади, это как привычка каждого дня. В студии много людей и звёзд разной величины, тех, которых я раньше видел в своих снах. А сейчас, заученный текст, загримированные чувства под маской ожидания и конца этого утомительного дня. Лишь бы вернутся домой, к брату. Услышать его обидное издевательство по поводу девушек, посмотреть в его глаза тогда, когда в них блуждает самодовольная улыбка старшего брата. Обнять.

 

Послышался шум. Телефон легко дрогнул и приблизился ко мне. Руки ослабли после этого города, после тяжёлого забвения, которое следует за мной, разваливаясь по пути, но чётко и уравновешенно собираясь снова в тонкую паутину гордости. Одиночество было невыносимым не только для людей, но и для дождевых капель...

 

Я пытался вспомнить тот день. Всё от начала до конца, но в голову лезли только отдельные гранулы того сна. Спина Тома и разбитый стакан. Я не видел его лица, я не слышал даже собственного голоса, а был ли это сон? Настоящий, без примеси фальши или передозировки успокоительного? Сейчас мне не снятся сны. В голове лишь чёрная дыра, которая преследует меня каждую ночь, каждый день, стоит только закрыть глаза. Чёрная дыра, глубокая, без ограничений, связанная с тонкой нитью вен, голубая, тонкая вена, сплетённая в остаток жизненного пути.

 

«Что происходит?»

 

«Ты о чём?»

 

«Что с Томом?»

 

«…»

 

«Что с ним?!!»

 

В номере душно, лишь глубокие потоки воздуха, пробравшиеся к телу жадно щекочут обветренное лицо. Лицо, смешенное со слезами и болью, раздёртые в кровь руки, низменности, проникающие через гладкость ровных стен. Город был вокруг, и казалось, из него никогда не будет выхода. Сеть, за годы и века созданная руками рабов-людей, разрослась и теперь стала загадочным лабиринтом, без входа и выхода. Дальность эта порождала сомнения, а был ли вообще Том когда-либо таким, каким его помнил Билл, или же это была всего лишь фантазия, странный, глубоко и надолго врезавшийся в память сон. Три, слишком мало для сна, шесть таблеток для успокоения души. Капли слёз медленно падали в стакан, смешиваясь с остатком чего то реального, пусть и совсем безразличного для него, пусть отдалённого и несущественного, но всё такого же реального. Близнецы должны умереть вместе, нельзя отдельно, это не их природа. Именно этого боялся Билл всю жизнь, именно этот страх возродился из его воспоминаний, детских разговоров на мягком диване в гостиной. С Томом. С братом.

 

Это был не сон.

 

«Он умер» два слова блуждали в его голове, не было других мыслей, не было иного восприятия мира, несущего остаток жизни и воздуха. Глаза покраснели от кислорода, забивающимся в комнату, до потери пульса. Голос стал дрожать от рваных вздохов. Билл сглотнул горькую слюну и уставился в окно. Город казался ему таким безнадёжный, ничего не стоящим, никому не нужным, причиняющим боль и страдание.

 

«Когда он умирал, он просил тебя жить» а можно теперь жить? Для чего этот шарм, скользящий по невинному небу? Для чего эта дорогая, которая ведёт, увы, в никуда?

 

Помнишь его выступающие вены на руках, помнишь блеск его глаз, помнишь опущенные веки и слегка надутая нижняя губа. Помнишь всё. То, что тогда не так ценил и думал о славе и тщеславии.

 

Не можешь заснуть. Глотаешь всю пачку таблеток и снова смотришь в окно.

 

«Его сбила машина» ты вспоминаешь серую стрелу от машины, сумасшедшую скорость, предельно даже не пытающиеся сбавить темп. Озноб, резкий озноб охватывает тело, притаптывая остаток жизни, которая остаётся в твоём организме. Стакан вылетает из рук, и ты чувствуешь, как лужа из стекла и воды медленно обволакивает твои ступни.

 

«Он умер»

 

Тебе приснился сон, впервые за это время ты видел сказку. Твой брат и ты. Он звал тебя, а ты шёл, будто боясь потерять, упустить из виду его макушку и улыбающиеся глаза. Он брал тебя за руки и просил не умирать. Но ты не слышал его, в голове кружилась красота его глаз, его обтянутых кожей вен, его смеха, пусть совсем отдалённого, но настоящего. Но ты не мог всё вернуть, что сделано, то сделано. И ты не хотел. Ты был рядом с тем человеком, который вернул твои сны, который снова с тобой, который слишком рано ушёл от целого организма твоего и его мира…

 

 

И только капли дождя всё также резко отбивали свою дробь по крышам окружающих зданий. И капала вода с подоконника. На тот же старый деревянный пол, на котором послушно промокали ступни Билла, находясь в осколках разбитого сердца.