Автор: Eshateile
Название: Антифриз
Рейтинг: PG-13
Жанр: твинцест, ангст.
Disclaimer: Близнецы – сами себе, мои мысли - мне. Остальное, так и быть, дарю Юниверсал.
Саммари: «Антифриз внутри напоминает, что это ненадолго.
Но надежда похожа на самый прочный воздушный замок из всех невозможных.» Pov Билла и Тома.
Посвящение: Биллу, который в видеозаписи одного из концертов, во время исполнения «Geh», так посмотрел на Тома, что я тут же села за написание фика.


Tom’s Pov.

Билл падает перед ним на колени, Билл жмется к нему, Билл улыбается, пробегая влажным, острым кончиком языка по губам, Билл смотрит на него, когда поет песни о любви так, чтобы всем было понятно, о ком именно он поет.
И Том кивает, иногда – улыбается, он пытается не обращать на это внимания, но Билл не отходит, пока Том не посмотрит на него – хотя бы мельком.
И каждый раз по спине Том бежит холодок, просачивающийся сквозь кожу и замораживающий все внутри.
Потому что у Билла в глазах – холодное любопытство, легкая полуулыбка на его губах свидетельствует вовсе не о любви к брату.
Тому кажется, что Билл препарирует его, оглядывая внутренности с ледяным равнодушием человека, который уже не раз резал живую плоть и кровь.

Лабораторный стол освещен софитами, которые ослепляют и делают боль не такой сильной.
Том даже растягивает губы в улыбках, мотает головой и играет, так, будто бы больше ничего на свете больше нет.
Но Билл никогда не дает этой иллюзии продлится дольше положенных пары минут.

Когда-то Тому казалось, что у него внутри антифриз.
Но каждый раз, когда внутри него ползет корка льда, покрывая все большие расстояния, он убеждается в обратном.

Билл играет с ним, словно кошка с мышью, он царапает его острыми коготками, оставляя раны, не настолько глубокие, чтобы убить, но не настолько поверхностные, чтобы жертва могла сбежать.
Том уже не понимает своего брата.
Давным-давно.

«Что еще ему нужно?»- со злостью думает он, когда Билл, наконец, отходит и нужно попытаться оживить хотя бы немного огня внутри, - «что еще?!».

Когда Билл решил переспать с ним, он не сопротивлялся.
Может быть, всему было виной количество алкоголя, выпитого Томом или чрезмерная настойчивость Билла, который всегда получал, чего хотел.
Было больно и очень-очень неудобно, слишком жестко и непривычно, и, да, это было неприятно.
Это было странно.
Это было неправильно.

И это продолжается.

«Чего еще ему нужно?»- думает Том и рвет струны на репетициях.
Билл легко и светло улыбается, глядя на него сияющими теплотой глазами и это - сияние льдов Арктики под безжалостными лучами солнца, которое не греет, а только ослепляет.
Том иногда думает, что глаза его брата могли бы принадлежать или убийце, или поэту.
А может быть – и тому, и другому в одном человеке.
Второе каждый раз ставит его в тупик и заставляет думать о некой незавершенности всей их жизни и всех их действий.
Он думает о том, что, создавая их, Бог не закончил чего-то. Чего он хотел – одного идеального человека или две недоделанных копии чего-то единого?..
Том думает слишком много, глядя на спину брата, обтянутую очередной черной футболкой, и в сиянии софитов она кажется ему облачением палача.

Том спит с фанатками.

Он берет их грубо и зло, глядя на слезы, текущие из под ресниц и получая от этого неизменное удовольствие, гнилой привкус сожаления и отвращения к себе привычно поселился на его языке, в его голове и сердце, ему кажется, что гнилые ростки пробиваются прямо из его нутра, обволакивая весь мир серой пеленой.

Он словно научился видеть мир лишь в грязно-серых оттенках и не может изменить ситуацию, потому что он смирился.

Ко всему можно привыкнуть,- то и дело мелькает в его голове, когда он смотрит на очередную фанатку, глядящую на него с немым обожанием и которая будет растоптана грядущей ночью предметом ее грез.

Ко всему можно привыкнуть. Он, во всяком случае, сумел.

Том часто думает о смерти.
Иногда она кажется ему решением, спасением и излечением, иногда – страшным кошмаром и он просыпается в холодном поту, потому что ему снится окровавленный тринадцатилетний Билл с ножом в руках, выводящий на теле Тома робкую вязь своих стихов. Иногда Том понимает, что кровь на близнеце – его собственная и тогда он не просыпается, а улыбающийся брат режет его на миллионы букв. На его щеках – чистые дорожки слез, прорезающие пятна багровой крови.
Том знает, что смерть принесет утешение.
Завершение.
Позволит не терпеть каждую ночь холодные пальцы хирурга, вспарывающего его кожу мягкими прикосновениями и не смотреть в гипнотическое сияние льдов, которое замораживает все, что, попадается на пути мертвенного свечения.
Но он не может, он просто не может бросить Билла, потому что тот до сих пор снится ему мальчишкой, его маленьким братишкой, который просто придумал очередную игру из которой Тому никогда не выйти победителем.
В конце-концов, ему не впервой отдавать пальму первенства своему брату и каждый раз он делал это без сожаления и без зависти, а значит, он поступит так и на этот раз.
В этой игре выигрывает Билл, а Том не собирается менять ситуацию.

Том любит брата.
Так, как только можно любить человека, который причиняет настолько много боли, что она уже кажется постоянным спутником любой любви. Как можно любить единственного человека, который, причиняя страдания, дарит последний оплот, за который можно держаться до бесконечности – надежду.
Иногда Тому кажется, что он видит проблески прежнего Билла, например, когда на них направлена камера очередного интервью и Том шутит – Билл смеется, касается его почти нежно и без любого сексуального подтекста, неловко и ребячески щипает его, дергает за безразмерную футболку и преданно заглядывает в глаза.
Будто бы Арктическое небо подернулось плотной завесой туч, и льды превратились просто в обычные куски твердой воды, которая, стоит только немного согреть, потечет прохладными струйками между пальцев.

Антифриз внутри напоминает, что это ненадолго.

Но надежда похожа на самый прочный воздушный замок из всех невозможных.

Внутри Тома – маленький, потерянный, уставший мальчик, который так же ждет чудес, как и много лет назад, но он уже не видит их.

Bill’s Pov.

Том похабно улыбается, Том вскидывает голову, открывая беззащитное горло, покрытое капельками пота, Том касается языком пирсинга и прикрывает глаза ресницами, он редко смотрит на Билла, когда играет, и всегда – лишь после того, как Билл насильно привлечет к себе внимание.
И Билл требовательно забирает все, положенные ему крупицы, потому что он никогда – н и к о г д а, не получает его добровольно.
Иногда Биллу кажется, что стоит ему уйти – на пару минут, оставить Тома наедине с его известностью, с его фанатками, которые так хотят его, с его мыслями, в которых он трахает каждую и тот забудет о существовании своего близнеца, потому что в глазах Тома всегда – жар желания, он хочет, и он берет – весь мир.

В глазах у Тома – огонь, пожирающий все вокруг, оставляющий после себя сухую, потрескавшуюся землю и останки былого великолепия. И земля, серая земля камней и смерти, покрывается режущими кусками льда, пропитанными кровью Билла, потому что каждый раз он разбивается об эти острые камни и лед.

Он ищет зеленые ростки в этой бесплодной земле, но находит лишь пепел и холодные куски остывшей плоти. Все живое в Билле сгорает и покрывается глубокими ожогами, обуглившимися язвами, каждое прикосновение к которым – адские муки.

И Том касается его.

Он ласково проводит по открытым ранам, царапает и прижимает, он целует очередную фанатку и смотрит на Билла, а в глазах у него – неутоленная жажда.

Ты никогда не сможешь дать ему того, что могут дать они.

Билл даже улыбается и смеется, глядя на Тома, он делает все, чтобы быть таким, каким его хочет видеть брат, он пытается быть ближе каждую секунду, а все внутри него сворачивается ошметками горелой плоти.

Его Ад освещен самыми яркими огнями на свете, софиты слепят и делают боль почти выносимой, а Билл, словно бабочка, летящая на огонь, в очередной раз приближается к брату и одежда Тома кажется ему облачением палача, но Билл каждый раз неизменно покорно идет к своей плахе, ставя голову под сияющее огненное лезвие.

«Что еще ему нужно?»- зло думает Билл, каждый раз, когда Том смотрит в зал, сверкая собственным великолепием и самолюбованием,- «что еще?!».
Билл уже не понимает своего брата.
Давным-давно.

Том забрал его душу, обратив все вокруг в прекрасные декорации ада, в котором сам является Сатаной.
И Билл не сопротивляется этому добровольному и вечному заключению, он умирает миллионы раз, сгорая и возрождаясь. Словно птица Феникс, но его мучения не стоят такого высокого поэтического сравнения, потому что ему кажется, что такую боль никто и никогда не испытывал.
Он не знает, что еще можно отдать и поэтому забирает.
Он хочет быть нежным, но перед глазами стоят усмехающиеся лица бесов – их нежные контуры тел, все то, что есть у них, и нет у Билла.

«Что еще ему нужно?!»- думает он и срывает голос на репетициях, пытаясь вырвать из себя весь этот Ад сухих земель, льда и огня.
Том смотрит на него, улыбаясь, и в его глазах – захлопнутые створки Ада, но Билл знает, как их раскрыть и забрать Тома себе, хотя бы на время, потому что вечность – слишком долгое слово и слишком хрупкое, чтобы быть нерушимым.
Иногда Билл думает, что глаза его брата – глаза музыканта и убийцы, (он медленно убивает Билла, так как, живя в Аду нельзя быть живым), скрывают страдания не меньшие, чем его и от этого боль становится лишь острее.
Он думает, что, возможно, создавая их, Бог так и не осуществил некий свой замысел – один совершенный человек, лишенный каких-либо недостатков и тогда чувство незавершенности всех действий и событий их жизни становится невыносимым.

Билл думает слишком много, и его собственный перфекционизм доводит его до бешенства.

Билл ненавидит каждую фанатку, переспавшую с братом, так яростно и безоглядно, что ярость выжигает сухие земли еще сильнее.
Он спит с каждой, он издевательски нежен, он лечит раны, которые наносит брат, эти глубокие раны, зияющие в их глазах слезами и болью, заставляют скрипеть зубами от злости, но он терпит.

Он считает каждую из них изменой и мстит Тому, хотя и подозревает, насколько бессмысленна его месть.

Ко всему можно привыкнуть,- то и дело мелькает в его голове, когда он смотрит на очередную фанатку, уходящую с братом, он предвкушает ее мучения и ее боль, которая не составляет и толики того, что чувствует он – каждый день.

Ко всему можно привыкнуть. Он, во всяком случае, сумел.

Билл часто думает о смерти.
Она кажется ему спасением. Утешением и исцелением. Но чаще она является его худшим кошмаром и она просыпается в холодном поту, потому что ему снится окровавленный тринадцатилетний Том, в ужасной вязи ран, составляющих слова и строки. Он лежит на каменном столе, багровом от пролитой крови, и Билл не может остановить свою руку, в которой остро сверкает лезвие, вычерчивающую заклинания слов на тонкой, детской коже.
Он плачет и улыбается, потому что в глазах Тома – такая безумная любовь, такое безумное сосредоточие на лишь одном Билле, что весь его Ад становится на мгновение Раем.
Но это лишь мгновение и страдания брата – превыше всего, поэтому Билл чувствует каждый порез на собственной коже.

Билл знает, что смерть принесет утешение.
Завершение.
Позволит не терпеть эту адскую боль, которая гложет его, позволит не причинять боль Тому больше и не сгорать в этом огне заживо.
Но он не может, он просто не может бросить своего братишку, своего близнеца, своего Томми на этом столе умирать, потому что он знает – стоит ему уйти и Тома не станет.

Билл любит брата.
Так, как только можно любить человека, который причиняет так много боли, что она уже кажется постоянным спутником любой любви. Как можно любить единственного человека, который, причиняя страдания, дарит последний оплот, за который можно держаться до бесконечности – надежду.
Иногда Биллу кажется, что он видит проблески былого брата и Том шутит – Билл смеется, касается его робко и просяще, неловко и ребячески щипает его, дергает за безразмерную футболку, заглядывая в глаза.

Будто бы огонь внутри брата покрылся легкой коркой льда, в обычные куски твердой воды, которая, стоит только немного согреть, потечет целительными струйками на это опаляющее пламя.

Огненный Ад внутри напоминает, что это ненадолго.

Но надежда похожа на самый прочный воздушный замок из всех невозможных.

А внутри Билла – маленький, потерянный, уставший мальчик, который так же ждет чудес, как и много лет назад, но он уже не видит их.

tbc (предположительно)