Настроение сейчас - ???

Автор: Eshateile
Название: Никто не поможет
Pairing: Том/Билл
Рейтинг: R
Жанр: slash, romance и, по-моему, жуткий fluff.
Summary: Психические травмы детства, недоверие, страх, боль, слезы и лю-бовь.
Warning: насилие над ребенком, нехорошие слова и действия, короче, вас предупредили))
От автора: это мой едва ли не первый фик по ребятам, так что, я думаю, вы понимаете, что ничего хорошего там не будет. зачем выкладываю? от творческого застоя и вообще хочу критики))


- Я узнаю, если у тебя кто-то есть! Я узнаю и убью и тебя и его, ты понял?!- жестокая рука цепляется в волосы, наматывает темные пряди, злые глаза сверкают такой животной яростью, что мурашки бегут по коже. Лицо близко-близко, разъяренный шепот прямо в губы: - Попробуй только, сука, ненавижу, не дай Бог ты еще раз придешь так поздно… не дай Бог, я что-то узнаю…
- Хватит,- шепчешь ты,- прекрати, Том, ты же знаешь…
Хватка в волосах на секунду сжимается еще судорожнее, но тут же выпускает мягкие пряди. Уже успокаивающе скользят по затылку пальцы так, что жар медленно распространяется от чувствительной кожи головы ниже. Ты смотришь прямо в эти темные глаза, будто кролик на удава, но взгляд тянет ниже. Прямо на пылающие губы. Ты готов поклясться, что Том плакал, пока ждал тебя. У него всегда после слез такие вот пылающие краснотой губы, такой чертовски беззащитный вид и даже когда он орет и дергает тебя за волосы, ты чувствуешь эту полную беззащитность на дне черных зрачков.
- Зачем ты так со мной?- хрипло бормочет Том и вот уже жадные, горячие руки выскальзывают из волос и забираются под футболку, гладят, ласкают, словно пытаясь дотронуться до всего разом, разогнать все темные мысли, от которых хочется разбить весь мир в мелкие осколки или просто разрыдаться.
- Я заехал ненадолго к Тиму забрать диски,- дыхание прерывается, ты откидываешься в тесных объятиях, закрыв глаза.
- Почему… не позвонил?- нежные губы водят у основания шеи, легкие касания обжигающих губ выгоняют из твоей головы все мысли, тело начинает невыносимо гореть.
Ты молчишь. Просто чтобы сказать что-то, нужно собрать мысли, отчаянно расползающиеся под напором ласкающих прикосновений, а это почти невозможно.
- Почему?- отчаянно шепчет он и прижимается к тебе еще ближе, хотя казалось, что ближе уже некуда, губы скользят по щеке.
- Я не думал… что ты будешь… злиться…
Тут он впивается в губы требовательным поцелуем и мысли разлетаются в разные стороны. Неуловимое прикосновение языка к твоим губам и ты тихо стонешь и выгибаешься навстречу горячим прикосновениям, хрипло шепчешь сладкий бред, глупые бессмысленные, но такие желанные слова.
Внезапно брат отрывается от твоих губ, но ты не открываешь глаз и ждешь нового касания губ.
- Открой глаза,- проговаривает он, голос гораздо ниже обычного, эти интонации просто сводят тебя с ума – хотя, казалось бы дальше некуда. Джинсы, кажется, вот-вот разорвутся. Ты стонешь, протестуя, черт возьми, тебе давно пора привыкнуть видеть в глазах брата это бешенное желание, темную бездну, засасывающую тебя, пора бы спокойно смотреть на лихорадочный румянец на его щеках, на губы влажные и припухшие от твоих поцелуев. Но ты никак не можешь привыкнуть, краснеешь, смущаешься, но это все так завораживает, что стоит лишь открыть глаза и ты будешь впитывать этот образ, чтобы потом вспоминать. Не сможешь отвести взгляд, загипнотизированный этой дикой красотой.
- Открой,- повторяет он, и ты неохотно подчиняешься. Темная глубина засасывает. Сладко сжимается в груди, а сердце бьется так быстро-быстро.
На его лице странное выражение – нежность, торжество и… это самое слово, такое нелепое, но прекрасное. То, что ты пытаешься не произносить, чтобы, не дай Бог, не спугнуть… хотя как можно спугнуть ТАКОЕ?
- Ты только мой, слышишь?- он улыбается, от этой улыбки тебя просто колотит от возбуждения, слова проникают в затуманенное сознание с огромным трудом,- ты больше ничей, кроме меня. Только мой, навсегда, понятно?.. Отвечай, черт возьми!
- Да, да, я понял!- ты почти кричишь, чтобы он, наконец заткнулся и прекратил эти вечные упреки и показывания самому себе, что ты принадлежишь ему. На его лице написано такое счастье, что ты просто не можешь злиться.
И он опять начинает череду этих сводящих с ума поцелуев и прикосновений.
Теперь главное вовремя остановиться и не зайти слишком далеко. Никто тебе не поможет защитится от этого страха, кроме тебя самого.

В комнате не очень темно – фонари на улице никогда не дают остаться в полной темноте. Прислушиваясь к тишине, ты различаешь едва слышный звон. Только теперь ты начал понимать значение выражения «звенящая тишина».
Это когда не слышно рядом мерного дыхания.
Или тихих шагов на кухне.
Или звука работающего телевизора.
Когда ты совсем один в квартире и лишь звенящая тишина, да фонари на улице твоя бессменная компания ночами.
Все было так просто. Вообще терять кого-то очень просто. Гораздо легче, чем находить…находить? Причем тут «находить». Никто никого не находил. Том всегда присутствовал в твоей жизни, сколько ты помнишь.

- Я не могу так больше.
- Что? Я не понимаю…
- Все ты понимаешь!
- Том…
- Блять, я устал сдерживаться, понимаешь?! Да у меня яйца звенят, когда ты в комнате, я просто не могу держать себя в руках,- голос срывается и Том замолкает.
И ты молчишь в ответ.
- Я больше не могу так. Ты будто специально избегаешь меня, задерживаешься на репетициях как можно дольше, ты готов придумать любой предлог, лишь бы проводить меньше времени со мной наедине. Я сначала, идиот, думал что у тебя кто-то есть, но потом дошло, что дело вовсе не в этом. Я чувствую, что навязываю тебе…всё. Хватит. Я уезжаю на неделю, Йост сказал, что это вполне допустимо сейчас.
Слова как камни бьют больнее и больнее, а ты не можешь сказать ни слова, иначе, ты уверен, слезы сами потекут из глаз. Стоит открыть рот и ты заревешь, будто очередная девчонка, брошенная Томом. Ты частенько видел такие сцены и не хочешь очередного глупого повтора.
-… думаю, будет лучше вообще забыть об этих двух неделях. Черт возьми, даже звучит смешно, но, Билл, я сделаю это. Я устал от постоянного напряжения и ожидания. Я просто устал…
«Зачем ты так?»- мысленно кричишь ты,- «неужели не понимаешь, как мне страшно?! Неужели не понимаешь, как страшно и грязно все это будет, как больно?! Ты же просто не знаешь, как все это выглядит, не знаешь, насколько это ненормально и невозможно!».
Ты вовсе не избегаешь Тома, ты просто боишься, что однажды ты тоже не сможешь держать себя в руках и поймешь, что это все так же грязно и тошнотворно беспомощно, как было тогда.
Ты прекрасно помнишь ту ночь. Тебе было всего двенадцать, а этим ублюдкам по двадцать лет. Ты тогда задержался на улице дольше Тома, гулял с Джессикой – твой первой детской любовью. Наслаждался невинным и чистым чувством, чтобы потом понять, какая на самом деле грязная штука жизнь.
Пьяные глаза, вонь перегара, грубые руки.
- Билли, детка, подойди-ка сюда. Нам нужно тебе кое-что сказать.
Отрывистый смех – как лай грязных, бешенных собак, которых отлавливают по улицам, а затем усыпляют.
Ты тогда понял, что что-то не так и бросился бежать, но что бег двенадцатилетнего мальчишки в сравнении с взрослыми парнями?
Дальнейшее сливается в бесконечную боль, страх, ненависть, отчаянные слезы и беспомощность, ощущение которой теперь пропитало тебя до сердца. Живи секундой,- часто говоришь ты, улыбаясь, но твое сердце замирает, потому что «жить секундой» единственное, что остается.
- Если ты расскажешь кому-нибудь, мы поймаем тебя и убьем. И никто не поможет.

Ты пришел домой поздно тогда. Родители ушли куда-то к друзьям, а Том уже спал прямо на диване. Ноги не держали, боль разрывала на части, чтобы не падать ты цеплялся о стены, но ты терпел.
«Никто не поможет». Значит нужно дойти до ванной и принять душ. Перебороть страх – ты все еще боялся тогда принимать ванную с закрытой дверью, этот ненормальный страх перед выдуманными чудовищами преследовал тебя всегда. Но тогда этот ужас был скорее привычкой, привычной реакцией, ведь ты понял, кто на самом деле чудовища и где они живут. А их запах, кажется, всегда будет преследовать тебя – вонь грязного тела, засохшей крови, алкоголя, страха и боли.
Никто не поможет и теперь, когда Том отвернувшись, смотрит в окно, где теплый летний день радует солнцем и светло-голубым небом. В Лондоне очень редко бывает такая хорошая погода.
- Я поеду домой. Повидаюсь со всеми,- говорит Том, но это лишь пустой треп, чтобы заглушить тишину. Он ежится, словно от холода, и идет к выходу, где уже лежит рюкзак и небольшая сумка. Оборачивается, перед тем, как выйти и смотрит.
Ты не скажешь ни слова, ты не заплачешь, ты не будешь кричать и цепляться в него, не будешь умолять остаться, пусть даже ты знаешь, что сейчас он уезжает вовсе не на одну неделю. Из твоей жизни навсегда уходят и нежность, почти до боли, щемящая сладость губ, завораживающий взгляд, горячие ладони, которые заставляют забыть обо всем плохом в жизни. Он уйдет сейчас и тебе больше никогда не придется, не знать, куда деть себя от смущения под обжигающим собственническим взглядом. Уйдет и в твоей жизни больше не останется ничего, побуждающего терпеть еще один день.
- Пока, Билли. Ты теперь большой мальчик, пока я не вернусь,- он жалко улыбается, припоминая детскую шутку, и от боли твою душу скручивает в тугой жгут, тебе хочется выть раненным зверем от тоски,- веди себя хорошо и не доводи никого до белого каления.
Он разворачивается и почти вылетает из квартиры, громко хлопнув дверью. Ты выбегаешь на балкон и, после нескольких секунд, видишь, как брат садится в такси – голова опущена, чтобы никто не увидел слез. Ты знаешь, что он плачет, но не смотришь вслед уезжающему такси. Входишь обратно в комнату и смеешься – этот режущий, неестественный смех пугает даже тебя самого, но ты не в силах остановится, потому что по щекам уже бегут слезы. Всхлипы рвутся из груди вперемешку со смехом, ты падаешь на колени, но не чувствуешь боли кроме той, что рвет сердце на части.
Наконец ты выдавливаешь из себя то самое запрещенное и теперь очень горькое « Я люблю тебя», которое тонет в смехе и всхлипах.

Так все и было. Ты еще долго лежал на полу в пустой квартире, не в силах делать что-то, не в силах даже дышать, но ведь если не дышать, то умрешь?
Или нет.
Смерть – это когда вот так вот лежишь в тихой квартире и смотришь в светлый потолок.
Сейчас ты не плачешь и не смеешься, ты просто слушаешь звон одиночества, мечтаешь об утре, когда нужно будет встать и жить дальше, когда нужно будет побороть это отупляющее НИЧТО поселившееся во всем теле. Да, ты теперь именно НИЧТО, Билл Каулитц. Холод и тишина, тусклый свет фонаря и звон тишины – вот кто ты, глупый мальчишка.
И ты осознаешь это в полной мере. Ты представляешь холодные глаза Тома, когда он вернется через семь дней, все такой же, как и всегда, но теперь уже ничто не будет как раньше. Теперь долго не будет даже теплого взгляда просто брата. Может быть через год.
Или через два.
Или никогда.
Как там он сказал. «Забыть об этих двух неделях»? Но ведь их невозможно будет забыть.
Эти дни превратятся в глухую стену между ними. Каждый кирпичик этой стены – холод непонимания, боль того, что больше не вернется, ощущение того, что могло бы быть, будут терзать до конца жизни.
Не думай об этом,- говоришь ты себе,- лучше подумай о том, то могло бы быть…
… Если бы не было той ночи пять лет назад…
… Или не было бы сегодняшнего дня…
… Или Том бы завтра вернулся…
… Или сегодня…
… Или прямо сейчас…
Но в квартире очень тихо, а знакомых шагов не слышно. Но их очень легко представить.

Нежные руки обнимают тебя сзади за шею.
Тук-тук-тук.
Сердце бьется очень быстро.
Тук-тук-тук.
Дыхание опаляет ухо: - А вот и я.
Тук-тук-тук.
Поцелуй, почти укус в шею.
Тук-тук-тук.
Ладонь, задирающая футболку.
Тук-тук-тук.
Пальцы, сжимающие и поглаживающие соски.
Тук-тук-тук.
Он, недоумевая, смотрит на тебя через стол и повторяет:
- Билл, подай, пожалуйста, соль.
- Конечно, Том.
Сердце разбивается и больше не стучит.

Он прижимается к тебе тесно-тесно, ты чувствуешь жар его тела даже через ткань футболки. Жадные, нетерпеливые губы терзают твой рот, обжигающая ладонь гладит бугорок на твоих джинсах
- Сладкий, сладкий... мой…
Тот же голос, совсем другие интонации – раздраженные и холодные: - Билл, какого черта с тобой творится?! Что с твоим горлом сегодня?!
« Это все тупые слезы. Я очень скучаю по тебе»,- проносится в голове, но ты пожимаешь плечами и растягиваешь губы в деревянной улыбке: - Не знаю… не стоило, наверное, вчера так долго сидеть в клубе.
Твое горло перехватывает удавкой, а сердце вырывается из груди, когда ты видишь на очередной вечеринке, как Том обнимает и целует какую-то девушку. В глазах темнеет, но ты не чувствуешь ярости – только боль-боль-боль через край.
Разворачиваешься и очень медленно идешь в сад. Там, несмотря на прохладную погоду, уже сидят несколько парочек, но ты идешь вглубь, туда, куда пьяные, разгоряченные подростки не доберутся.
Хочется вцепиться рукой себе в горло и разорвать глотку, чтобы хоть немного воздуха попало в легкие.
А может и правда просто вырвать сердце ножом и ну его?
Или упасть в зеленую траву, расплывающуюся перед глазами.
И больше не двигаться никогда.
Где-то тут должна быть скамейка. Ты трудом находишь ее, не потому что темно, а потому что ты дезориентирован, словно слепой котенок. Садишься на холодное, мокрое дерево. Сегодня, кажется, шел дождь.
Или тебе показалось?
Или это было вчера?
Ты не помнишь. Ты вообще мало, что помнишь из событий последних трех недель.
Вдали раздается шум музыки, смеха, криков. Но твоя маленькая веленная отчаянья не пропускает звуков, ты опираешься локтями о колени и закрываешь лицо руками, тьма поглощает весь мир.
Ты чувствуешь жуткую усталость. Глаза не переставая, жжет от слез и голос садится. От твоего голоса зависит очень многое в этом ледяном мире страданий (надрывный пафос этих слов заставляет тебя усмехнуться), и никто тебе не поможет пережить последующие дни.
Никто не поможет. Ты никому не нужен. Ты совсем один. Чьи-то шаги.
- Эй, Билл. Простудишься,- говорит Том и набрасывает тебе на плечи плащ.
Надо же. Раньше все твои мечты-галлюцинации были только эротическими. Но, оказывается, это больнее – понимать, что в голосе Тома больше не будет таких теплых и немного насмешливых интонаций. Больше вообще, кроме спокойных, холодных и равнодушных никаких не будет.
- Билли,- ты чувствуешь тепло рядом, он едва касается тебя своим плечом и коленом,- ты слышишь меня?
Его голос немного дрожит от волнения. « Не волнуйся, Том,- в душе щемит,- я очень-очень люблю тебя. Разве я могу сделать тебе больно?». Эти гребанные слезы – как же ты их ненавидишь! Ну, спасибо хоть без этих тупых бабских всхлипов.
- Билл… посмотри на меня.
Голос очень реальный и тепло ткани на коже осязаемо. И жар тела рядом.
Тут он пытается отнять руки от твоего лица, и ты понимаешь, что эти прикосновения СЛИШКОМ реальные. В шоке распахиваешь глаза и вырываешь запястья из сильных пальцев, а щеки заливает краска стыда. Ты все-таки разревелся при нём, Билл.
Яростно вытираешь слезы и бормочешь: - Извини, я задумался, знаешь, так бывает – подумаешь о чем-то грустном…
Тоскливо думаешь, что слова «думать о грустном» совсем не подходят к твоим мыслям. Думать о смерти – это гораздо лучше.
- Помолчи, пожалуйста,- очень вежливо отвечает брат, а ты боишься даже посмотреть на него. Кожа вокруг глаз воспалилась и теперь нещадно щиплет, веки распухли, а губы горят.
- Почему ты не в доме?- почти безмятежно спрашивает он, но ты то слышишь эти дрожащие нотки под напускным спокойствием.
- Я же говорю – стало грустно и я решил прогуляться. Там очень шумно.
- Ага, и именно поэтому ты свалил, как только увидел, как я тискаю ту девчонку,- язвительно хмыкает Том.
- Заебал, да какая разница, почему я ушел?!- ты, наконец, срываешься. «Вот и все»- краем сознания думаешь ты – «теперь это точно конец»,- тебе же наплевать где я и что со мной! Так отвяжись ты, наконец!!
Слезы опять брызгают из глаз, ты вскакиваешь, плащ падает с плеч и почему-то именно это оказывается последней каплей. Грудь сжимает спазмом.
Уйти скорее. Пока он не заметил, как тебе больно. Пока это не превратилось в очередной приступ истерического смеха со слезами.
Но он не дает тебе сорваться с места, крепко хватает за запястье и тянет к себе. От неожиданности ты даже не сопротивляешься и прижимаешься к такому знакомому и горячему телу. Его вторая рука намертво прижимает тебя к нему, пока другая медленно двигается от запястья к плечу и дальше, застыв на затылке.
И тут начинается. Жжет горло от слез, но ты смеешься и не можешь остановиться, слезы бегут по щекам и капают на его футболку.
- Тише, тише, не плачь…
Как можно говорить «не плачь», когда сердце рвет на мелкие куски?
- Солнышко, не плачь, только не надо плакать…
«Солнышко?.. О чем ты, Том? Мне никто не поможет выбраться из этого мира тишины и отчаянья. Никто не поможет и так будет всегда».
- Не нужно слез… хороший мой, не плачь…
«Я плачу? О чем ты? Это не слезы, это смех. Просто это НИЧТО вырывается изнутри».
- Я люблю тебя…
«Что?!».
- Я люблю тебя больше жизни… слышишь?... без тебя мне ничего не нужно… я просто умираю без тебя…
И почему-то ты безоговорочно веришь этим словам. «Живи секундой»- не это ли так много раз говорил?..
Да как ты мог бы сомневаться, когда так хочется верить, что ты для кого-то единственно важное в жизни.
Ты никогда и никому не рассказывал про ту ночь, когда ты понял и ощутил всю грязь мира. Никому – потому что никто не поможет.
Или… поможет?
Всего лишь двадцать минут, а казалось, что эта история займет всю жизнь.
Двадцать минут – это вместе с затихающим смехом-всхлипами, ласковыми объятьями и нежным шепотом.
Всего лишь двадцать минут и пять лет страха, что кто-то опять сможет сломать и растоптать, куда-то исчезают.
Двадцать минут, а еще горящий взгляд глаз, так похожих на твои, сжимающихся кулаков – у тебя от горечи воспоминаний, у него – от ярости, взбешенно сцепленных зубов и взглядов из под намокших от слез ресниц. Двадцать минут страха, что отвращение – единственный ответ на твой совсем короткий рассказ.
Двадцать минут, а потом яростные объятия и глупые: «прости, прости меня».
Двадцать минут и улыбка на твоих губах, которую не передать словами, потому что как можно передать ощущение, что на самом деле ты вовсе не один в этом совсем не холодном и не грязном мире.
- Почему ты не рассказал мне раньше?
Красноречивое молчание и алеющие щеки.
- Как ты мог думать, что я упрекну тебя в чем-то? Эти ублюдки…- такой взгляд, что тебе даже жутко и сладко, что он в таком бешенстве,- я найду и убью этих сук!
- Не смей даже думать об этом. Я смог пережить это, значит, и ты сможешь. Если бы я хотел, я бы давно сам их нашел и заставил расплатиться за то, что они сделали. Но это не изменит ничего. Я просто хочу забыть. Не думать об этом… и ты не думай. Договорились?
Он опускает взгляд, и ты понимаешь, что сейчас до него никакие слова не дойдут.
Что же…
Впервые ты делаешь первый шаг сам – легко касаешься его губ своими. И думаешь, каким же ты был идиотом и сколько времени вы потеряли в бессмысленных ссорах и страхах.
Никто не поможет? Смешно.
Разве эти глупые три слова сравнятся с таким светлым и сладким миром, подаренным кем-то, кого любишь?

happy-happy-happy End)