Автор: Пружинистое небо
Название "Целуя небо"
Пейринг:Том/Билл
Жанр:романс, слеш с примесью юмора, POV
Рейтинг: R
Предупреждения: наличие мата
От Автора: Решила попробвать себя в жанре слеш, и несмотря на более чем прохладное отношение к Токио Отель, почему-то выбрала именно их. Критика приветствуется.



Глава 1. В которой мы узнаем, почему нужно закусывать коньяк и нельзя спать на лестнице.
POV Том
- Блядь! - да, я хорошо поднимаюсь по лестнице. Чертовы штаны! Я не сдерживаюсь и пинаю ни в чем не повинную лестницу. Странно, но вся боль от удара достается моей многострадальной ноге. А лестнице мое агрессивное поведение глубоко по Дзэну. От этого злость только нарастает, но я не желаю и дальше портить своё драгоценное тело, споря с неодушевленными предметами, поэтому, стиснув зубы, продолжаю подниматься. Голова просто раскалывается - в глазах темнеет. Меня немного шатает - то ли от боли, то ли от выпитого за вечер коньяка. Опираюсь на стену рукой и тихо сползаю вдоль перил. Типа отдохнуть. Если Билл заметит меня в таком состоянии - меня ждут крупные неприятности в виде слез, бесконечных нотаций и бойкота. Ну, минимум дня на два. Нельзя сказать, чтобы меня это сильно огорчило - брат постоянно болтает без умолку, это сведет с ума кого хочешь. В то время, когда он не говорит, Билл поёт. Еще нельзя сказать, что хуже для моего разбухшего мозга. Нет, не подумайте, я люблю брата - просто иногда это утомляет. Сильно. Тогда мне на помощь приходит коньяк, последствие содействия которого можно наблюдать сейчас на полу. Красивый натюрморт из бесформенной кучи тряпья, которая вчера еще была моей любимой футболкой, грязных джинсов и моего размякшего тела, увенчанного кепкой. Черт, кажется, у меня затекла нога, но сил не осталось даже для того, чтобы поменять положение, не то чтобы подняться и доплестись до кровати. Мечты, мечты. Все, бля, всем спокойной ночи - коридор расплывается, и я уже тихо приветствую пол головой. Мой чуткий пьяный сон тревожит чья-то назойливая рука. Я бессмысленно что-то бурчу сквозь сон, посылая неизвестного в разные места, не в силах разобраться с их реальным местоположением. Алкоголь начинает выветриваться и боль в голове нарастает в считанные секунды. Тихо стону, пытаясь вызвать в этом чудовище, которое так безжалостно меня тормошит, хоть каплю сочувствия. Не фига. Тормошение продолжается... Кстати, а кто это? Пытаюсь разлепить глаза и сфокусировать взгляд на одной точке... и этой точкой оказывается... вот черт!
- Привет, Билл... - обречённо вздыхаю, ожидая скандала.
- Угу..- шипит брат - Я тебе сейчас устрою "привет". Ты у меня потом ходить не сможешь, а есть будешь через трубочку в заднице.
Тон близнеца меня пугает, и я пытаюсь исправить положение милой улыбкой, которая от боли искажается в гримасу. Бля, я невеста Чаки...Не буду это озвучивать.
- Билли, братик, я нечаянно... я так рад тебя видеть... - тяну к нему ручки...интересно, трюк удался?
Выражение лица брателло смягчается, и он устало перекидывает мою руку через плечо. Транспортировка тела начинается. Господи, Билл, какой же ты худой...кажется, только сейчас заметил. Запах...
- Билли, ты так оба-а-а-алденно пахнешь... - в бреду томно тяну я, пуская слюнки на его футболку. Хихикаю. Что это со мной?
Билл недоуменно смотрит на мою болтающуюся голову и тихо хмыкает, крепче перехватывая меня за талию.
Я погружаюсь в блаженную дрему, бессовестно повисая у него на руках и продолжая пускать слюнки...
Сознание возвращается ко мне, когда Билл пытается уложить мою бесчувственную тушку на кровать, при этом не покалечив. Надо сказать, что это удаётся ему с огро-о-омным трудом.
- Ой...ёёё.. - взвизгиваю я, когда он неосторожно опускает мою голову прямо на деревянную спинку кровати... - Одурел? Больно...
- Ха, там есть чему болеть? - наглое хихиканье рядом с ухом. Вот козёл.
Желая отомстить за необоснованное оскорбление, дергаю эту сволочь за волосы, так, что у него наворачиваются слёзы. Получи. Нечего отращивать такие патлы. Мысли оборвал довольно чувствительный пинок. Черт, нечестно. Притворяюсь спящим, как вдруг...
- А-а-а-а... УРОД! - заорал братишка, естественно, согласен - больно. А нечего выпендриваться. Ну заломал руки, ну опрокинул на кровать, ну сел сверху....в конце концов - не преступление. Когда я наконец отпустил это волосатое чучело, Билл, тяжело дыша, прошептал:
- Том, ну ты и скотина. Я тебе помог, принес сюда, а ты вот так со мной обращаешься. Усталость в голосе и какая-то обреченность. Хриплое дыхание...всхлипы...плачет? О нет, только не это...Ненавижу, когда близнец плачет - самому так дерьмово становится, что хоть иди и вешайся. Друзья, намыльте мне веревку... И вообще, не переношу женских слез... (автор мерзко хихикает)
- Билли, хороший мой, ну прости меня, ну да, я - скотина, не плачь.... - вытираю краем футболки его размазавшуюся косметику и прижимаю к себе. Ну что за непутёвое создание....и за что только люблю? - Билли, зайчик, ну хочешь сладенького? - хитро и всё еще пьяно улыбаюсь и достаю из кармана принесенную из клуба шоколадку - мою несбывшуюся закуску к коньяку.
Всхлипывания резко прекращаются, и близнец поворачивается ко мне, смешно путаясь в прилипших к щекам и лбу волосах.
- Ну вот, моя детка больше не плачет - улыбаюсь и протягиваю шоколадку, уворачиваясь от пинка. Мой ребенок...
Засыпаю прямо в одежде под причмокивание любимой скотины. Счастье...
Глава 2. Странное предложение.
POV Bill
Такой классный сон...Не хочу просыпаться...Не хочу говорить с Томом о своей проблеме. Не хочу возвращаться в реальность.
Поэтому в предутреннем забытьи переворачиваюсь на другой бок и продолжаю спать, желая возвратить в памяти утраченное сновидение.
" Эй, Томми, смотри! - у меня в руках трепыхается первая бабочка. Брат осторожно касается её крылышек, соскальзывая теплыми пальцами на мою ладонь. Нежность. Наша, только наша. И дело даже не в бабочке. Просто, когда мы были детьми, то жили в своём радужном мире, в котором обитало лишь одно слово - нежность. Нашем мире - одном на двоих. Мы синхронно поднимаем лица и смотрим, как бабочка аккуратно и воздушно, словно боясь разбить, целует крыльями неестественно синее небо. Нежность. Легкий поцелуй в щеку и сплетенные пальцы. Доверие...."
Вдруг сон резко меняется и вместо солнца в посеревшем небе полыхают молнии. И Тома как будто след простыл. У меня подгибаются колени, оседаю на землю и сжимаюсь в комочек. Страх. До дрожи в суставах. Безнадежность. "Том! - ору изо всех сил - Том!". Но звук моего охрипшего от ужаса голоса растворяется в ночной мгле, не оставляя следа. Тишина. Смерть.
Раз. Меня подбрасывает на кровати. Два. Под звуки своего безумно колотящегося сердца я распахиваю глаза. Три. Рот искажается в беззвучном крике. Стоп. Удар. Четыре. Еще удар. Пять. Судорожная мысль: "Том..". Шесть. Рука брата под моими пальцами. Семь. Задерживаю дыхание. Восемь. Прижимаюсь к теплому животу. Девять. Громкие всхлипы и горячие слезы на прохладной коже. Десять. Сильные руки на моей спине. Конец кошмара... Темнота.
POV Tom
Солнечный свет озорно пробирается сквозь плотную штору, щекочет лицо, пытаясь разбудить размякший в предутренней мгле мир. Билл тихонько сопит у меня на животе, иногда всхлипывая - осадок ночного кошмара. Блин, кажется это я виноват - он наверняка ждал меня, переживал, а я веду себя как последняя скотина...Но этот приступ ночью. Бешеные глаза, черные от расширившихся мутных зрачков, напряженные пальцы, вцепившиеся в мою руку до хруста в суставах, бешеное сердцебиение...Истерика. Наверняка, он не вспомнит, проснувшись, что сквозь дикие всхлипы повторял только два слова - "Томми" и "вернись". Тихонько трогаю его кончиками пальцев, проводя линии от дрожащих век до шеи...Импровизированная щекотка. Он улыбается сквозь дрему и по инерции фыркает, попутно толкая меня в бок. Это, видимо, был такой своеобразный протест, но малыш, кто тебе сказал, что я прекращу? Повторяю свои нехитрые движения и братец открывает покрасневшие глаза со слипшимися от остатков туши ресницами.
- Привет, чучелко - ласково шепчу я, продолжая щекотать засранца. Пинок. - Бля, Билл, что за привычка такая? Словами ответить не можешь?
- А до приматов словами не доходит - чопорно восклицает он, за что получает по заднице, - И тебе доброго утречка, Томми.
Я смотрю на свое любимое чудовище, такое неопрятное, но милое и домашнее, что внутри всё заволакивает теплом. Нежность.
- Ладно, как ты себя чувствуешь? - осторожно разведываю, пытаясь узнать, помнит ли события сегодняшней ночи.
Билл удивленно смотрит на меня своими "японскими" глазками - "Все хорошо, а что?".
Успокаиваюсь. Не помнит. И не надо.
- Все ОК ...ты просто вчера был расстроен...не хочешь рассказать...или это я виноват? - напряженно жду. Брат вздыхает.
- Я тут с Кристианом поссорился... - бля, с дружком своим ненаглядным...
Ну да, мой брат - гей, и что? Я не вижу в этом ничего криминального, пусть встречается с кем хочет, я в нем уверен - Билл не шлюха. Вот только Кристиан мне уж очень не нравится. Тупой похотливый урод. Но, чтобы не обидеть Билли, который месяц всем жужжал, про красивого и замечательного Криссика, я сдерживался. До этого момента.
- Ну и что твой бойфренд? - ухмыляюсь. Жестоко.
Билл немного обиженно смотрит, но продолжает:
- Понимаешь, он постоянно говорит о сексе, делает недвусмысленные намеки. Он мне нравится, но я еще не готов к таким отношениям. И если честно - мне просто страшно.
Я громко смеюсь, но мгновенно затихаю, чуть не подавившись собственным гоготом, когда Билли продолжает:
- Э-э-э, Том. Ты меня не научишь?
Твою мать. Это еще что за заявления.
- Билли, ты спятил? Извращенец малолетний...
- Ну, Томми... - глаза побитой собаки.
- Нет, бля, Билл, я еще не совсем спятил, даже не проси... иди ты... к своему Крису.
И я, спрыгнув с кровати, пошатываясь, выхожу их комнаты.
POV Bill
Ну вот - ушел... И какого хрена я сказал эту чушь? Помощи, бля, захотелось...Теперь снова придётся остаться наедине со своими мыслями и страхами. А я этого не люблю. Если хуёво мне, то хуёво должно быть всем. Ля-ля-ля, вот такая я скотина. Пойти что-ли дальше подействовать на нервы брателло? "Вот он взбесится..." - мечтательно говорю вслух, мерзко хихикаю и уже направляюсь к двери, как вдруг... Отвратительное жужжание, и не менее противное мяуканье из колонок мобильного...самое обидное, что моё мяуканье...Странно, а мне говорили, что я умею петь. (Автор приносит глубочайшие извинения за столь резкую характеристику, музыкальные предпочтения автора не имеют отношения к делу. Предложение добавлено для юмора)))) Нерешительно, словно сомневаясь - брать или притвориться овощем, подхожу к телефону. Уже знаю, что звонит Крис. Не определитель - интуиция. Нажимаю на "Вызов" и выдавливаю - "Привет".
- Здравствуй, моя девочка...- слышатся нахальные нотки. Скорее всего, пьян. Ничего удивительного. Как обычно.
- Я же просил - не называй меня так...или ты такой идиот, что не можешь запомнить? - слова вырвались случайно. От раздражения. Я не хотел... Но, видимо, на моего возлюбленного данная пламенная речь подействовала как красная тряпка на быка. Столько "нежных" характеристик для себя любимого я от него никогда не слышал. Из приличных слов в его монологе не наблюдалось даже предлогов. Я не стал дослушивать этот бред и нажал на отбой. Отношения себя исчерпали, и это надо было признать. Я неудачник. И это тоже следовало признать. Пойду, все-таки, подниму себе настроение и побешу близнеца. Это всегда так успокаивает.

POV Tom
С силой закрываю дверь. Раздражение застряло где-то в области горла и пульсирует мерзким горьким комком. Не надо быть гением, чтобы додуматься, что задумал этот засранец. Устроил тут цирк. Сжигать таких надо. (автор бьется от смеха в истерике, ибо очень любит историю про Жанну, которая Д'Арк)))
Но моей любви к нему это не отменяет. А как же - моё самое любимое чучело. Но не сейчас, Билли. Сейчас лучше оставь меня в покое, иначе можешь поплатиться несколькими клоками своих драгоценных волос, и этим дело вряд ли ограничится. Нервно спускаюсь по лестнице, прыгая через несколько ступенек и рискуя поприветствовать лестницу второй раз за сутки. Доскакав, наконец, до первого этажа, тихонько приоткрываю дверь в кухню и застываю в изумлении - там никого нет. Вернее не так. Уже шесть часов вечера, а дома НИКОГО НЕТ. Это удивляет, и я прохожу в глубь столовой. Так и есть - на столе лежит записка. "Томми... - бла бла бла - ...уехали к Шиллерам - бла бла бла - ужин в холодильнике." Понятно, родители свалили и их не будет всю ночь. Вот,Блядь, - как не вовремя. Отсутствие родителей - и у маленького извращенца развязаны руки. Что же делать? Спрятаться в туалете? Ага, и горшок ночной на голову - Великий Том Каулитц во всей красе. Все девушки будут мои. Так, Том, давай рассуждать логически...логически..логически...вот черт...ну что за нах...даже не могу вспомнить, что хотел авторитетно заявить...ну и в задницу. Расстраиваюсь и собираюсь поплакать. Потом вспоминаю, что плакать - прерогатива Билла и передумываю. Не дождетесь, гады. С этими невеселыми шизофреническими диалогами в голове я усаживаюсь на диван с твердым намерением провести здесь весь вечер, а может быть и всю ночь. Главное, чтобы братец не заметил меня .
Плед мягко грел тело, окутывая уютом, на стеклянном столе чашка с остывшим кофе. И я уже было начинал засыпать под монотонные звуки какой-то мелодрамы, как вдруг мой чуткий слух уловил какое-то движение. Билл? Но сморивший меня сон не дал сфокусироваться на этой мысли, и я погрузился в темноту. Пробуждение было быстрым и вряд ли приятным. Я просто ощутил тяжесть на своих бедрах, а в живот мне упиралась чья-то костлявая ручонка, больно впиваясь ногтями в кожу. Я нехотя разлепил глаза, ибо игнорировать происходящее было опасно. Во всех смыслах. Прямо перед своим носом я увидел лицо брата, немного напряженное и усталое. Но решительное.
- Билл, что ты делаешь? - хриплю, вопросительно смотря на засранца. Что-то задумал - я так и знал. Может быть, стукнуть его бутылкой по голове и сделать вид что так и было? Левая отмаза. Родители вряд ли поверят, что он лежит, прикрыв глазки, потому что отдыхает. Бля, ну что за чушь я несу. Меня точно в детстве не роняли? Я - чайка... Нет не то... (автор ржет, а Чехов переворачивается в гробу). Тьфу ты блин, я умер, зайдите попозже.
Во время моей мыслительной работы братец, как выяснилось, не терял драгоценного времени. Плотно обхватив мои бедра ногами, он уже успел задрать мою футболку и сосредоточенно гладил по животу. Ощущения были странными - с одной стороны дискомфорт, с другой - всепоглощающая нирвана. Я решаю не дать нравственности взять верх и хотя бы минутку насладиться нежностью родного человека. Прикрываю глаза и погружаюсь в сладостное тепло, как вдруг...
- Билл, ты сошел с ума? Что ты, мать твою вытворяешь, чудовище?
Невинные, широко распахнутые глаза. Блядь, так и знал. Вот сволочь, знает как обезоружить и нейтрализовать мой гнев. Ну ничего, сейчас ему это с рук не сойдет. Резко выдыхаю и, собрав всю оставшуюся силу, скидываю этого извращенца со своих бедер. Вишь, пристроился, пиявка малолетняя. Билл потирает ушибленный мною локоть и обиженно смотрит своими щенячьими глазенками, принцесса, блин. Только не реви, братец. Задолбал. Ну, так и есть - отворачивается и вздрагивает хрупкой спиной. Всхлип. Еще один - и я близок к истерике и публичному раскаянию вплоть до посыпания дредов пеплом. Придвигаюсь к Биллу поближе и обхватываю его сзади, прижимая хрупкое тело к себе, нахожу пальчики и легонько сжимаю - прошу прощения. Нежность. Только наш знак, только наша правда, только наша душа. Доверие. Я уже было успокаиваюсь, как вдруг Билл резко оборачивается, и я замечаю, что на его щеках нет слез. Вот козёл - опять обманул. А брателло, не долго думая, впивается своими горячими губами в мою шею и начинает целовать, оставляя засосы и в мгновение ока погружая меня в сладостное забытье. Я даже не успеваю никак отреагировать - вот она, моя проблема: я слишком много думаю, а пока думаю, все уже везде успели. Когда первый ступор проходит, я начинаю осознавать весь ужас происходящего. Меня домогается брат. Нет не так. Меня домогается БРАТ, а я НЕ СОПРОТИВЛЯЮСЬ. Мало того, мне, кажется, это нравится. Хотя должен остановить это безумие, иначе произойдет что-то непоправимое. Я ведь этого не хочу? Или уже хочу? Кажется, я схожу с ума... Мягко отстраняю Билла от своих губ, которые он уже пол минуты вылизывает, словно щенок, и прижимаю его к себе сильнее. Не возбуждая - успокаивая. Брат затихает в моих объятьях, а я лишь ощущаю его сбитое, тяжелое дыхание в области сердца. Успокойся, мой хороший, все будет хорошо.
Прода более романтичная. Порно пока нет, но оно обязательно будет. А пока наслаждайтесь, мои маленькие извращенцы)))

Глава третья, в которой легкое садо-мазо не является серьезным препятствием для нежности.
POV Bill
Затихаю. Растворяюсь. Рассыпаюсь. Осколками... веришь? Вот так, только не убирай руки, защити меня, сохрани мою душу. Я ведь только тебе верю, именно поэтому не оставляю выбора. Ты не сможешь меня обмануть. Что я делаю? Зачем, Том? Не важно... Просто обнимай. Нежность, помнишь, как в детстве? Тогда еще была бабочка, была бабочка...бабочка...Опc, кажется последние слова я произнес вслух, именно поэтому Том смотрит на меня очумевшими глазами, не понимая, к кому именно я обращаюсь, ибо смекает , что он на бабочку точно не смахивает. Ни в каком виде, (хорошо я вам романтику обломала, да?)))) Я улыбаюсь и снова лицом в футболку. Запах...
- Ты мне тоже сказал про запах, там, на лестнице... - шкодливо улыбаюсь. Близнец замечает лукавый огонек в темных зрачках, и его глаза смеются в ответ.
- Про запах? - поддается игре... - Неужели Скотти опять нагадил на лестнице? Или это ты, Билли?
Я задыхаюсь - моему возмущению нет предела. А вот если бы я пирсингом подавился? (автор в покате и не хочет вылезать из-под стола))) Ну ничего, сейчас я ему устрою - "нагадил". Дредастая скотина. Show must beginning now. Всхлипываю и отворачиваюсь. Неужели купишься, брателло? Ну и дурной же у меня братец, прямо таки наивная овечка, трюк уже с бородой, а он никак не врубится. Делаю вид, что захлебываюсь слезами, отвернувшись от Тома. Сам же в это время мерзко хихикаю, усилив эффект "безудержных рыданий" со спины. И Том покупается! Я так и знал братишка, весь ум в нашей семье достался мне...но я тебя всё равно люблю, пирсингованная заноза. Том, испугавшись моей истерики, снова прижимается сзади, бормоча извинения и целуя мою спину через футболку. Уф, какие приятности, может отложить братишкино наказание? Пусть поработает на благо общества... Хотя нет, эта сволочь посмела надо мной поиздеваться, поэтому я отомстю и мстя моя будет страшна. Резко разворачиваюсь и, схватив с дивана подушку, опускаю ее на голову обидчика. Кажется, Том от неожиданности получил инфаркт левого глаза и отит правого яичка (у автора плохо с общей теорией медицины))), но быстро выздоровел, и, перехватив меня за талию, словно мешок с...кхм... с мукой))), перевернул на живот и повесил на свое колено, как задрипанного кутенка. "Да, что не говори, а мой "двойной" ум против его физической силы не срабатывает....к счастью))" - пронеслась в голове бредовая мысль. О, что это Том делает? Неужели садо-мазо? О-о-о-о,...кажется, у меня назревает стояк.
- Да, отшлепай меня, детка - кричу изо всех сил, задыхаясь от смеха.


POV Tom

Черт, я так и знал, что братишка устроит какую-нибудь гадость. И снова повелся. А что, если вдруг правда плачет? А что, если правда обидел? Ведь это же моё чудовище, родное. Любимое. Ни на кого его не променяю - даже если этот поганец сожжет все мои кепки. Оглушительный удар подушкой прервал мой блаженный дебилизм. Опять ошибся - очередной развод. Но я всё равно не жалею, что полез успокаивать. Поцелуи через футболку: даже так ощущать его кожу - для меня блаженство. Мой ребенок. Удивленно глядя на его запыхавшееся личико, неуловимым движением хватаю под ребра засранца и переворачиваю на живот, устраивая на колене. Вот так - повиси головой вниз, остынь, козявка. Может быть, кровь хоть раз прильёт к голове, а не к заднице - как обычно. Тут Билл истошным голосом начинает орать всякие глупости про садо-мазо. Я особо не вслушиваюсь. Желание расправится с малолеткой куда-то бесследно пропало, уступив место какой-то дикой нежности. И вместо того, чтобы отшлепать, мягко глажу по спине и прикасаюсь губами к пояснице.
И плевать, что не поймет, и плевать, что он меня использует. На все насрать. Билл перестает дрыгать конечностями и застывает. Я задираю его футболку до лопаток и продолжаю своё нехитрое занятие. Билл зажмуривается, а потом...начинает плакать. По-настоящему, не в шутку. Я быстро разворачиваю его к себе и прижимаю к животу лицом. Всегда так успокаивал брата в детстве. У него уже рефлексы на это, как у собаки Павлова. Но трюк не срабатывает - Билли истошно рыдает, будто в приступе, хватаясь за мою футболку и бормоча два слова из ночного кошмара - "Том" и "останься". Ничего не соображает. Я словно в трансе наклоняюсь к нему и накрываю губами его кривящийся в истерике рот. Целую. Долго. Нежно. Пронзительно.
Я никуда не уйду, любимый. Даже если мир рухнет. Ты мне веришь? Успокаивается и забывается сном, крепко сжимая в руках мою футболку.
До рассвета сижу на диване в гостинной, держа малыша на руках, охраняя его трепетный, безмятежный сон. Глаза слипаются, но я стойко держусь, не в силах потревожить Билла - он так вымотан своим кошмаром и едва прошедшей истерикой. 4 утра. Всё таки нужно поспать: каникулы - не повод для бессонных ночей на диване. Мамочка говорит, что нарушение режима дня приводит к нервным заболеваниям. Блядь, да похуй, что говорит мамочка. Я большой мальчик. (автор писал образ Тома с себя))) Мягко притягиваю спящего брата к себе, чтобы откинуться назад вместе с его обмякшим тельцем. Получается. Оказывается, не такой уж я неуклюжий. Лизнув братишку в губы и в нос, закрываю глаза и с головой проваливаюсь в тяжелый утренний сон, напоследок подумав, что все сегодняшнее сумасшествие - скорее всего просто кошмар....но такой приятный)))).

Глава 4. В которой все не так, как кажется и не так, как есть на самом деле.
Ты даже больше чем любовь.
Ты даже больше чем душа.
В моих сосудах твоя кровь -
Моя не так уж хороша...
Мои зрачки в твоих глазах,
И на губах моя улыбка -
Бить по сорвавшим тормозам
Твоя напрасная попытка.
Мы растворяемся друг в друге:
Твоя душа - в моей душе.
И не рабы мы, и не слуги,
Но не правители уже.
У нас, наверно, одно сердце,
Одно дыханье на двоих,
Что отбивает килогерцы,
Ища свои среди чужих.
Ты обижаешься напрасно -
Из всех созвездий на земле,
Далёких, манящих, опасных,
Ты будешь ближе всех ко мне.
Растают восковые чувства
На прогоревшем фитиле,
Но если даже будет пусто -
В тебе всегда есть место мне.
Я не люблю пустые стёкла,
А ты не любишь зеркала -
В них все так призрачно и блёкло,
Моя душа в них так мала...
А ты - совсем другое время,
В тебе я снова буду жить.
Как много лет в порочном плене
Способна нежность искупить!
Твоя? Моя? Совсем не важно.
Тебе - одно, и мне - одно,
"Тебе не страшно?" - "Мне не страшно."
За нас давно всё решено.

" (От Автора - данное стихотворение написано автором для своего собственного близнеца в качестве подарка - признания, и не является частью фика - дано в качестве эпиграфа для главы. Все права защищены)))"

POV Bill
Первое, что дало о себе знать при пробуждении, была боль в спине и в кистевых суставах, которые, казалось бы, просто примёрзли к футболке Тома. Пытаюсь разлепить глаза, судя по ощущениям, жутко опухшие...С чего бы это? Я плакал? Вместо воспоминаний - болезненно пульсирующие виски. Ладно, разберусь по ходу дела. Итак, пункт первый - отлепить пальцы от кофты брата. Проблематично, ничего не скажешь, особенно, если учитывать то, что они напоминают дерево. Том тяжело дышит, прижимая меня к себе так крепко, словно не во сне, что существенно отягчает возможность моих телодвижений. Отвлекаюсь от своего "интересного" занятия и нежно смотрю на спиногрыза . Как мило, да мой братишка - сентиментальный малый. В процессе самолюбования (прим. автора - это не описка, а констатация факта, близнецы - значит, САМОлюбование) я не замечаю, как пальцы расслабленно отпускают мягкую ткань, и я вполне сносно могу двигать конечностями. И первое, что делаю - беру теплую руку брата в свою ладонь и начинаю целовать каждый пальчик: медленно, едва касаясь губами, облизывая костяшки, проводя кончиком ногтя по ладошке. Выдыхает. Засранцу приятно - значит, я счастлив. Прохожусь языком до локтевого сгиба и целую кожицу на внутренней стороне, вызывая у близнеца еще более тяжёлые выдохи. Во сне. Ну ничего, сейчас я точно заставлю тебя проснуться. С этой мыслью чуть приподнимаюсь на локте, стараясь не задеть Тома, и, перекинув правую ногу через его колени, усаживаюсь верхом. Хочу, чтобы первое, что он почувствует, были мои поцелуи. Откинув назад запутанные волосы, наклоняюсь к его шее и едва дотрагиваюсь губами. Как в детстве. Под моими прикосновениями кожа брата начинает плавиться словно пыльный серый асфальт в городской полдень. Пульс учащается, ресницы подрагивают, напряжение нарастает. Сейчас. Глаза открываются. Братишка, тебе ровно пятнадцать секунд на недоумение. Время пошло. О, есть контакт - транс не спеша удалился, помахивая тросточкой, и на меня смотрят вполне разумные, хотя слегка испуганные и заспанные глаза. Что не так, родной? Вот теперь точно не сдерживаюсь, и откинув с колен сползшее одеяло, которым Том, видимо, укрыл нас ночью, страстно целую его в шею, в подбородок, в щеки, сходя с ума от жара прикосновений и вседозволенности. Боже, пусть только это не прекращается. Том, не сопротивляясь, полностью отдаётся дикой нирване (судя по многочисленному повторению данного слова в тексте , автору явно не дает покоя слава Курта Кобейна)))). Воздух становится жидким и горячим. Так трудно дышать, но я не остановлюсь, не надейся. Безумство достигает пика в моих поцелуях и его дыхании, а потом медленно растекается по венам, словно героин. Перегорает. Пустота. Вся страсть куда-то ушла, растворилась. Том поднимает голову со спинки дивана и удивленно смотрит на меня расширившимися от возбуждения зрачками. А мне ничего больше не хочется, только слушать бешеный стук его сердца в обмен на мою щемящую нежность.
- Я тебя люблю - одними губами. Мое безумие.



POV Tom
Слышу. Невразумительно, нечетко, нерешительно. Но так правдиво, так искренне, так чисто. Я тебя люблю. Так просто и так сложно, Билли. Я тебя люблю. И мир начинает вращаться, лишая меня возможности дышать с ним в одном ритме. Я тебя люблю. И я готов умереть и воскреснуть только ради одной твоей прихоти. Губами, словами, телом, движением, нюансами чувств - все на твой алтарь. Перевернулось. В каждой мысли, в каждом дыхании. Нежность...помнишь, как в детстве...? Помнишь. Растворяться в тебе, дышать твоим дыханием, рассыпаться осколками...чтобы ты меня собрал. Ты ведь соберешь? Соберешь. Когда-то в детстве я спросил тебя, как долго ты будешь со мной? Тихо на ухо - большой секрет: "Так долго, как ты этого захочешь..." Ты сможешь сдержать обещание? Вернее, хочешь? Сдержишь. Я тебя люблю. Поэтому не оставляю тебе выбора.
Беру его руки в свои. Дрожит. Черные волосы на моём лице... Надо? Всё правильно. Губами в ухо..."люблю". Правда? Так и должно быть. Только так. Только правильно. Руками по телу стираю все запреты, чертя на его животе новые правила, новые пути. Только так. Не вырвешься. Вздохи и черные волосы на белой диванной спинке. Деготь и молоко. Сладко и горько. Только так, и мы это знаем. Обвожу губами татуировки - стон. Лицо, руки, губы, живот - плотская карусель. Где я ? Где все мои принципы, ухищрения, пошлость? Где? Только он. Он и моя нежность. Моя жизнь ради него. И я это докажу.
Перемещаюсь с живота в паховую область, целуя каждую частичку желанного тела. И даже не задумаваюсь, что: а) это мой брат, б)я не гей, в) я точно не гей)))) (автор не мог так долго впадать в агнстовое состояние и уже ржет под столом, допивая свой мартини). Его стоны - моя лучшая музыка, так что нахуй рэп))). Тем более из меня рэппер, как из Ельцина затычка для ванной. Бля, причём тут Ельцин? Рашн водка, рашн любовь. Какая прелесть. (Автор разошелся не на шутку. Нахуй так пить))). Вобщем, отвлекшись от российского экс-президента, я снова сосредоточился на брате, который стонал подо мной так, будто его переехал трамвай. Но трамвая на горизонте не наблюдалось, и я вполне логично решил, что это из-за меня (какой догадливый мальчик). Сейчас я намерен заставить его стонать еще громче. Чтобы стекла из этого чертова окна в гостинной, которое меня так бесит, наконец разлетелись вдребезги. Так же, как и моё больное сознание в этот момент. Хочу его. Молчаливый кивок в ответ на незаданный вопрос, и я уже стягиваю с него лишние детали одежды. Нежно,словно боясь спугнуть, целую его в попу - как новорожденного. Все правильно - сейчас мы рождаемся заново. Как одно целое.

POV Bill
- О, Боже! - ору изо всех сил, когда губы брата оказываются на моей попе. Это просто невероятно - иллюзия, взрыв, наркотик. Я здесь. Я с ним. Спаси меня, Боже, я утону в нем!!! Истома...так сладко. Из последних сил разворачиваюсь и прижимаю его лицо к своему животу. Разрывает от нежности, от любви, от страсти. Том не теряет времени зря, и уже через некоторое время я прихожу в себя от дикого сумасшествия, почувствовав его губы на моем члене. Ох... Запрокидываю голову так, что сковывает болью шею. Плевать. Я его хочу. Я его люблю. Я это точно знаю. Мечусь на мягком теле дивана, издавая бешеные, зывывающие звуки. Он убьет меня своей страстью. Или я умру от своей. О, Боже, не слишком ли много обращений за один вечер? Больше, чем за всю жизнь, пусть и недолгую. Спасибо тебе за это. Стеклянные глаза в потолок. На белом фоне кроваво-красные буквы. "Так долго, как ты этого захочешь..." . Многоточие в крови. Я умру без тебя.

POV Tom
"Я умру без тебя" - эхом в ушах. Хотя он этого не сказал - просто подумал, вернее, почувствовал. Я ему так благодарен. Мой Бог. Он - мой Бог. Теперь навсегда. Ради него. Поцелуи, прикосновения. Ради нашей любви. "Я умру без тебя" - с этими словами Билл кончает. "Я умру без тебя" - с этими словами утыкаюсь мокрым от слез лицом ему в живот.
- Я умру без тебя... - первый раз вслух. Целую пупочек. Облизываю живот, прикасаюсь к бедру. Снова стонет - требование продолжения. Осторожно языком провожу по ложбинке между ягодиц. Смущается - чувствую. Снова целую в попу - долой страх. Уничтожаем запреты. Пальцы внутри. Тяжёлый вздох. Поцелуи и слезы. Аккуратно вхожу, стараясь не сделать больно. Напрягается, но двигается навстречу. Теперь правильно. Резко, нежно, страстно. Вот так. Теперь навсегда. Задыхаясь в предоргазменных судорогах шепчу: "Я только для тебя". Финал. Белые капли на молоке.
Лежим, сплетясь воедино. Огненные языки пламени. Целую родинку на подбородке.
- Ты - моя жизнь. - шепчет тихо, осторожно.
- Я тебя люблю - мой крик в его плечо, и горячие капли на шее. Только мой.
Мир погружается во мрак.

По кругу, по кругу
Собою, друг другом,
До боли, без смеха,
Не помню - я эхо...


Минут через пятнадцать меня выталкивает из темноты. Или, может, через целую вечность. Время - ничто. Билл все так же лежит, распластавшись на поверхности дивана, едва прикрывшись скомканным, истерзанным нашей внезапной страстью одеялом и бездумно покачивая соскользнувшей с груди безвольно висящей рукой. Секунды медленно текут сквозь его тоненькие пальчики, замораживая это мгновение в моей памяти. Весь живот измазан в сперме, словно расчерчен греховными клетками классиков. Одна маленькая неувязка - мы уже не дети. Смотри, брат, - это линии нашей жизни. Они не исчезнут, даже если мы этого захотим. Поздно.

Осторожно поворачиваюсь к нему лицом и вглядываюсь в мутную поверхность его зрачков, еще хранящих остатки прошлого безумства. Целую дрожащие веки, стирая с них яд сумасшествия. Без примесей. Нам этого не нужно, а вам этого не понять. Можно долго, но не всерьёз.

Откидываю прядь слипшихся от пота волос и целую в ушко, прикусывая мочку и проводя языком по ложбинкам. Дрожит. Страшно? Стыдно?
- Я все понимаю, Билли... - нежно и почти обречённо.
Вздох и цепкие коготки, впившиеся в мою кожу. Больно. Как и хотел - без примесей.
- Пожалуйста... - хриплый шепот брата разрезает густую липкую тишину. - Я только для тебя...
Почти умоляюще. Я заметил, у нас с ним всё со знаком "почти". Почти любим, почти свободны, почти вместе. Недогоревшая спичка рядом с пороховым заводом. И мы почти взорвались. Спасибо, братишка, но мне не нужны твои жертвы.
Медленно поднимаюсь с дивана и напоследок касаюсь губами его пальчиков, сжимая ручку чуть сильнее, чем следует. Глаза в глаза. И глиной зрачков. Может всё не так, как нам кажется? Решаюсь в последний раз - так будет правильно. В последний раз правильно. Языком по волнам живота, стирая предубеждение, стирая наши линии, которые уже въелись кислотой в тонкую кожу. Поцелуи и колючая нежность, которая отдается чем-то острым в грудной клетке. Я справлюсь. Поднимаюсь выше, слушая прерывающиеся, вымученные стоны. Я не играю по чужим правилам. Но его темные, словно бездна, глаза все решают за меня. Тянут, заманивают, и я не сдержусь. Билл продолжает тихонько постанывать, поглаживая мои бедра пальчиками и смешно тряся растрепанной головой. Это сводит меня с ума окончательно, и я тянусь к его искусанным от нетерпения губам. Любовно вылизываю каждую губку перед тем, как завладеть его ртом до конца. Измученное "Пожалуйста..." сквозь поцелуй, и я опускаюсь ниже, облизывая тело близнеца, покрывая его сотнями поцелуев, которые обжигают кожу словно клеймо. Брат извивается, будто под пыткой, но дыхание продолжает выдавать растущее возбуждение. Беру его в рот, стараясь не задеть зубами чувствительную кожу, и мне кажется, что мир превратился в новогодний фейерверк. Сильно, страстно, нежно. Почти не больно внутри. Снова "почти" - как грустно.

Билл в последний раз прогибается, выдохнув, кажется, весь воздух из легких и кончает. Я выпиваю его до дна, забираю себе его душу вместе с этим потоком горячей жидкости. Из последних сил брат дергает меня за руку, пытаясь поднять на себя. Какой же ты слабенький, мой маленький взрослый братишка. Я исполняю его немую просьбу, и вот уже наши лица на одном уровне. Снова его зрачки, но уже не замутненные страстью и наслаждением, как в прошлый раз, - чистые, ясные, плещущиеся какой-то странной эмоцией. Даже не нежность...любовь? Внимательно смотрю, электризуя расстояние между нами, обволакивая близнеца своими ощущениями. Вдруг он совершенно по-детски всхлипывает и утыкается носом в мою шею. Чувствую на коже мелкие поцелуи. Как крылья той первой бабочки, что мы вместе отпустили ласкать июньское небо.
- Ох, Билли... - выдавливаю из себя и крепко прижимаю к себе тело близнеца. Так близко, как только возможно. Теперь понимаю - это не жертва. Он любит.
- Люблю, люблю, люблю... - как в бреду из его пересохших губ. Жажда. Я ее утолю, любимый.
- Тшш...всё в порядке, Билли, мой хороший, я здесь, я рядом. - срывающимся голосом ему на ухо.
- То-о-ом... - странно дышит. А я улыбаюсь в его кожу. Неужели опять, братец? Да ты - секс-гигант...
- Сейчас, милый, - продолжаю тихонечко смеяться, щекоча нежное ушко, - люблю тебя.
Он счастливо выдыхает, еще больше прижимаясь своим возбуждение к моему паху. Дразниться удумал, пиявка.

Умиление заполняет мое тело теплыми потоками, скрепляя связи, наполняя чувствами. Лениво целуемся, чуть остывая, как вдруг.... Да, братишкиному гортанному крику позавидовала бы любая ведьма-банши. И это всего лишь реакция на мои нетерпеливые пальчики в его промежности. Близнец выжидательно таращится на меня, видимо думая, что я сейчас пойду искать куда-то свалившуюся в прошлый раз смазку. Или свалившую. Не дождется, у меня есть варианты поинтереснее. Улыбаюсь и чмокаю его в нос, постепенно опускаясь ниже. От следующего его крика чуть не разлетелись стекла в дверцах шкафа. А мой язык, тем временем, невозмутимо продолжает свое путешествие по заветной ложбинке между ягодицами. Нахожу кончиком маленькую дырочку и осторожно проникаю в горячую глубину. Билл сейчас скончается только от одних своих стонов. Потерпи, братишка, ждать осталось недолго.

Круговыми движениями до исступления. Ласками до безумия. Все правильно. Язык сменяется пальцами, растягивая, подготавливая, и вследующий момент им на смену приходит мой горящий возбуждением член. Билл задыхается эмоциями, неистово ерзая на ткани дивана. Закидываю его ноги к себе на плечи, входя еще глубже, попутно сжимая во влажных пальцах его яички. Двигаюсь медленно, осторожно, боясь спугнуть внезапно нахлынувшее щемящее чувство. Я так его люблю.

POV Bill
Ох, это что-то невероятное... Меня закутывает паутиной ощущений, словно жирную и беспомощную муху. Нет, я, конечно, не хочу сравнивать братца с пауком, у него для сравнения слишком мало рук... Господи, что за бред лезет мне в голову? Мои мысли прерывает собственно то, что Том задевает простату, вынуждая меня надсадно замычать и со всего маху боднуть головой его худое, но жилистое плечо. Прости, любимый, я нечаянно. Сквозь сеть из безумного, замутненного страстью сознания проскальзывает какая-то четкая, вполне определенная мысль. "Я так его люблю..." Это моё? Или не моё? Это Тома - я знаю. Нахожу глазами его расширенные зрачки и вглядываюсь в них, как в бездну. Тону, тону. Такая спасительная темнота. Темнота моего разума. Его язык на моей коже, босыми ногами по чёрным знакам откровений. Так нежно, так мало, так больно. Но я остаюсь. Это мой подарок самому себе.
Том аккуратно поддерживает меня за спину, стараясь удержать хотя бы какое-то положение, потому что в этом фейерверке эмоций мы как-то нелепо потерялись. Странно так. Страшно. Может, больше нет времени? Я над этим подумаю.
Мне надо ответить, надо ответить. Хотя зачем? Он и так почувствует. Монозиготные - слово, связавшее наши души. Нелепо так. И так вовремя.
Поддавшись внезапному порыву, цепко обхватываю его шею и, подтягиваясь, касаюсь языком его носа. А в глазах - коктейль из нежности и страха. Надеюсь, он оценит.
Том как-то странно на меня смотрит, продолжая пытать меня своими быстрыми движениями, по кускам отрывая мой разум от тела. Небо в глазах. Рассыпается... Это какое-то чертово сумасшествие. Я закрываю глаза в музыке телодвижений, наверное, так проще.
Его руки, самые желанные, самые теплые, словно втягивают меня в какой-то развратный хоровод демонического экстаза. Язык в ухе, и стон, подавленный мягкой кожей под маленькой мочкой. Я так этого хотел. Чертов извращенец.

POV Tom
Нет, нет, нет. Идеально. Это идеально. Мои глубокие движения, его изнемогающее дыхание и жаркие прикосновения на болезненно влажной коже, барахтаемся как в теплой глине. Нам не выпутаться. Лабиринтами, лабиринтами. Все, что захочешь. Я все сделаю.
Из чувств только дрожь, из эмоций - обожание. Знаете, такое слепое, когда он под моими губами - святое, божественное. Даже если на самом деле он полное дерьмо. Только не для меня. Для меня он - Бог...В последний раз с силой - кончаем вместе. Секунда в секунду. Сплетаясь в кокон. Пусть он будет для нас домом, единственным домом во всей этой бесполезной кутерьме. Может, мы еще сможем в него вернуться. И останемся, обязательно останемся. Я так хочу. Я чертов извращенец.
Шуршащую тишину гостиной, где мы осторожно спускаемся с небес, боясь разбиться о реальность, нарушает резкая, неприятная трель звонка. Вот так всегда. Слышу, как падают на паркет, тяжело звеня, осколки этой самой тишины. И нашего рассыпавшегося кокона. Теперь практикум, страница первая. Как одеть за 5 секунд обессилевшего от оргазма брата-близнеца. От доставленного ТОБОЙ оргазма...Ну почему про это не пишут книг....
Судорожно пытаюсь натянуть хотя бы майку на ошалевшее, хлюпающее носом существо. Сам-то уже успел. Не помню, как - разве это так важно? Нетерпеливый, злой, пугающий скрежет неподдатливого ключа в замке. Хриплые ругательства за дверью. Закрываю глаза на секунду и открываю снова. Нет, не привиделось. Это я в гостиной в обнимку с полуголым братом, это на моем животе остывают остатки его спермы, это мои губы сейчас нежно целуют его в висок. Мы так долго этого хотели.

Скрежет продолжается... Звуки и напряжение - безумная смесь, от которой начисто сносит крышу. Я не успеваю испугаться, лишь по инерции натягиваю на бесформенный комок из наших тел душное покрывало. Прячемся.
Щелчок замка. Тихие разговоры. Голос матери стеклом децибел разрывает липкий воздух, а комок перестает дышать.
-То-о-ом, Би-и-ил...Мы с папой вернулись...
Раз, два, три...задыхаемся.
- Дети, вы слышите? То-о-ом?
Тише, любимый, не выдавай нас.
- Би-и-ил...Где же вы?
Дверь в гостиную распахивается, впуская промерзший до молекул октябрьский воздух. Мы синхронно дергаем ресницами, зажмуриваясь и вжимаясь в скользкое тело кожаного дивана. Монозиготные - приговор. И мы привели его в исполнение.
Воздух лижет взмокшие волосы, а я утыкаюсь в шею близнецу, попутно выводя кончиком языка узоры на дрожащей коже. Тссс, только, чтоб никто не заметил. Можно долго, но не незаметно.
Мама проходит дальше в гостиную, и её шаги затихают где-то рядом. Липкий воздух недоверчиво замирает, разгоняя волнами наше еле пробивающееся сквозь страх дыхание. Слышатся шаги отчима и умиленное мамино восклицание:
- Гордон, ты только посмотри на этих хомячков!
Знала бы ты, мама, что один хомячок сидит со стыдливо спущенными трусами, под одеялом, а другой пять минут назад пытался вытереть сперму у себя с живота. Мы уже взрослые, мама. Как же я надеюсь, что ты этого никогда не поймёшь!
Ответ отчима я не расслышал из-за Билла, гладящего меня между ног...Тссс, главное, чтобы никто ничего не увидел. Мы умеем это - ненапоказ. Приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть на брата - тот с невинным лицом дрожит ресничками и изображает детский чуткий сон, в то время как его развратная ручонка...Оххххх....
Щипаю за задницу. Не надо так делать, Билли. Ты же не хочешь, чтобы нас заметили. Это уже будут не невинные игры, братишка. Мы сами захлопнули эту мышеловку.
Виновато ухмыляется, чуть-чуть, но чтобы один мой приоткрытый глаз смог это заметить. Пальчиками водит по коленке - обещание продолжения. Наедине, где нет этого страшного - "нельзя". Только запретное "хочу".
Черт, я даже и не заметил, как мама подошла ближе. Наклоняется за чем-то на полу, возле дивана. Значит, что-то заметила. Только вот что? Блядь! Проклятая смазка!
Сердце пропускает четыре такта, покрывало разом впивается в мнительную кожу, мысли дробятся осколками. Меня тошнит. Открываю глаза и встречаюсь с таким же взглядом брата. Все понял. Сжамаю его пальцы у себя на коленке. Что бы ни случилось.
- О, а я - то думала, куда эта глупая собака подевала ошейник! Ну, Скотти, попадись мне, засранец.
Наверстываю пропущенные четыре такта. Притворяться бесполезно. Открываю глаза. В руках держит дурацкий зеленый ошейник... такой дурацкий родной зеленый ошейник. И я на небесах.

Через полчаса уже, развалившись, сижу на мягком диванчике за кухонным столом и тереблю ложкой противную кофейную жижу. Мама увлеченно о чём-то рассказывает, но я не вслушиваюсь, украдкой поглядывая на раскрасневшегося брата. Он стойко выносит мои скрытые громоздкой деревянной столешницей нежные прикосновения. Вот только щечки предательски розовеют, вынуждая меня растягиваться в наглой кошачьей улыбке ему в глаза. Морщится. Билл, ты замечательный....
Потрясающе! Он слышит мои мысли! Ласково скользит взглядом по моей коже и кивает. Господи, спасибо тебе за него...
Притягиваю близнеца к себе, имитируя невинные родственные объятия, тем временем невозмутимо поглаживая выпуклый животик всё под той же столешницей. Мистер Том, да вы образец конспирации. Билл, увидя в отражении стеклянной поверхности буфета моё каменное лицо, не выдерживает и смеется мне в шею, раздувая теплые мурашки по всей ее поверхности. Билл, ты такой милый... Услышит? Да знает просто...
Дую в волосы - нежность. Улабается и мурлыкает мне на ухо. А мне, верите, больше ничего от этой гребанной жизни не нужно. Только вот так просто сидеть и дуть в волосы. Ему. Моему капризному божеству. И знать, что моё счастье имеет форму его маленьких, изящных пальчиков. Вру, наше счастье... А мама продолжает весело болтать, намывая блестящие белые тарелки, ничего не замечая вокруг. Тихо смеемся и разрываем на два куска наше время. Как хлеб за обедом. Всегда на два куска. Одинаковых, как и мы.


POV Bill
Нет, ну мне это решительно надоело! После обеда Том развязно возлежит на моей кровати, болтая ногами в воздухе и поедая попкорн огромным горстями, периодически промахиваясь мимо рта, размазывая скользкими пальцами теплое, жирное масло по шершавой поверхности покрывала. Ну это вообще наглость! Раздраженно слезаю с кресла и спихиваю брата с кровати. Нежненько так, чтобы, не дай Бог, не ударился. При этой глупой мысли, расплываюсь в улыбке и сползаю вслед за ним на пол. Том продолжает ошарашенно и как-то недоуменно разглядывать меня, машинально шевеля пальцами в почти опустевшей тарелке. Разоруживающе улыбаюсь и , пока любимому не пришло в голову чем-нибудь меня стукнуть, например этой самой тарелкой, тянусь губами к его масляным пальцам, облизываю каждый мягкий солоноватый ноготок, чуть прикусываю и смотрю в глаза брату.
- Обжо-о-ора - томно. Господи, неужели это слово в моём исполнении может звучать так порочно? Так неприлично. Так естественно.
Он закрывает глаза и сдавливает сильными горячими ладонями мои лопатки, прижимая к такому родному телу. Лежим минуты две. А может часа четыре. Трудно сказать. В такие моменты времени не существует, если вы понимаете, о чем я.

Том, кажется, счастливо погружается в объятия Морфея. Меня такое расположение дел явно не устраивает. Терпеть не могу его апатию. Король вечеринок, бля. Да его из дома не вытащишь, старую перечницу. Заколет свой пучок на голове и таращится в телевизор, вот я - другое дело. То клубы, то посиделки в гостях, кино, прогулки. А у него девочки, диван, который он уже продавил уже своими выпуклостями, и телевизор . Вернее, были девочки. Злорадная мысль, но правильная, решительная. Целую сладко дремлющего Тома в лоб и тихо шепчу: " Ты только для меня...запомни, братишка..."


Восемь вечера. Лениво работает телевизор, разбивая мутные сумерки голубым ультрафиолетом. Брат по-прежнему лежит рядом со мной на плюшевом матрасе возле диванчика. Наше любимое место с детства, просто уютно. Я беспокойно-дрожащими пальцами касаюсь мягких светлых волос на щеках, лениво двигая ресницами, даже не пытаясь полностью открыть глаза. Вверх - вниз, еще раз вверх... вниз... Уже второй час. Я - тишина.
Неверные тени на стенах, размеренный стрекот напольных часов. Мягкие светлые волосы. Открывает припухшие от сна глаза, еще до конца не вернувшись в реальность, приобнимает. Здорово. Вот так. Просто.
Тянусь губами к его векам, отдавая все тепло без остатка. До рези в суставах мой, любимый. И как я мог так попасть? Я ведь теперь от Тома завишу... как с этим жить? Хотя кого я обманываю, я всегда от него зависел, я всегда был его. Только его.
- Билли, ты уснул? - слегка шепчет мне в кожу. Наклоняется, проводя теплым носом по щекам, накрывает своим телом. А я схожу с ума, обхватывая ладонями его спину, словно в лихорадке, вцепляюсь соскальзывающими ногтями в плюшевую кожу. Отметины. Это наша история.
Я сейчас не хочу. Только нежность, понимание, связь. Такая, как толстые школьные канаты. Дернешь - крюк свалится на голову. А там внутри переплетение наших характеров, наших судеб, наших желаний.
Брат это понимает. Именно поэтому валяется сейчас со мной и слушает мои мысли. А не пытается стянуть штаны, чтобы трахнуть. Как это, например, делал Крис. Бля, Крис... Память болью в висках. Сильнее прижимаюсь к Тому, ища защиты от собственных режущих кожу мыслей. И получаю ее.
- Билли, Билли...- снова шепчет. Только теперь уже целуя мои плечи сухими губами, разбавляя дрожь моего тела своим дыханием. И мы опять смесь. Вернее раствор - я в нем счастлив.
- Родной мой, ты даже не представляешь, как ты мне нужен...- сам удивляюсь собственной откровенности.
- Знаю, братишка. Я тебя люблю. - Вот так просто, две фразы короткими поцелуями-всплесками.
- Том... - не успокаиваюсь - Том... ты...- теряюсь в словах, которые упругими шарами-катышками прилипают к губам, упорно не желая срываться с языка. Во рту пересыхает. А что я, собственно, хотел спросить?
Мышцы брата под моими руками заметно напрягаются. Он вообще слишком хорошо развит для своей комплекции и возраста. Тем лучше для меня - я хрупкий и нежный, а он сильный и надежный. Две половники. Мурлычу, несмотря на щекотливость ситуации и трусь лбом о его подбородок. Хочу, чтобы опять понял. В тишине.
Брат расслабляется и поглаживает меня по голой спине, задрав футболку до лопаток. Не понимаю, добился или нет. Придвигается совсем близко: от зрачков до зрачков два с половиной сантиметра. Смотрит внимательно, проникающее. Заранее обесточивает, обезоруживает, разрушает защиту.
- Я и так сдался, Том... Не надо ломать. - Вопросительный взгляд таких похожих глаз. - Я сдался, когда сказал, что люблю. Теперь я твой, и мысли - тоже твои. Делай, что хочешь и со мной, и с ними.
Брат ошарашено отодвигается, потом черты выдают осознание, глаза снова приближаются к лицу. Понял.
Обнимает.
- Я никогда, никогда...- судорожный выдох - тебя не обижу, Билл. Поверишь? - выжидательно смотрит, а в глазах такая тоска, что я не выдерживаю и со всего маху влетаю губами в его приоткрытый рот.
Разрываемся и тяжело дышим.
- Что ты хотел сказать? - одними губами.
- Том, я... в общем, я не знаю, как мне себя вести теперь... теперь, когда мы... И Крис...


POV Tom

- Том, я...в общем, я не знаю, как мне себя вести теперь... теперь, когда мы... И Крис...- на одном дыхании в моих руках. Что тебе так важно узнать, братишка?
Наконец его слова касаются моего слуха, раздражая. Какой нафиг Крис? Опять он про этого ублюдка!
Видимо, все мои мысли проступают горящим текстом в зрачках, потому что Билл испуганно отшатывается, закрывая лицо руками. Словно боится, что я его ударю...
- С ума сошел???!!!! - ору на весь дом. - Ты что, Билл? Ты что? Как ты мог подумать, что я подниму на тебя руку? - встряхиваю трясущегося брата и прижимаю так крепко к своему сжавшемусю в нервном возбуждении телу. По щекам бегут дорожки злых слез. Мое самое дорогое...


Глава третья. Нелюбимый.

Я пью за разорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью, -
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.

POV Tom

- Том, я...вобщем, я не знаю, как мне себя вести теперь... теперь, когда мы... И Крис...- на одном дыхании в моих руках. Что тебе так важно узнать, братишка?
Наконец его слова касаются моего слуха, раздражая. Какой нафиг Крис? Опять он про этого ублюдка!
Видимо, все мои мысли проступают горящим текстом в зрачках, потому что Билл испуганно отшатывается, закрывая лицо руками. Словно боится, что я его ударю...
- С ума сошел???!!!! - ору на весь дом. - Ты что, Билл? Ты что? Как ты мог подумать, что я подниму на тебя руку? - встряхиваю трясущегося брата и прижимаю так крепко к своему сжавшемуся в нервном возбуждении телу. По щекам бегут дорожки злых слез. Мое самое дорогое...

Брат отчаянно прижимается, ловя руками, губами, телом каждое моё движение. Не плачет. Зато плачу я. От злости, обиды, досады. Разве я чудовище? Ну как он может мне настолько не доверять? Или этот урод научил его так реагировать на резкие прикосновения и повышенный тон...? Мразь. Я до него еще доберусь.
Билл осторожно поднимает на меня внимательные глаза и доверчиво смотрит прямо в расширившиеся от гнева зрачки. Он меня прощупывает. Акуратно, несмело. Я сдаюсь. Нежно целую в подбородок, потом облизываю кончик носа. Это что-то более интимное, чем губы. Это знак нашего родства.

Прикаcаюсь дыханием к его уху и тихо, но четко произношу:
- Не бойся ничего...- я выделил итонацией предпоследнее слово, - теперь ничего. Ты мой - тебя никто не обидит больше. Я за тебя жизнь отдам. Ты только не бойся. - Мое дыхание срывается на последнем слоге. Да что там, я почти не могу дышать.
Господи, я в таком впервые признаюсь. Но не жалею, глядя в светящиеся от влюбленной благодарности глаза брата.
- Том, Том, Том, Том....! - Билл почти не соображает, повторяя судорожно вслух мое имя. Оно зажигается и опадает пеплом в наэлектризованном воздухе. А близнец, словно слепой, нащупывает тонкими побелевшими пальцами мое лицо. Гладит щеки костяшками, ласкает подушечками губы, как-будто не может выплеснуть весь поток нахлынувших, разрывающих его эмоций. Я лукаво улыбаюсь - ничего, это не надолго.
Валю его спиной на матрас и нависаю сверху. Прижимаюсь холодным влажным лбом к его такому же. Внимательно смотрю в глаза и решаюсь наконец на вопрос.
- Ты останешься со мной навсегда? - глаза брата темнеют. Он чего-то боится? Что, черт возьми, такое?
- Я-я...не знаю, Том. Все так сложно... - закусывает губу и жалобно смотрит.
А я...я просто отпускаю его и отвернувшись, отодвигаюсь на край нашего импровизированного ложа. Просто не могу поверить. Слышу, как сзади Билл нервно всхлипывает, уткнувшись в подушку. Старается тихо, чтобы я не понял. Спасибо за заботу, братишка.
Поднимаюсь на трясущихся ногах и шатаясь выхожу из удушающего объятия нашей комнаты. Я не знаю, что мне теперь делать. Мне хочется умереть.
Снова лестница - какое дежавю. Когда-то я уже так сбегал. Когда-то? Смешно. Всего лишь сутки назад. Прислоняюсь лбом к перилам и сползаю по решетке вниз. Зачем ты так со мной, Билли? Я перешагнул через все, что имел: через мнение друзей, семьи, фанатов. Заранее перешагнул и распродал бы все это по кусочкам за одну твою любовь. И доверие. А ты мне не хочешь доверять. Наверное, я это заслужил.
В кармане джинсов звенит телефон. Медленно извлекаю вибрирующее пластмассовое тело из складок грубой ткани. На дисплее медленно мигает надпись "Андреас" и высвечивается фотография друга. Черт, я же совсем забыл за всем этим суточным безумием про нашу встречу. Вернее, его визит, все реже становящийся возможным из-за нашей загруженности. Но ведь сейчас праздники, и мы можем позволить себе отдохнуть. Только вот вовремя ли Андреас? Эта мысль отдается в висках дикой, всхлипывающей болью. Я не буду плакать, я - мужчина. Энди, лучше бы ты не приходил.
Нажимаю на зеленую кнопку и севшим голосом тихо отвечаю:"Я слушаю, Энди..."

POV Bill
- Томми, Томми... - отчаянно кричу вслед быстро захлопывающейся двери. Кричу? Это больше похоже на хрип. На предсмертные судороги. Мне хочется умереть. Ты не понимаешь. И никогда не поймёшь.
Но я виноват, я верну тебя. Просто потому, что люблю. Я не позволю тебе страдать. Мысли искрящимися высоковольтными линиями пронизывают сознание. От этого даже почти больно. Ему нужно мое доверие? Он его получит, потому что мне больше некому это отдать.
Том - единственное, что у меня есть. Я попытаюсь ему верить, даже если это последнее, что смогу сделать в своей никчемной жизни. Без него она мне не нужна. Но дьявол, как же трудно.
Прикусываю губу и утыкаюсь носом в теплую подушку. На белой шелковой наволочке блестит под электрическим светом короткий русый волос. Я закрываю глаза. Том, я докажу тебе.

Из забытья меня вырывает пронзительный визг дверного звонка, болезненным эхом отдающийся в голове. Кого принесло на ночь глядя? Брат где-то внизу, потому что я слышу скрип открывающейся двери. Родители опять куда-то ушли сразу после обеда.
Приглаживаю рукой растрепавшиеся волосы и растираю глаза. Какой ужас, я похож на запойную пьянчужку китайского происхождения. Это неэстетично, в конце концов. Меня ждет душ. Потом узнаю, кто там приперся. Подождет.

Обжигающие струи кожа встречает мурашками. Я дрожу под горячей водой, прижимаясь к кафелю лбом. Низ живота противно тянет от беспокойства. Даже сейчас, сквозь липкую реальность, понимаю, что ситуацию надо срочно исправлять. Иначе я потеряю слишком много.
Неохотно выбираюсь из кабинки, даже не попытавшись вытереться большим махровым полотенцем, и бреду в комнату, оставляя за собой дрожащие мокрые полосы. С облегчением натягиваю одежду на влажное тело, ощущая под пальцами скользкую кожу. Мне так нравится. Хотя Том и не верит.
Ступенька...еще одна...мокрые волосы хлещут по шее и и спине. Майка уже сзади вся мокрая. На первом этаже холодно, я стараюсь быстрее пробраться в гостинную к неизвестным гостям...или гостю.
Витражная дверь бесшумно открывается и я вижу...
- Андре! - меня подкидывает от радостного возбуждения и я, словно сумасшедший, кидаюсь на шею старого друга. Я так счастлив его видеть. Словно окунаюсь в детство, зарываюсь лицом в радостные брызги нашего прошлого. Хотя оно не всегда было хорошим. Так получилось.
Андреас весело хохочет, наслаждаясь теплотой ласкового, такого подзабытого обращения. Только я его так называл. Ему нравилось.
Я не замечаю, что все это время сижу у него на коленях, вцепившись в друга всеми частями тела. Тот как будто не замечая, гладит меня по мокрым волосам и приветливо улыбается. Зато я чувствую спиной совершенно другой, далеко не дружелюбный взгляд. О, Господи...
Смущенно вскакиваю, заливаясь стыдливой краской и проклиная обещание ходить дома без макияжа. Он бы сейчас скрыл мою неловкость.
Вымученно улыбаюсь Андре в последний раз и разворачиваюсь лицом к дивану, где по моему ощущению находится брат. Глаза в глаза. Как электрический разряд. Ого, Том, такими зрачками можно убивать. Не надо, я же люблю тебя.
Брат отворачивается с каменным лицом и, вскочив, направляется к бару. Андреас ошарашенно смотрит на нас, не понимая в чем дело. В воздухе повисла жидкая обида. Том втягивает расширенными ноздрями плотный потяжелевший воздух. Ну уж нет, любимый. Это только наше. Я не дам тебе испортить сегодняшний вечер.

Все еще неуверенно стою за спинкой кресла, в котором расположился Андре. Я туда поспешно ретировался после слишком откровенного эпизода. Я правда не хотел, Томми. Не хотел тебя обидеть.

Поставив на стол бутылку виски с несколькими низкими пузатыми стаканами, брат возвращается на мягкое кожаное сидение, ставшее нам этим утром любовным ложем. Интересно, он об этом помнит? Или выкинул из головы, как и все ночи со своими шлюшками? Мне вдруг стало горячо, нестерпимо обидно. Это я во всем виноват. Что стоило промолчать? Но я не мог его обманывать. Теперь я все для себя решил.
Дрожа от воления, отдающегося резями где-то в пояснице, я под пристальным взглядом Энди пересекаю комнату и сажусь на диван рядом с близнецом. Том напрягается, но не спешит сбежать на другой конец дивана, на что я облегченно вздыхаю, хотя губы продолжают дергаться. Андреас перестает так пристально на нас пялиться и со смешком спрашивает:
- Эй, ребят, вы себя как-то странно ведете...У вас случайно в роду маньяков не было?
- Разоблаченных - нет, - огрызается брат.
- Тебе просто наверное не рассказывали, боялись пробудить гены. - парирует Андре, с любопытством вглядываясь в озверевшего братца. Потом переводит взгляд на меня.
- Билл, совсем ты братишку затрахал, он как с цепи сорвался ...- Бутылка с шумом разбивается о стену прямо над головой Андреаса. Ох, черт, он же совсем не то имел ввиду. Просто неудачно пошутил.
- Том! Прекрати! Прекрати сейчас же! - кидаюсь в его сторону, и прижимаю к диванной спинке. Он яростно и тяжело дышит. Сейчас ударит, я чувствую. Впиваюсь в него глазами на свой страх и риск. Том, если ты хоть чуточку меня любишь....
Отшвыривает меня на другой конец дивана. Хорошо, что не убил и не покалечил, в таком состоянии он себя не контролирует.
Сжимаю дрожащие пальцы на подлокотнике. Кожа ободряюще-прохладная. Открываю глаза. Андреас прилип спиной к креслу и не шевелится. В глазах ужас и удивление. Хорошие у тебя друзья, да, Андре?

- Ничего страшного...- мой голос странно вибрирует, - потом приберем. Не обижайся, Энди. Том сегодня не выспался. А я долго красился, так что он не мог нормально принять душ. Просто неудачный день.
- Давайте лучше выпьем...- нерешительно продолжаю я, разрезая высоким от напряжения голосом мертвую тишину.
Андре сдавленно кивет, всё же не решаясь расслабиться и стечь по сидению. Кажется, Том его сильно ошарашил...даже испугал. Я практически вижу, как у друга трепещут крылья носа. Давняя привычка сдерживать сильные эмоции.
Том продолжает напряженно сидеть, стиснув зубы и играя желваками. Верный признак тихого бешенства. Господи, только дай мне сил... Прошу тебя....
Пока брат продолжает буравить взглядом стену, я успеваю принести из бара пару бутылок шампанского и немного мартини. От них быстрее развозит. Мне это и нужно.
Разливаю золотистую пенящуюся жидкость по бокалам и протягиваю сначала Андреасу, потом брату... Молча выпиваем бутылку до конца. Потом вторую. Том больше не сердится. Андреас облегченно вздыхает. Разговор продолжается на более оптимистичной ноте.....

Сижу на диване, подогнув колени под себя. Бокал слегка подрагивает в руке, а глаза, внимательно следящие за бегом крошечных пузырьков, невольно закрываются. Нет, нельзя, чтобы меня сейчас развезло. Я должен завершить задуманное.
Том ведет себя гораздо более доброжелательно: обменивается с Андреасом шутками на какие-то скабрезные темы и громко, пьяно смеется. Я особо не вникаю. Только не отрываю взгляда от близнеца, стараясь не упустить ни одного изменения на его усталом лице, при этом оставаясь незамеченным. Это трудно, но я пытаюсь.
Том на меня даже не смотрит. Причем, это не демонстрация обиды. Я по напряженно-отчаянным движениям понимаю, что ему просто больно это делать. Больно на меня смотреть. Вот так вот. До слез. А он не хочет плакать - он мужчина.
Я сам сейчас расплачусь как девчонка. Как же мне хочется просто схватить его руку, напряженно гладящую кожаную поверхность, повернуть ладонью к губам и поцеловать, скользнуть языком между пальцев, расслабляя мышцы, потереться носом о костяшки и дышать, дышать согревая чуть сухую кожу на запястьях. Так нежно, чтобы просто не осталось слов.
Чтобы он понял, как я люблю...и как ошибался.
Но я не могу этого сделать...по крайней мере, пока...
Продолжаю наблюдение, когда до меня долетает обрывок фразы:
-...хотя вам-то, с Биллом что. Вы ведь друг другу как воздух нужны, никогда себя одинокими не чувствуете. Ни в ком не нуждаетесь. Вы есть друг у друга и этого достаточно.
Это Андреас. Том выслушивает эту тираду с напряженно-злым лицом, а потом грубо и вместе с тем отчаянно выдает:
- Ошибаешься, друг. Я вот Биллу совсем не нужен. Он прекрасно справляется и без меня. Насильно мил не будешь.
Это он про меня. Это он про меня? Это он про меня!
Андреас недоуменно смотрит сначала на него, потом на ошарашенного меня и тихо произносит:
- Ты ведь шутишь, да, Том? Ты шутишь....
- Нет! - теперь ору уже я. Смена стратегических позиций.
Вскакиваю с сидения и в один момент оказываюсь рядом с братом, крепко оплетая его руками и ногами. Секунд пятнадцать молчаливой борьбы, и он больше не сопротивляется, расслабляясь в моих объятиях. Это всё выпитый алкоголь. Не дает пошевелиться. Теперь он просто обреченно ждет, закрыв глаза и нервно дыша.
А я начинаю говорить. Медленно, вкладывая в слова всю свою уверенность.
- Нет, Андре, Том не прав. Он мне нужен, даже больше, чем это может себе вообразить нормальный человек. Я сейчас тебе покажу, насколько он мне нужен.
И не дожидаясь никакой реакции с обеих сторон, яростно провожу языком по губам расслабленно-беспомощного брата. Он тихонько вздрагивает и смотрит на меня сначала умоляюще: "Что ты делаешь?", а потом яростно: "Ты в своем уме?". Фразы вспыхивают в зрачках, прогорая и опускаясь на холодный пол остывшими серыми хлопьями.
Я ничего не хочу слышать, любимый. Мне не видно реакции Андреаса, но я кожей чувствую его немой шок. Сейчас посмотрим, дотянешь ли ты до конца спектакля, дорогой Энди.
Полностью ложусь на Тома, продолжая обжигающе целовать его лицо, постепенно опускаясь ниже. Давай, братишка, я хочу слышать твои стоны.
- Мы близнецы. Поэтому ты - это я, а с собой я могу делать все что угодно - рычу ему в ухо, облизывая мочку.
- Со своими губами...- вылизываю его дрожащие губы.
- Со своми руками... - все-таки исполняю недавнее желание. Язык скользит между пальцами холодным огнем. Он запомнит.
- Со своим телом - расстегиваю ворот рубашки, прикасаясь влажными губами к соскам. Том извивается и тихо стонет, он уже даже не пытается мне помешать. Глаза закрыты, на висках капельки пота, которые я тут же быстрым движением слизываю. Да, соль -именно то, что сейчас мне нужно. Нам нужно.
POV Tom

Меня трясет, как в лихорадке, от жара и влаги его прикосновений. Сумасшедший, просто сумасшедший.
А у меня мысли разбегаются.
Там же Энди.... Энди? Какая теперь к черту разница? Тело обмякшее и будто резиновое. Сейчас есть только он.
Не сдерживаюсь и отвечаю на его безумные поцелуи. Пытаюсь шепотом попросить остановиться, вопреки своему желанию , ненормальному желанию продолжать и никогда не останавливаться. Но влажные от слюны губы не слушаются, а я чувствую, как под кожей пульсирует градус алкоголя и возбуждения. Нас же видят - это ужасно, это отвратительно.
Боже, как это прекрасно.

Билл окончательно сходит с ума. Вылизывает мою грудь, а мне остается только стонать и извиваться, с ужасом, разливающимся под дрожащими веками. Что о нас подумают? Зачем брат это делает? Что пытается доказать? У нас будут проблемы, но, тво