Да. Меня вылечили. Точнее мой комп.
Уж лучше бы не лечили.
Так что неперь на мне висит гигантская газета "акмеизм". И, естессно, Гумилефф.
Результатом моего безинтернетного сидения на выходных стал фмк.
Аддин. ВотЪ.

Нет общепринятого стандарта, касающегося внешности Смерти.
Она просто так выглядит.
(с) Откуда не помню. Перефразировано.

Я спокойно сидел на камне у заброшенного пруда. Черная поверхность воды манящим омутом притягивала к себе. Я слегка коснулся зеркально гладкого полотна озера, и вода искривилась хаотичными кругами. Я, со смутной улыбкой, облизал мокрый палец. Соленая. Это оно. Но стоит ли игра свеч?
Круги, тем временем, нарастали. Мелкая рябь вихрем пронеслась по темной глади озера. В том месте, которого коснулся мой палец, вода была напротив, гладкой, как стекло. В этом мрачном омуте начал медленно вырисовываться темный силуэт. Я усмехнулся. Да. Игра стоит свеч.
Из глубины озера полился какой-то странный, неземной свет – холодный и ослепительно белый. Я слегка прищурился. Внезапно посреди этого яркого луча возникло темное пятнышко, которое, постепенно нарастая, превратилось в изящную и хрупкую женскую фигурку. Аккуратные длинные ножки, которые, казалось, никогда не касались этой грубой и грязной земли, были облачены в мягкие сапоги из почти невесомой дубленой кожи. Тонкая талия, которую можно было легко обхватить двумя руками, идеальная, королевская, да что там, божественная осанка. Величественный девичий стан окутывало темно-синее, как ночное небо, бархатное платье, и оно тяжелыми струящимися складками спускалось вниз по телу. По ткани извивался, как первая лоза, серебряный узор, который складывался в непонятные рисунки. Неожиданно мощный пояс из мифориловых пластин как будто тянул ее на дно, но нет, как падающая звезда стремиться вниз, так она стремилась наверх. Тонкие кисти рук, бледные и, казалось, холодные пальцы. На правой руке, как будто сошедшая с небосвода звезда, блистал огромный сапфир, оправленный в серебро. Ногти с идеально черным покрытием, на которых как будто играл тонкий луч. Последний луч солнца.
Левой рукой она, как величайшую драгоценность, прижимала к груди Книгу. Хотя это не походило на Книгу, это была скорее толстая тетрадь в мягкой и тонкой обложке из черной кожи. Она была не большой, всего две ладони, и очень пластичной, не смотря на узоры из серебряных пластин, покрывавших всю ее поверхность. Ее можно было, казалось, легко свернуть в трубку. Там, как ни странно, была закладка. Широкая кожаная лента, украшенная тиснением из посеребренных ниток, увенчанная большой и мягкой черной кистью.
Только сейчас я обнаружил, что свет, нещадно резавший мне до сих пор глаза, исходил от самой девушки. Но из-за этого она не казалась доброй и мягкой, скорее напротив – это необычное свойство заставило что-то внутри меня трепетать. Это меня-то, некромага?
Этот свет как бы оттенял ее, из-за чего она и была такой притягательной, и такой недоступной. Она черным пятном зияла в глубине озера, и казалась центром мироздания. Еще сенканта, и я готов был нырнуть к ней, туда. И пусть все провалиться в Небытие, если люди не замечают, что самое главное - так близко, на расстоянии вытянутой руки…
Она была совсем рядом. Я мог различить маленькие синие жилки, которые покрывали, как искусное кружево, сплетенное руками мастериц-эльфиек, ее руки, королевскую шейку, лицо, и проглядывали сквозь тонкую и нежную кожу, белую, как алебастр. Ее волосы, длинные и крепкие, были почти черного цвета, и при лунном блеске, отливали холодным темно-каштановым светом. Неожиданная, длинная, почти детская челка закрывала высокий лоб. Острый и маленький носик был слегка вздернут. Полные и мягкие на вид губы были слегка разомкнуты, ровно настолько, что бы было видно белоснежные аккуратные зубки. Длинные, уродливо-красные полосы шли от больших глаз до острого подбородка. Но я не обращал на это внимание. Глаза…
Большие, как два ночных озера, глаза были обрамлены густыми, длинными и пушистыми ресницами. На них, как утренняя роса, застыли слезы. Маленькие хрустальные капельки были невыносимой мукой для меня. Я не мог смотреть, как это хрупкое и нежное создание плачет. Нет. Не мог.
Казалось, таких глаз не может быть ни у кого в природе. Не родилось на Земле Норда еще такого существа, у которого глаза хоть слегка походили на эти. Неестественно большие зрачки окружала тонкая темно-синяя радужная оболочка, которую, как маленькие звездные кристаллики, обрамляли жемчужно белые пятнышки, длинной в мысль.
Эти глаза наивно, с детской невинностью взирали на меня. Это существо не может быть смертью. Нет…. Вот почему Сальварин все так бояться – она превращает самое защищенное, самое сокровенное, самое невинное в кошмар. А что может быть невиннее детства?
Нас разделяла лишь кромка воды, толщиной в пергамент. Я широко распахнутыми глазами смотрел на нее. На Смерть. На Сальварин. Какая разница?
Девушка слегка наклонила голову на бок, а затем резко подалась вперед. Наши губы теперь разделяла только водная гладь.
И она вдохнула в меня слово.
Одно слово.
Но какое – я никому никогда не скажу.