Мой прапрадед Михаил гвозди кулаком забивал, а зубами вытаскивал. Он воевал в японскую и, возвращаясь с войны, заехал к сослуживцу в Енисейскую губернию. Увидел реки, полные рыбы, приметил леса, полные дичи, и землю, которую не нужно было делить на наделы. Выкорчевывай - и сей: сколько возможно. Приехал домой в Приуралье и уговорил переселиться в Сибирь не только свою семью, но весь род свой. Он был для нашего рода как Моисей: всех увел в Сибирь. В 1921 году на охоте в руках у него разорвался винчестер. У него полголовы снесло, но тем не менее он дополз до собственного огорода, попрощался со всеми родными, после чего умер.
Сын его, Степан Михайлович, четыре войны прошел. В первую мировую попал в плен немецкий. Тогда не было концлагерей, он батрачил у одной вдовушки и прижил с ней двоих сыновей. Соратником в плену был у него некто Тухачевский, с которым они бежали в Россию после поражения Германии. Тухачевский стал военачальником, а прадед был у него ординарцем. В 37-м, когда расстреляли маршала, вспомнили и Степана Михайловича. Дали ему десять лет, а поскольку жил он в Сибири, повезли его на север Ленинградской области. Там он финскую прошел в штрафных батальонах, а потом и Отечественную. Был уже в годах, поэтому конюхом служил, подвозил снаряды артиллерии. После Победы, его не выпустили, но дали досидеть свой срок. Потом вспоминал он: каждый раз, когда снаряды летели в немецкую сторону, он думал: может быть, убило моих сыновей. Немецких.
Впрочем, один его сын, русский, дядя Денис попал в плен 24 июня 1941 года и прошел 17 концлагерей. Много раз стоял он в расстрельной шеренге после бегства из лагеря кого-то из наших. Это была лотерея "айн-цвай-драй-выстрел". Он оказывался либо первым, либо вторым. Он вернулся в 46-м, проведя год в нашем лагере, фильтрационном, где определяли: власовец ты или нет.
Я помню и того и другого. Помню иконы и лампады, горящие перед ними, помню рассказы прадеда и его сына Дениса.
Это живет во мне и каким-то образом на меня действует. Мои предки были легендарные, цельные личности. Мы по сравнению с ними вырожденцы. В нас нет такой силы и такого мужества. Сознание и воля наши разбиты. Мы стыдимся нашей истории, нашего прошлого. Это плохо, это хамство. Хам осужден был вместе с потомством, после того как посмеялся над наготою своего отца.
Деды наши заблуждались, потому что шли, искали. Наше дело хуже. Мы не заблуждаемся, потому что никуда не идем. Мы не разувериваемся, потому что ни во что не верим. В нас нет той силы и воли, которая была в них. И дай Бог, чтобы она к нам вернулась...