Говорили, что в Роттердаме воздух свежей, чем в Дельфте или, допустим, в Лейдене. Даже летом, я слышал, здесь под рубашкой носят фланелевую фуфайку. Вот уж чего не знаю. Такой жарищи, какая встретила нас в Роттердаме, я что то не помню.
(…)
Поближе к Роттердаму, когда сквозь вечернюю дымку проступили шпили соборов, арки мостов и красноватые крыши, хозяин шлюпки забеспокоился:
– Что-то не вижу белых крестов, что-то не вижу! Где же ярмарочные кресты?
(…)
Не было ярмарки в Роттердаме. Промахнулся хозяин селёдки. До этого каждый год в эти дни гнал он свою шлюпку из Брилле на большой праздник Кермис. В Голландии нет праздника веселее. Целую неделю все пьют, гуляют, угощают друг друга. На городских воротах вывешивают белые кресты, объявляют «базарный мир». Нельзя даже драться, не то что убивать друг друга.
Не знаю, как в других городах, а у нас в Лейдене каждый год в летнее время начинался Кермис. И ярмарка была, несмотря на тяжелые времена. Селедочник говорит, что и в Роттердаме в прошлом году всё получилось как надо. Он продал несколько бочек зеландской селёдки и тексельских устриц, а потом прогулял половину всех денег.
Но в этот раз уже по тому, как мало стояло судов в роттердамской гавани, понятно было: селедочник промахнулся. Уж как он ругался! Всех проклинал: католиков, протестантов, испанцев и даже
Молчаливого.
(…)
Ярмарки не было, но уже от пристани встречалось много подгулявших людей. Наверное, Кермис брал свое.
Какой-то хмельной горожанин с петушиным пером в берете схватил Караколя за руку и закричал:
– Не знаю, па-анятия не имею, кто такой! Но угощаю! Чёрной смородиной угощаю, как положено!
На поясе у него болтался кузовок, оттуда бил винный запах, и прямо на камзол катился смородинный сок.
– Кто такие? – орал горожанин. – Ни с места! День чёрной смородины, ясно? Стало быть, угощаю! Ян дер Нессе потчует, ни с места!
Мы съели по пригоршне хмельной, вином замоченной смородины. Даже в голову ударило. А Ян дер Нессе пошёл, шатаясь, дальше и горланил песню:
Эх, пропади всё пропадом!
Чёрная смородина, черрная сморродина-а!
Караколь оказал:
– Значит, День чёрной смородины. Лет пять назад я был в Роттердаме на таком же. Что здесь творилось! А сейчас тихо.
(…)
В переулке, совсем недалеко от нужного дома, дорогу нам преградила вереница пляшущих горожан. Схватившись за руки, они прыгали, топали каблуками и в такт кричали:
– Хоссен! Хоссен! Хи-ха! Хоссен! Хоссен! Хи-ха!..
Нас тоже схватили под локти и потащили за собой, совсем не туда. Мы вырвались с трудом, нырнули в переулок и пошли к дому с другой стороны. Но здесь снова нас перехватили. Неровной цепочкой люди прыгали поперек улицы, дышали винным перегаром и цепко хватали каждого, кто попадался навстречу.
– Хоссен! Хоссен! Хи-ха!..
Мы свернули ещё раз, но и тут лавина топочущих, орущих горожан ударила нас и поволокла за собой.
[611x466]– Нам к принцу надо! – крикнул я и даже попробовал свистнуть жаворонком, как делают
гёзы.
Никто не ответил криком петуха, меня даже больно ударили в бок и выругались.
– К какому принцу, крровь господня! День чёрной смородины! Нет теперь принцев!
К. Сергиенко, «
Кеес Адмирал Тюльпанов»