Которую неделю заброшенному летнему Театру в дальнем конце города не давали покоя завывания ветра. Он продрог до последнего гвоздика, устал и был измучен бессонницей. А сегодня прибавилась новая забота: традиционное закрытие осеннего сезона. Остатки оркестра, всего пятеро музыкантов и дирижер, вытянутый в струнку, канифольно-белый старик, жалящие шажки скрипачки и медвежья поступь виолончелиста выводили его из равновесия и лишали надежды хоть немного отдохнуть.

"Рас-шур-шумелся тут, знаешь ли, рас-шур-ворчался... слишком шер-щепетильный стал, привередливый..." - нашептывали сухие, бурые листья, свернувшись в трубочки под первыми рядами облупившихся скамеек у сцены. А Театр каждой своей шероховатостью хотел поскорее избавиться от нежеланных гостей, поскорее забыться, снова застыть, укутавшись собственными воспоминаниями.

- Внимание, тишина, - флейтист и скрипачка, переглянувшись, замерли, - и.. - со взмахом дирижерской палочки прозрачный, сладковато-холодный воздух наполнился их разговором.
Они напоминали друг другу о почти летнем солнце сентября и дымчато-серых ноябрьских тучах, о неожиданной ночной прохладе и пожухшей городской траве, о ворохе уставших листьев, которым разгулявшийся ветер напоследок вскружил голову, о детях, еще не успевших соскучиться по каникулам и последних ярких красках, смытых колким дождем предпоследней октябрьской недели...

Неудержимо темнело. Единственный слушатель, растрепанная старуха в перелатанном пальто и пуховой шали, угрюмо смотрела в пол, подперев заострившийся подбородок высохшей рукой. С последними тактами она поднялась и, прихрамывая на правую ногу и глухо отсчитывая свои шаги рассохшейся клюкой, неспешно направилась куда-то в багряно-хвойное сердце парка.
А маленькая девочка, сидя на последней скамейке остывшего амфитеатра, сняла смешные красные варежки на резинке и, чуть заметно улыбаясь, стряхнула первые снежинки с мягких ладошек...


От автора:
- кликнуть "Cлушать"
- дождаться загрузки
- читать