А все началось с Нил Геймана и его Снег, зеркало, яблоко Пробило как и все его книги И еще заинтересовало В детстве мне казалось что в диснеевских версиях что то не то. Когда прочитала настоящую русалку поняла что в них полная белиберда
А потом мне попалась вот эта статья и дрругие им подобные
скачано с Переход на страницу с информацией

Настоящие сказки братьев Гримм

Жестокая правда о принце-насильнике и Золушке-убийце
Педагоги и психологи часто жалуются, что народные сказки слишком уж жестоки. Если б они только знали, что родители рассказывают отпрыскам -- как бы это сказать? -- сильно отредактированные версии волшебных историй. Оригиналы были куда более, э-э-э... натуралистическими, что ли...

К примеру, возьмем знакомую всем с пеленок сказку о мертвой царевне. Знаете ли вы, что прекрасная девица вовсе не была разбужена поцелуем храброго принца? Итальянская версия этой истории, датированная 1636 годом, гласит, что проезжий молодец изнасиловал спящую мертвым сном прелестницу и ничтоже сумняшеся отправился себе дальше. Три медведя-шатуна на самом деле забросили старушку на шпиль собора Святого Павла; Золушкина мачеха отрубила своим дочерям по кусочку ступни, а что касается Белоснежки -- то скажем, что злая королева хотела не столько ее сердце, сколько нежное тело...

Многие из вас наверняка хотят задать один и тот же вопрос: как же можно было рассказывать подобные "сказки" маленьким детям?!
Ученые-фольклористы объясняют этот феномен следующим образом: сказки -- это часть устного народного творчества, и взрослые рассказывали не только детям, но и взрослым то, что они сами где-то услышали.

Кроме того, в древние времена взрослые обращались с детьми не как с малышами, а как с будущими взрослыми, которых нужно было готовить к взрослой жизни. И еще, заметьте, тогда воспитание подрастающего поколения проходило натурально -- дети с родителями спали в одном помещении, матери рожали им братьев и сестер в их же присутствии, а уж о приготовлении завтраков, обедов и ужинов из окровавленных освежеванных туш и говорить нечего...

Сегодня мало кто знает о двух людях, которые внесли огромный вклад в историю человечества, сохранив для будущих поколений прекрасные образцы "устного народного творчества". Нет, это не братья Гримм! Один из них -- итальянец Джамбаттиста Базиле, написавший "Сказку сказок" (она содержала пятьдесят сицилийских сказок и была издана в 1636 году). Другой -- француз Шарль Перро. Его книга, содержащая восемь сказок, вышла в 1697. Семь из них стали классикой, и среди них "Золушка", "Синяя птица", "Спящая красавица", "Мальчик-с-пальчик".
Итак, давайте потушим свет, детки, и папа расскажет вам новую сказку.

Спящая красавица
Просто родила двойню
Когда она родилась, колдунья предсказала ей страшную смерть -- она погибнет от укола отравленного веретена. Ее отец приказал унести из дворца все веретена, но красавица -- ее звали Талией -- все-таки укололась веретеном и упала замертво.
Король, ее безутешный отец, посадил безжизненное тело дочери на обитый бархатом трон и приказал отнести Талию в их небольшой домик в лесу. Домик заперли и ушли, чтобы никогда не возвращаться.

Однажды в тех лесах охотился чужеземный король. В какой-то момент его сокол вырвался из рук и улетел. Король поскакал за ним и наткнулся на маленький домик. Решив, что сокол мог влететь внутрь, кавалер влез в окно домика. Сокола там не было. Зато он нашел сидящую на троне принцессу.

Решив, что девушка уснула, король принялся будить ее, но ни похлопывания по щекам, ни крики не пробудили спящую красавицу. Будучи воспламененным красотой девицы, король, по словам Базиле, перенес ее на постель и "собрал цветы любви". А потом, оставив красавицу на постели, он вернулся в свое королевство и надолго забыл об инциденте.

Прошло девять месяцев. В один прекрасный день принцесса родила двойню -- мальчика и девочку, которые лежали рядом с ней и сосали ее грудь. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы однажды мальчик не потерял материнскую грудь и не принялся бы сосать ее палец -- тот самый, уколотый веретеном. Отравленный шип выскочил, и принцесса очнулась, обнаружив себя в заброшенном домике в полном одиночестве, если не считать откуда ни возьмись взявшихся прелестных младенцев.

А тем временем чужеземный король, вдруг вспомнив о спящей девушке и "приключении", снова собрался на охоту в те края. Заглянув в заброшенный домик, он нашел там прекрасную троицу. Раскаявшись, король обо всем рассказал прекрасной принцессе и даже задержался там на несколько дней. Впрочем, потом он все же уехал, правда, пообещав красавице вскоре послать за ней и детьми -- за эти несколько дней они успели полюбить друг друга.

Вернувшись домой, король не мог забыть о встрече с принцессой. Каждую ночь он покидал свое царственное ложе, уходил в сад и вспоминал о прекрасной Талии и ее детях -- мальчике по имени Солнце и девочке по имени Луна.

А его жена -- то есть королева, которой он как-то не нашел времени рассказать о новорожденных, -- что-то заподозрила. Сначала она допросила одного из королевских сокольничих, а потом перехватила гонца с письмом короля к Талии.

Тем временем ни о чем не подозревающая Талия быстренько собрала близнецов и отправилась в гости к своему возлюбленному. Она не знала, что королева приказала схватить всех троих, малышей убить, приготовить из них несколько блюд и подать их королю на обед.

За обедом, когда король нахваливал мясные пироги, королева все время бормотала: "Мангия, мангия, ты ешь свое!"
Королю надоело слушать бормотания супруги, и он резко оборвал ее: "Конечно, я ем свое -- ведь твое приданое стоило копейки!"

Но злобной королеве этого было мало. Ослепленная жаждой мести, она приказала привести к ней и саму принцессу.
"Ты мерзкая тварь! -- сказала королева. -- И я убью тебя!"
Принцесса рыдала и кричала, что она не виновата -- ведь король "сломал ее форт", пока она спала. Но королева была непреклонна.
"Разожгите огонь и бросьте ее туда!" -- приказала она слугам.

Отчаявшаяся принцесса, стеная, попросила исполнить ее последнее желание -- она хотела раздеться перед смертью. Ее одежды были расшиты золотом и украшены драгоценными каменьями, поэтому жадная королева, подумав, согласилась.

Принцесса раздевалась очень медленно. Снимая каждый предмет своего туалета, она испускала громкий и жалобный крик. И король услышал ее. Он ворвался в подземелье, сбил королеву с ног и потребовал вернуть близнецов.

"Но ты же их сам съел!" -- сказала злобная королева. Король зарыдал. Он приказал сжечь королеву в уже разведенном огне.
Тут как раз пришел повар и признался, что не подчинился приказу королевы и оставил близнецов в живых, заменив их ягненком. Радости родителей не было предела! Расцеловав повара и друг друга, стали они поживать да добра наживать.
И Базиле заканчивает сказку следующей моралью: "Некоторым всегда везет -- даже когда они спят".

Золушка
Когда сестры примеряли туфельку, им пришлось обрубить ноги
Первая европейская сказка о Золушке была описана тем же Базиле -- правда, та, первоначальная, Золушка вовсе не теряла хрустальной туфельки.
Имя этой маленькой девочки было Зезолла -- сокращенно от Лукрезуцция, и она уже в детстве проявила склонность к убийству. Сговорившись со своей няней, она загубила злую мачеху, предложив той посмотреть на сундук своей матери. Жадная мачеха склонилась над сундуком, Зезолла с силой опустила крышку -- и сломала мачехе шею.

Похоронив мачеху, Зезолла уговорила отца жениться на няне. Но девушке не стало легче, поскольку ее жизнь отравили шесть няниных дочерей. Она продолжала мыть, стирать, убирать дом и выгребать золу из печей и каминов. За это ее и прозвали Золушкой.

Но однажды Зезолла случайно наткнулась на волшебное дерево, которое могло исполнять желания. Нужно было только произнести заклинание: "О волшебное дерево! Разденься само и одень меня!"
Возле этого дерева Золушка наряжалась в красивые платья и отправлялась на балы. Однажды девушку увидел сам король и, конечно, сразу же влюбился. Он послал своего слугу отыскать Зезоллу, но тот не смог найти девушку. Влюбленный правитель разгневался и вскричал: "Клянусь душами моих предков -- если ты не найдешь красавицу, то я побью тебя палкой и пну столько раз, сколько волос в твоей мерзкой бороде!"

Слуга, защищая собственный зад, отыскал Золушку и, схватив ее, посадил в ее же повозку. Но Зезолла крикнула лошадям, и те рванули с места. Слуга упал. Упало и еще кое-что, принадлежавшее Золушке.
Слуга вернулся к хозяину с обретенным предметом в руках. Тот вскочил, радостно схватил предмет и принялся покрывать его поцелуями. Что же это было? Шелковый шлепанец? Золотой сапожок? Хрустальная туфелька?

Вовсе нет! Это была пианелла -- похожая на ходулю галоша с подошвой из пробки, именно такие носили женщины Неаполя времен Ренессанса! Эти галоши на высокой платформе оберегали длинные женские платья от грязи и пыли. Высота платформы обычно достигала 6-18 дюймов.

Так вот, представьте себе короля, с нежностью прижимающего к груди столь крупный и несуразный предмет, как эта самая пианелла, причем не только прижимающего, но и воркующего над ним аки голубь: если, мол, не судьба мне найти тебя, любовь моя, то я погибну во цвете лет. Но только я все равно найду тебя, любовь моя, чего бы мне это ни стоило!
И юный король отправил гонцов, которые объехали все королевство и каждой женщине примеряли найденную пианеллу. Так Золушка и была найдена.

Сказка Базиле полна романтизма и говорит о несколько странном виде фетиша -- обуви. Однако североевропейские версии "Золушки" гораздо более кровавы.
Давайте сравним итальянскую версию со скандинавской и норвежской. Возьмем хотя бы третий акт.
Принц приказал намазать одну ступеньку дворцового крыльца смолой, и туфелька местной Золушки -- в этих местах ее звали Ашен-путтель -- приклеилась к ней. После этого слуги принца отправились по всему королевству искать обладательницу столь маленькой ножки.

И вот они добрались до Золушкиного дома. Но кроме самой бедняжки там еще жили две мачехины дочери! Сначала туфельку примеряла старшая дочь -- запершись в спальне, она натягивала туфельку, но тщетно -- мешал большой палец. Тогда ее мать сказала ей: "Возьми нож и отруби палец. Когда ты станешь королевой, тебе уже не нужно будет много ходить!" Девушка послушалась -- туфелька налезла.

Обрадованный принц тут же посадил красавицу на коня и поскакал во дворец -- готовиться к свадьбе. Но не тут-то было! Когда они проезжали мимо могилы Золушкиной матери, сидящие на деревьях птицы громко запели:

"Посмотри назад, посмотри назад!
С туфельки капает кровь,
Туфелька была мала, и сзади
Сидит не твоя невеста!"

Принц посмотрел назад и действительно увидел кровь, стекающую с туфельки девушки. Тогда он вернулся и дал туфельку второй мачехиной дочери. А у той оказалась слишком толстая пятка -- и туфелька вновь не налезла. Мать дала второй дочери тот же совет. Девушка взяла острый нож, отрезала часть пятки и, скрывая боль, втиснула ногу в туфельку. Радостный принц усадил очередную невесту на лошадь и поскакал в замок. Но... птицы были на страже!
Наконец принц, вернувшись в тот же дом, нашел-таки свою Золушку, женился на ней и зажил себе в полном счастии. А завистливых девиц ослепили и подвергли порке -- чтобы не зарились на чужое.

Да, именно эта версия послужила основой современной сказки -- только издатели, пожалев маленьких детишек, вычеркнули из своего варианта даже малейшие намеки на кровь.
Между прочим, сказка о Золушке -- одна из самых популярных сказок в мире. Она живет уже 2500 лет и за это время получила 700 версий. А самый ранний вариант "Золушки" был найден в Древнем Египте -- там матери рассказывали детям на ночь историю о прекрасной проститутке, которая купалась в реке, а в это время орел украл ее сандалию и унес ее фараону. Сандалия была такой маленькой и изящной, что фараон тут же объявил общенациональный розыск. И, конечно, когда он нашел Фодорис -- Золушку -- он тут же женился на ней. Интересно, какой по счету женой фараона была эта Золушка?..

Три медведя
К медведям в дом вламывается старуха
Она была старой оборванной нищенкой, и потребовалось почти сто лет, чтобы старуха превратилась в маленькую воровку с белокурыми локонами (кстати, если речь пошла о юной девице, то действительно ли она влезла в дом к медведям? Может, это все же были трое снимающих одну квартиру холостяков?!)

Английский поэт Роберт Сузи в 1837 году опубликовал эту сказку, "оснастив" ее фразами, которые с тех пор удаются всем без исключения родителям: "Кто сидел на моем стуле?!" "Кто ел мою кашу?"
Как писал Сузи, старуха вломилась в дом, поела каши, посидела на стуле, а потом завалилась спать. Когда медведи вернулись, она выпрыгнула в окно. "Сломала ли она себе шею, замерзла ли в лесу, была ли арестована и сгнила в тюрьме, я не знаю. Но с тех пор три медведя никогда не слышали о той старухе".

Британцы могут гордиться -- в течение многих лет эта версия сказки считалась первой. Правда, в 1951 году в одной из библиотек Торонто нашли изданную в 1831 книгу с этой же сказкой. Ее написала для своего племянника некая Элеонор Мур.

Сказка миссис Мур -- довольно странная. По ее версии, старушка залезла в дом к трем медведям, потому что незадолго до этого они ее обидели. А в конце, когда три медведя ее поймали, они неторопливо и обстоятельно обсуждали, что же с ней теперь делать:

"Они бросили ее в огонь, но она не горела;
Они бросили ее в воду, но она не тонула;
Тогда они взяли ее и забросили на шпиль церкви Святого Павла -- и если ты внимательно посмотришь, то увидишь, что она и поныне там!"

Версия сказки под редакцией поэта Сузи существовала довольно долго, пока в 1918-м кто-то не сменил седую старуху на маленькую девочку.

На просторах жж слямзила более удобную для прочтения версию

Жили когда-то король и королева, были они бездетны, и это их так огорчало, что и сказать невозможно. Они побывали на всех водах, какие только есть на свете; обеты, паломничества, молитвы-все средства были испробованы, и все понапрасну. Наконец королева все-таки понесла и родила дочь. Пышно справили крестины; в крестные матери маленькой принцессе пригласили всех волшебниц, каких удалось найти в стране (их оказалось семь), чтобы каждая из них, как в ту пору принято было у волшебниц, наделила ее тем или иным даром и принцесса явила бы собой пример всевозможных совершенств.
После обряда крещения все общество вернулось в королевский дворец, где для волшебниц было приготовлено пиршество. Перед каждой из них поставили великолепный прибор и тяжелый золотой футляр, в котором были вилка, ложка и нож из чистого золота, украшенные алмазами и рубинами. Но когда стали садиться за стол, вошла старая волшебница — ее не пригласили, потому что она уже более пятидесяти лет не выходила из башни и все думали, что она умерла или заколдована.
Король велел поставить для нее прибор, но тяжелый золотой футляр вручить ей, как другим волшебницам, уже не удалось, ибо их сделали всего семь—для семи волшебниц. Старуха решила, что ей выказывают пренебрежение, и проворчала сквозь зубы какие-то угрозы. Одна из молодых волшебниц, находившаяся поблизости от нее, услышала эти угрозы и, опасаясь, как бы та не наделила маленькую принцессу каким-нибудь неприятным даром, сразу же, едва только встали из-за стола, пошла и спряталась за занавесь, полагая, что говорить ей придется после всех и тогда удастся, насколько это возможно, исправить вред, который причинит старуха.
Между тем волшебницы стали наделять принцессу разными дарами. Самая молодая обещала ей, что она будет прекраснее всех; другая — что она будет божественно умна, третья — что она всегда и во всем будет удивительно мила; четвертая — что она будет безукоризненно танцевать; пятая — что она будет петь как соловей, а шестая— что на всех инструментах она будет играть с величайшим совершенством. Когда же пришел черед старой волшебницы, она сказала, тряся головой скорее от досады, чем от старости, что принцесса уколет себе руку веретеном и оттого умрет.
Такой ужасный дар всех привел в содрогание, и не было человека, который бы не заплакал. В этот миг из-за занавеси вышла молодая волшебница и сказала:
— Успокойтесь, король и королева, ваша дочь не умрет. Правда, я недостаточно могущественна, чтобы сделать вовсе не бывшим содеянное старой волшебницей: принцесса уколет себе руку веретеном, но она не умрет, а только погрузится в глубокий сон и будет спать сто лет, а потом придет королевский сын и разбудит ее.
Король, чтобы избежать несчастья, предсказанного старухой, тотчас же издал указ, которым под страхом смерти всем подданным запрещалось прясть веретеном и даже держать веретена у себя в доме.
Спустя лет пятнадцать или шестнадцать король и королева как-то раз поехали в один из своих загородных замков; молодая принцесса бегала по дому и подымалась все выше и выше, переходя из комнаты в комнату, пока не зашла наконец в жалкий чулан на самом верху башни, где сидела совсем одна какая-то старушка и пряла. Эта добрая женщина ничего не слышала о том, что король запретил прясть на веретене. «Что это вы делаете?»—спросила принцесса. «Пряду, милое дитя», — ответила старуха, не знавшая ее в лицо. «Ах, как это прелестно!—сказала принцесса.— Как это вы делаете? Дайте-ка и мне — выйдет ли у меня так же, как у вас?» И так как принцесса отличалась большой живостью и некоторым легкомыслием, и к тому же такова была воля феи, она, взяв веретено, тотчас же уколола себе руку и упала без чувств.
Старушка в немалом смущении зовет на помощь: люди сбегаются со всех сторон, принцессе прыскают в лицо водой, ее расшнуровывают, ее хлопают по ладоням, ей трут виски водою королевы венгерской, но так и не могут привести ее в чувство.
Тогда король, поднявшийся на этот шум, вспомнил о предсказании волшебниц и, рассудив, что так и должно случиться, раз это было предсказано, велел отнести принцессу в один из лучших покоев дворца и оставить на ложе, расшитом золотом и серебром. Можно было принять ее за ангела — так она была хороша: несмотря на обморок, цвет ее лица не утратил своей живости; щеки были как розы, а уста — словно коралл; глаза были закрыты, но слышно было, как она тихонько дышит, а это показывало, что она не умерла.
Король приказал, чтобы ее оставили спокойно спать, пока не придет час ее пробуждения. Когда с принцессой случилось несчастье, добрая волшебница, которая спасла ей жизнь, присудив ей проспать сто лет, находилась в королевстве Матаквинском, за двенадцать тысяч миль, но ее в один миг известил об этом карлик, носивший семимильные сапоги (то были сапоги, в которых за один шаг можно было сделать семь миль). Волшебница тотчас же пустилась в путь, а через час уже подъезжала к замку на огненной колеснице, запряженной драконами. Король вышел ей навстречу и помог сойти с колесницы. Она одобрила все, что он сделал, но, будучи особой весьма предусмотрительной, подумала и о том, что принцесса, когда ей придет время пробудиться, попадет в немалое затруднение, оказавшись одна в этом старом замке. И вот что она сделала.
Своей палочкой она коснулась всего, что было в замке (кроме короля и королевы): ключниц, фрейлин, камеристок, кавалеров, прислужников, дворецких, поваров, поварят, мальчиков на побегушках, стражей, привратников, пажей, лакеев; она коснулась также и всех лошадей, какие стояли в конюшнях, и всех конюхов, всех больших дворовых псов и маленькой Пуф, собачки принцессы, лежавшей с ней на постели. Как только она дотронулась до них, они уснули, чтобы пробудиться вместе со своей госпожой, готовые служить ей, когда это будет нужно. Вертелы перед очагом, усаженные куропатками и фазанами, задремали, и огонь тоже. Все это произошло в один миг: волшебницы скоры на руку.
Тогда король и королева, поцеловав свое милое дитя, которое не проснулось от их поцелуя, вышли из замка и издали указ, запрещавший кому бы то ни было к нему приближаться. Запрет этот был излишен, ибо за четверть часа вокруг выросло так много деревьев — высоких и низеньких, так много колючих терновых кустов, сплетавшихся друг с другом, что сквозь них не прошел бы ни зверь, ни человек; и видны были только башни замка, да и то лишь, если глядеть издали. Никто не сомневался, что волшебница и на этот раз превзошла самое себя, дабы принцессе, пока она будет спать, не грозила опасность от любопытных прохожих.
Через сто лет сыну короля, царствовавшего в то время и принадлежавшего к другому дому, чем спящая принцесса, случилось охотиться в тех краях, и он стал спрашивать: что это за башни возвышаются над тем густым лесом? Каждый отвечал ему то, что сам слышал: одни говорили, что это старый замок, где появляются призраки, другие — что местные колдуны справляют там шабаш. Наиболее распространенное мнение было таково: там живет людоед, и всех маленьких детей, которых ему удается заполучить, он уносит туда — там ему всего удобнее их поедать, а последовать за ним никто не может, ибо только ему дана способность пробираться сквозь эту чащу.
Принц не знал, чему и верить, но тут вдруг заговорил какой-то старик крестьянин и сказал ему: «Государь мой, вот уже пятьдесят лет минуло с той поры, как я слышал от моего отца, будто в этом замке спит принцесса и прекраснее ее нет на свете; будто она должна проспать там сто лет и пробудит ее королевский сын, которому она суждена».
От этих слов юный принц исполнился пыла: не колеблясь, он решил, что доведет до конца столь прекрасное приключение, и, движимый жаждой любви и славы, вознамерился тотчас узнать, правда ли все это. Едва он сделал несколько шагов в сторону леса, как все эти колючие терновые кусты сами расступились и дали ему пройти. Он направился к замку, видневшемуся в конце широкого проезда, по которому он шел, и несколько удивило его только то, что ни один человек из его свиты не смог последовать за ним, ибо деревья сразу же сомкнулись, едва только он миновал их. Принц не остановился: молодые влюбленные принцы всегда отважны. Он вошел в большой передний двор, где все, что он увидел, могло бы навеять на него леденящий ужас. Здесь царило страшное безмолвие: образ смерти являлся всюду, и всюду кругом распростерты были тела людей и животных, казавшиеся мертвыми. Однако по угреватым носам и ярко-красным лицам привратников он понял, что они только спят; а судя по их чашам, в которых еще сохранилось несколько капель вина, легко было догадаться, что эти люди, перед тем как заснуть, выпивали.
Он минует большой двор, выложенный мрамором; подымается по лестнице; входит в залу, где стражи стоят рядами, с ружьями на плечах, и храпят изо всех сил. Он проходит покоями, полными кавалеров и дам, и все они спят, одни — стоя, другие — сидя. Он входит в комнату, всю украшенную золотом,— и тут ему является зрелище, прекраснейшее из всех, какие ему случалось видеть: на постели, занавески которой были раздвинуты со всех сторон, лежала принцесса, на вид лет пятнадцати-шестнадцати, полная очарования, в котором было что-то лучезарное и небесное. Он приблизился к ней с трепетом и восхищением и опустился подле нее на колени.
Тогда принцесса пробудилась — ибо чарам пришло время рассеяться,— и, глядя на него нежными глазами, что, казалось бы, не очень естественно для первого взгляда, молвила ему: «Вы ли это, принц? Вас долго пришлось ждать». Принц, очарованный этими словами, а еще более — тоном, каким они были сказаны, не знал, как ему выразить свою радость и благодарность: он стал уверять, что любит ее больше, чем самого себя. В речах его было мало порядка — от этого они понравились еще больше: мало красноречия, много любви. Он был в большем смущении, чем она, и этому не должно удивляться: у нее было время подумать о том, что она ему скажет, ибо добрая волшебница, как видно (история, впрочем, об этом умалчивает), наделила ее на время столь долгого сна даром приятных грез. Словом, прошло четыре часа, как они разговаривали, а они все еще не сказали друг другу и половины тех вещей, которые хотели сказать.
Тем временем вместе с принцессой пробудился и весь дворец: каждый собирался приняться за свое дело, а так как все эти люди не были влюблены, то умирали от голода. Одна из фрейлин, мучимая голодом, как и все остальные, потеряла терпение и во всеуслышание сказала принцессе, что жаркое подано. Принц помог принцессе подняться: она ведь была одета, и притом весьма пышно; но он не сказал ей, что одета она, как его бабушка, и что воротник у нее стоячий,— ведь от этого она не стала менее красива.
Они прошли в гостиную с зеркалами и поужинали там, а подавали им прислужницы принцессы. Скрипки и гобои играли им пьесы старые, однако превосходные, хотя их не играли уже лет сто; а после ужина, не теряя времени, священник обвенчал их в капелле замка, а потом фрейлина задернула полог…

Спали они мало: принцессе в этом не было особой нужды, а принц утром покинул ее, чтобы вернуться в город, где отец его, наверно, уже беспокоился о нем.
Принц сказал ему, что, охотясь, заблудился в лесу и ночевал в хижине угольщика, который дал ему черного хлеба и сыра. Король-отец, человек простодушный, поверил, но мать не особенно была склонна верить сыну, а заметив, что принц почти каждый день уезжает на охоту и что всегда у него готово объяснение, когда он две или три ночи сряду не ночует дома, она уже не сомневалась, что у него какая-то любовная история.
С принцессой он жил уже более двух лет, было у них и двое детей — дочь, старшая, которую назвали Заря, и сын, которого назвали День, потому что он был еще прекраснее, чем его сестра.
Королева, стараясь добиться объяснений от сына, несколько раз говорила ему, что в жизни следует искать семейных радостей; но он так и не решился доверить ей свою тайну: он опасался ее, хоть и любил, ибо она была из племени людоедов, и король женился на ней только ради ее богатств. И даже при дворе шепотом поговаривали, что у нее наклонности людоедов и что, видя маленьких детей, она с великим трудом сдерживается, чтобы не броситься на них, поэтому принц так и не захотел ничего ей сказать.
Но когда король умер,— а это случилось через два года,— и принц стал королем, он всенародно объявил о своем браке и самым торжественным образом отправился за женой в ее замок. Ей устроили великолепный прием в столице, в которую она въехала вместе с двумя своими детьми.
Немного времени спустя король собрался на войну с императором Канталабутом, своим соседом. Управлять королевством он предоставил королеве-матери и ее попечениям поручил жену и детей: на войне он должен был пробыть все лето; а как только он уехал, королева-мать отослала невестку и ее детей в загородный дом, находившийся в лесу, где ей удобнее было осуществить свое адское намерение. Через несколько дней она тоже отправилась туда и как-то вечером сказала своему дворецкому: «Завтра на обед я хочу съесть маленькую Зарю».— «Ах, госпожа моя!..» — сказал дворецкий. «Я так хочу,— сказала королева (и сказала тоном людоедки, которой хочется поесть свежего мясца),— и хочу съесть ее под соусом Робер».
Бедный человек, видя, что с людоедкой нельзя шутить, взял свой большой нож и поднялся в комнату к маленькой Заре; ей в ту пору было четыре года, и она, прыгая и смеясь, бросилась к нему на шею и попросила у него лакомств. Он заплакал, нож выпал у него из рук; он вышел на двор и зарезал маленького барашка и приготовил его под таким прекрасным соусом, что королева уверяла его потом, будто никогда не ела ничего вкуснее. Маленькую Зарю он унес с собой и отдал своей жене, чтобы она ее спрятала на заднем дворе.
Неделю спустя злая королева сказала своему дворецкому: «Теперь я хочу, чтобы к ужину мне был подан маленький День». Дворецкий не возражал ей, решив обмануть ее так же, как и в первый раз. Он отправился за маленьким Днем и, придя к нему в комнату, увидел, что тот, держа крохотную рапиру, фехтует с большой обезьяной; а ведь мальчику было всего три года! Дворецкий снес его к своей жене, которая спрятала его вместе с Зарей, а вместо Дня подал на ужин козленка, отличавшегося весьма нежным мясом, так что королева нашла его превосходным на вкус. До сих пор все шло хорошо, но однажды вечером эта злая королева сказала дворецкому: «Я хочу съесть и мою невестку под таким же соусом, что и ее детей». Вот тут-то бедный дворецкий и потерял надежду обмануть ее. Молодой королеве уж минул двадцатый год, не считая тех ста лет, что она проспала; кожа у нее была все же жесткая, хотя красивая и белая; а где взять на скотном дворе животное с такой жесткой кожей? Чтобы спастись самому, он решил зарезать королеву и поднялся в ее покои, намереваясь покончить дело разом. Он разжигал в себе ярость и с ножом в руках вошел в комнату молодой королевы; однако он не захотел напасть на нее врасплох и весьма почтительно сказал ей о приказании, которое получил от королевы-матери. «Исполняйте ваш долг,— сказала она, подставляя шею под нож,— исполняйте приказание, которое вам дали; теперь я увижу детей, моих бедных детей, которых я так любила!»— ибо она считала их мертвыми с тех пор, как их у нее отняли.
«Нет, нет, госпожа моя,— отвечал ей бедный дворецкий, совсем растроганный,— вы не умрете и все-таки увидите ваших милых детей, но увидите вы их у меня, там, где я их спрятал, и я еще раз обману королеву — я изжарю для нее вместо вас молодую лань». Он тотчас же повел ее к себе в комнату и оставил обнимать детей и плакать с ними, а сам пошел приготовлять лань, которую королева-мать и съела за ужином с таким аппетитом, словно то была молодая королева; она была очень довольна своей жестокостью и собиралась сказать королю по его приезде, что бешеные волки сожрали его жену-королеву и обоих его детей.
Однажды вечером, когда она, по своему обыкновению, бродила по замку, по дворам, птичьему и скотному, принюхиваясь, не пахнет ли свежим мясом, она услышала, как в комнате нижнего этажа плачет маленький День, ибо королева, его мать, хотела высечь его за то, что он выказал злой нрав; она услышала также, как маленькая Заря просит, чтобы простили ее брата. Людоедка узнала голос королевы и ее детей и, в ярости от того, что ее обманули, страшным голосом, всех приведшим в трепет, приказала, чтобы завтра же утром посреди двора поставили большой чан, наполненный жабами, ужами, гадюками и другими змеями, и бросили в него королеву с ее детьми, дворецкого, его жену и его служанку; она велела, чтобы их привели, связав им руки за спиной.
Они стояли во дворе, и палачи уже готовились бросить их в чан, как вдруг король, которого так скоро не ожидали, въехал верхом во двор; он примчался во весь опор и, весьма удивленный, спросил, что означает это ужасное зрелище. Никто не смел объяснить ему это, и тут вдруг людоедка, в бешенстве от того, что ей помешали, сама бросилась в чан, вниз головой, и в один миг была сожрана мерзкими тварями, которых она велела туда насажать. Король не мог не огорчиться: ведь это была его мать; но он вскоре утешился со своей прелестной женой и своими детьми.

МОРАЛЬ
Немножко обождать, чтоб подвернулся муж,
Красавец и богач к тому ж,
Вполне возможно и понятно.
Но сотню долгих лет, в постели лежа, ждать
Для дам настолько неприятно,
Что ни одна не сможет спать.
Пожалуй, выведем второе поученье:
Нередко звенья уз, что вяжет Гименей,
Пока разрознены и слаще и нежней;
Так обождать—удача, не мученье.
Но нежный пол с таким огнем
Твердит свой символ веры брачной,
Что сеять яд сомнении в нем
У нас не хватит злости мрачной.

Текст приводится по изданию Шарль Перро, "Сказки матушки гусыни, или истории и сказки былых времен с поучениями", М.: Правда, 1986

Продолжение в коментах