В определенном контексте, если ты не коммерческий художник, тебя будут за это страшно покупать. Например, я люблю рисовать Тегина. Всякая картина, где Тегин смотрит на зрителя, покупается тут же! Сами даже они спрашивают: почему одну картину сразу покупают, другую – нет? Я долго думал, почему? Что между ними общего? Общего нашел только это. Стоит этому парню на тебя посмотреть – всё!

Я понимаю, кто это покупает, кроме музеев. Это частные коллекционеры, которые живут практически сонной жизнью. Они даже книги пишут. Им по наследству отвалили безумные бабки. Они уже интеллигенты. Родились интеллигентами. И вот только в тот момент, когда он из спальни идет на кухню и встречается взглядом с Тегиным, который висит на стене, у него возникает ощущение, что он живет полной жизнью! Он вздрагивает: “ой! Елки-палки!” И хочет купить второго такого же Тегина!

Пугает он их, что ли? Думаю, и Беккет, и Ионеско, и Хичкок пользовались какими-то ходами, воспринимаемыми публикой. Почему, кстати, у американцев так идеально разработан жанр ужасов? В час, в два ночи включаешь телевизор, и на одном из шестидесяти двух каналов обязательно находишь несколько фильмов ужасов. Вроде ты уже старый, тебе уже все до фени, ничего тебя напугать уже не может. Может скорее напугать документальная хроника из Лос-Анджелеса, когда тут же на твоих глазах происходят убийства и погромы. Но это пугает из-за твоих умозаключений по сему поводу. Конечно, все это далеко, тебя охраняют, но ведь и охрана невечна, и Соединенные Штаты… Тогда тебе страшно из-за Лос-Анджелеса.

И дурацкий художественный фильм. Сделал его сценарист, выпивая с которым, ты решил бы, что он просто идиот. Даже по уровню его представлений об ужасах он полный дебил. А ты более изощрен в них просто потому, что живешь в России, в Москве, на Тверской. Но он знает законы восприятия. И тогда ты забываешь, что поставил чайник. И единственно отрываешься на то, чтобы закрыть дверь на третью защелку. Хотя, когда смотришь Лос-Анджелес, дверь распахнута. И я иду и – кр-р-р… - закрываю. Так это страшно. На всякий случай. И возьму что-нибудь в кровать, когда лягу спать, чтобы отбиваться! И к окну подхожу и выглядываю. Вроде двадцатый этаж, залезть невозможно. Но в кино-то залезли! И двери все были закрыты! И притом еще тако-о-ое залезло! Уже даже не человек страшен. Сам ужас ужасен!

В живописи тоже, наверное, есть эти законы. С Тегиным задача простая. Тем более что он и на меня действует. Мне самому нравится его рисовать. Только надо это быстро-быстро делать. Когда Тегин на тебя долго смотрит, это и морально, и физически тяжело. Кажется, он сейчас поднимется и станет тебя электричеством пытать. Или говорить гадости несусветные.

Когда-то мы хотели с ним снять один фильм. Что-то вроде “Нового кабинета доктора Калигари”. По этой роли Тегин – нормальный убийца. Не знаю, как эта патология называется в медицине, но это так. Первый случай у меня был с ним, когда мы залезли в подвал строящегося на улице Неждановой – там у него мастерская – гаража КГБ. Бродили там ночью. Кайф. Лабиринты, доски, ямы. Света почти нет. Вдруг он пропал. Нет и все. Может, провалился? “Тегин!” Молчание. “Те-е-гин!” А там ходишь по мосткам, внизу вода, неизвестно что. Я даже начал волноваться. А Тегин, оказывается, спрятался в нише с куском трубы в руке. Чтобы меня вшить. Просчитал, что никто не знает, что мы туда с ним пошли, что я вообще с ним встречался… Убьет, а потом меня строители так и зацементируют. Стоит, ждет, когда я пройду мимо, чтоб жахнуть! Я остановился рядом и жалобно так говорю: “Ну Те-е-е-гин, ну где-е ты, сука?” И если б не такая интонация, убил бы, говорит, точно…

Потом электричеством меня пытал. Выпивши, правда. Разум у него помутился. Но там были еще люди, вразумили его, вернули сознание. Поэтому он сейчас и не пьет. Знает, что в тюрьму иначе попадет. А тюрьмы Тегин боится по страшному. Он сам себе построил искусственную тюрьму и в ней живет. Сам себе тюремщик. И садист, который его, Лешу, исправляет. “Собери, говорит, шестьсот пар черных туфель и семьсот шесть серебристых костюмов, тогда я дам следующее задание!”

Пить бросил. Семью бросил. В тюрьме нет семьи. А пока пил, был настоящий будущий убийца. По роли. Бытовой такой жлоб, который идет к этой цели медленно и верно.

При всем том он добился у себя абсолютно чистого сознания. Внутри есть какой-то десятый Тегин, который мыслит. Только мыслит, не действует!

Убийство это ведь жлобство. Если мочить, то все человечество! Но эту ситуацию необходимо подготовить. Многие ведь хотели, но никто не достиг-то! А он многих круче будет.

Какая у Тегина идея… Уже не уничтожить человечество, а довести его до определенного состояния. Как мы живем, если вдуматься? – Ходим по кругу. Утро, вечер, год, век, тысячелетие, эра, эон… Одно и то же. С одним и тем же, кстати, повторяющимся желанием все уничтожить. И этот не смог, и тот не сможет, и следующий. И все это будет повторяться бесконечно. Нужно, чтобы чепухи этой больше не было. Тегин разработал мощный проект. Сначала захватить, конечно, всемирную власть. Заставить всех пахать на проект. Потом в Антарктиду засовывается обалденный атомный реактор. В Арктике строится гигантская пирамида, внутри которой поселяется все человечество. Реактор начинает работать. Земля медленно и верно начинает вставать на курс, ведущий в черную Атаракту! Все пашут только на это. Никаких орбит вокруг Солнца! Никаких атмосфер! Никакого дня и ночи! Только к Черной Атаракте как к цели человечества!

У него есть карта, по которой видно, что все галактики и так летят в эту Черную Атаракту! И данные древних культур на этот счет однозначны. Но все это продлится миллиарды лет. На хрена тогда мы нужны?.. Мы должны эту карму, этот космический рок преодолеть тем, что своей собственной волей, сами выберем этот путь!

Атмосферы нет, и потому все в пирамиде. Единый город-государство. Египетские пирамиды – это был ведь первый намек, эскиз того, что надо делать. Тегин вообще склонен к египетскому империализму. Вокруг него все заражены Египтом, имперскими ритуалами. Бить в барабан и строить реактор! Иногда их принимают за эстетствующих фашистов. Ничуть, это люди будущей империи! У них, кажется, вяло текущая жрецофрения. Их на этом трясет. Часами могут говорить о каком-нибудь “черном треугольнике, фосфоресцирующем в промозглой ночи”. Тогда их волочит.

Когда Тегин действительно овладеет всей системой и начнет строить пирамиду, он их, конечно, отбросит на какие-нибудь бухгалтерские должности, как всегда было с товарищами по партии.

И когда все придет в норму, и будет пирамида, и реактор, и начнется движение, тогда Тегин снова начнет писать свои картины. Обрыв, закат, стоят люди. Такой Каспар Фридрих, но на уровне Леонардо, на космическом уровне. Вообще, Тегин это человек, который может плакать на закат. Я наблюдал его в Крыму. В нем погиб пейзажист, а пейзажист это вообще опасное свойство. Потому кредо Тегина – “опасное искусство”. Искусство должно сводить людей с ума. Они должны от него умирать.

Мои планы другие. Я реактор вообще строить не буду. Буду у Тегина диссидентом. Мы, может, напрасно смеемся. Время это не столь отдаленное, как нам сейчас кажется. При любом возможном скепсисе Тегин – сильный художественный образ. По силе воздействия на меня, например, - один из сильнейших. Вроде примитивно, до предела кондово, но почему-то действует!..
[555x370]