I know now, just quite how,
My life and love may still go on
In your heart, in your mind,
I'll stay with you for all of time
The Calling, wherever you will go


Весь тот день я провел, бесцельно нарезая круги по городу и наслаждаясь осенним Нью-Йорком. Я поехал в старый парк, где состоялось наше с кети примирение. Вышел из машины сел на скамью. Рядом пестрел ярко-красный клен. Так красиво. Я сидел там и думал, что еще несколько часов я по праву могу называть кети своей девушкой. Но как только я вернусь домой, права этого я лишусь, так как, наверное, она обо всем уже знает. Кэрри постаралась. Поэтому я оставался в парке столько, сколько мог, оттягивая финал истории.

Немного не в кассу, знаете, за что я люблю Нью-Йорк? Потому что, растворившись в этом бесчисленном количестве людей, ты начинаешь ощущать собственную ничтожность, и тебе ничего не остается, как научиться смотреть на свою жизнь со стороны, чтобы стать по-настоящему свободным. В тот день в парке, сидя под старым кленом, я, именно и посмотрел на свою жизнь со стороны, полностью осознав всю ее никчемность. Можно сказать, я стал истинным ньюйоркцем, обретя, наконец, свободу от страха собственной неважности. Я понял, что надо что-то менять. Вот только почему для этого пришлось умереть одной юной девушке? Получается, что мы понимаем, в каком дерьме находимся, только когда случается что-то, что уже не исправишь, не нажмешь на стоп и не переиграешь. Мое маленькое открытие.
Я приехал домой и сразу пошел в ванную. Снял рубашку, и плеснул на лицо холодной воды. Я кожей почувствовал ее присутствие.
-Привет,- сказал я, не оборачиваясь, преувеличенно внимательно разглядывая себя в зеркале.
- Привет,- тихо ответила кети.
Я повернулся. Она стояла в дверях, скрестив руки на груди. Я оперся спиной и раковину и осмелился поднять на нее глаза. Мы стояли и смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Я понял, что она все знает. Вот оно, то самое ощущение, когда происходит то, чего ждал и боялся одновременно.
- Я знаю о девушке. Сочувствую тебе, это ведь, кажется первый прокол в твоей практике?
Понятно, признан виновным без права на защиту и тем более апелляцию.
- Откуда?- я устало вздохнул.
- Кэрри позаботилась, чтобы, как она выразилась, правда дошла до моего сведения.
Я усмехнулся. Вот стерва, выполнила таки свою угрозу.

Мы прошли в комнату, кета села на диван, вытянув длинные ноги, и закурила.
- Рассказывай,- сказала она,- хочу услышать твою версию.
- Зачем, ты ведь уже сделала для себя все выводы? Или хочешь убедиться в моей скотской сущности лично? – я пришел в свое ироничное, нарочито безразличное расположение духа.
- Мне просто кажется, я заслужила право услышать это от тебя.
- Да, нечего рассказывать, просто, когда я приехал в Нью-Йорк, то с удивлением для себя открыл, что меня, оказывается, не ждут здесь блестящие контракты, и никому не интересен заурядный парнишка-начинающий фотограф, не имеющий ни гроша за душой и главное достаточной практики. Денег моих едва хватило, чтобы снять убогую комнату в так называемом спальной районе и на еду, чтобы продержать первое время. Так что плохо дело было, но у меня, откуда - то жило убеждение, что я выберусь, что все получится. Вот я и ждал походящей возможности. Возможность ждать себя долго не заставила, появившись в образе Кэрри. Мы с ней познакомились, когда я в очередной раз пытался устроиться на работу. Снимки мои ее не впечатлили, но она сделала мне одно заманчивое предложение. В любом модельном агентстве есть девушки, которые не пользуются спросом среди заказчиков, их лица, как бы поточнее выразиться - не востребованы. В основном, они все приезжие, из маленьких провинциальных городков, где остаются их родители, одноклассники и прочий груз прошлого. Не добившись поставлено цели, они приходят в отчаяние: Нечем платить за квартиру, вплоть до того, что нужно съезжать со дня на день, нечего есть, случайные заработки, на которые особо не разживешься. В итоге совершенно иная жизнь, чем им представлялось в их, еще совсем детских мечтах. Они ведь все наивны, полагая, что иметь смазливую мордашку вполне достаточно для головокружительно быстрой карьеры. Стоит только приехать в большой город, попасть на собеседование в более или менее крупное модельное агентство, имея качественно сделанное портфолио,- и все, мир у тебя в кармане, ты звезда. Ну, а когда обнаруживалось, что путь к славе иногда тернист и колюч, а известность – это скорее удача, которая, кстати, улыбается всегда только избранным, а не упорный труд, вот тогда и начинается самое интересное. Домой возвращаться не хочется, представляя довольные рожи завистников, сочувственные вздохи друзей и укоряющие взгляды родителей, тогда наступает такой момент, когда они психологически готовы ко всему, только бы избежать триумфального злорадства, жалости и неумелого утешения окружающих (кто на что горазд, нужное подчеркнуть). На этой далеко не оптимистичной ноте вступал я, знаешь, для девчонок фотограф в таком бизнесе, он как Бог, с ним не поспоришь, твоя судьба на какой-то промежуток времени в его руках. Я мог из дурнушки сделать ну, не красавицу, но хотя бы что-то приемлемое, а красавицу превратить в убожество, от меня много зависело, поэтому они буквально мне в рот заглядывали. Как скажу, так и будет. Я, конечно, этим не пользовался, исключая ситуации, связанные с моей, в некотором роде, второй работой. Я выбирал только тех девочек, которые морально были готовы переступить через себя, только бы удержаться на плаву, ну и естественно, момент выискивал подходящий. Я предлагал им, грубо говоря, работать элитными проститутками. Знаешь, у Кэрри набралось много знакомых, политиков, крупных бизнесменов и ну и прочих не последних людей в городе, которые не могли так запросто позволить себе снять девочку, не оставшись не замеченными. Ну, а у нас в агентстве, все было шито- крыто. Их похождения не получали огласку, мы имели хорошие деньги. К каждой из девчонок у меня был свой подход, кому- то я открыто предлагал спать с мужиками за деньги, называя вещи своими именам, с кем-то было сложнее, приходилось обрабатывать. Я предлагал им подзаработать, поужинав с каким-нибудь влиятельным мужчиной, убеждая, что этот ужин будет иметь влияние на всю их дальнейшую карьеру, что после этого сразу потекут заказы и, естественно, говорил, что никакой интимной направленности.
- Ты лгал?- до сих пор молчавшая кети, наконец, выдавила из себя.
- Да, - ответил я безразлично, чувствуя себя так, как если это была финальная исповедь перед смертной казнью, которая уже ничего не решала, просто формальность, когда виновность доказана, а всем участвующим лицам интересны подробности.
- Обычно приезжал с ними в ресторан или ночной клуб, мы с клиентом рассчитывались, ну а дальше, девчонки уже сами все понимали, не было случаем в моей работе, чтобы кто-то сдрейфил, сбежал или, чтобы клиенту пришлось прибегнуть к насилию. Прокол произошел с Сандрой, я даже не ожидал, что так все выйдет. Все шло по накатанной схеме, я привез ее в ресторан, посидел с ними немного, разрядил обстановку, ну и удалился. Что было дальше, я могу только предполагать, основываясь на рассказах полицейских. Он попросил ее пройти с ним в номер, придумав какую-то глупость, ну, а там Сандра начала сопротивляться, он ее изнасиловал и ушел. Она наглоталась какой-то дряни, оставив предсмертную записку, кажется родителям. Вот и вся история,- я замолчал, избегая смотреть на нее. Она тоже молчала, куря одну сигарету за другой.
- А почему Кэрри именно тебя выбрала?- наконец спросила кети, прервав эту тяжелую паузу.
-Сам хотел бы знать, хотя, примерно представляю. Я попался на ту же удочку, что и все эти девчонки, когда я уговаривал их. Кэрри выбрала такой момент, когда я был разбит и готов на любую работу, мне нужны были деньги. У нас был уговор: я занимаюсь вот такой черной работой агентства, а она делает мне имя.
- Не пойму, зачем Кэрри это понадобилось, ведь прибыль, которую приносит агентство, не просто высока, она огромна?
- Не даром, жадность входит в один из смертных грехов,- задумчиво изрек я, чувствуя себя неимоверно уставшим.
- Я не могу понять, зачем ты продолжал этим заниматься, когда приобрел имя, известность?- кети старательно вглядывалась мне в глаза, пытаясь найти там, наверное, что-то похожее на совесть.
- У нас был уговор,- тупо повторял я,- хотя, если честно, наверное, просто привык,- вот такая я скотина, беспринципная и эгоистичная.
- Ты как будто считаешь, что все это в порядке вещей?- кети явно была в шоке
- Знаешь, когда долго живешь в обществе, где искажены все представления о том, что правильно и соответствует морали, то, в конце концов, становишься его частью. Его принципы становятся твоими, и этот процесс необратим. Наверное, я просто деградировал. Так как очень долгое время я искренне считал, что это просто бизнес.
- А сейчас?- в голосе промелькнула надежда
- А сейчас поздно, Сандру не вернуть. И что толку, что я понял всю никчемность и аморальность собственной жизни. Я такой, какой я есть. Меняться у меня нет ни желания, ни сил. Может быть, когда-нибудь,- я говорил, пытаясь убедить ее в этом, я хотел, чтобы она ушла, не в силах больше выносит этот обвиняющий взгляд.
-Знаешь, том я человек не самых высоких моральных принципов, и сама совершала в жизни много таких поступков, о которых мне сейчас стыдно даже вспоминать, но я, по крайней мере, не повинна ни в чьей смерти. Я не обвиняю тебя ни в чем, я просто не имею на это права, Бог тебе судья, но и быть с тобой я не могу. Мне не удастся забыть, что на твоих руках кровь, равно как и ты не забудешь, что я бывшая проститутка. Это всегда будет стоять между нами.
- Тогда, какого черта ты вытащила из меня это, зачем спровоцировала на разговор, если уже давно все решила?- произнес я устало, даже без раздражения
- Мне было интересно, зачем ты все это делал и чувствуешь ли ты хотя бы на йоту свою вину,- она встала и подошла к окну, голос дрожал от накативших внезапно слез.
Я проклинал эти самые слезы, я любил их, я ненавидел тот момент и себя в первую очередь. Я был слаб, больше морально, чем физически, я подошел к ней, хотел коснутся, но рука безвольно упала. Я не имел права больше ее касаться, мое тело, как будто это чувствовало и не позволило мне даже этот безобидный жест. Поэтому я просто сказал, проклиная себя за жестокость.
- Я не чувствую своей вины, потому что я последний подонок,- говорил я машинально какие-то заученные фразы, - да и потом я их ни под кого не подкладывал, я предлагал, они соглашались. Все честно,- я лгал, радуясь, что она стоит спиной и не видит моих глаз.
- Ты пользовался их юностью, наивностью, может, даже, глупостью и доверием. Представь, что у тебя была бы дочь, и кто-то поступил бы с ней также?
- У меня нет детей,- я произнес, тупо глядя в одну точку. Она повернулась, явно принимая все мои слова за чистую монету. Может, ей тоже хотелось мне верить, чтобы оправдать то, что она собиралась меня бросить. Не знаю, но в тот момент мне просто хотелось, чтобы она ушла навсегда. Я был ее недостоин и знал, что если буду искренен с ней, то она останется и тогда я уже ни за что не отпустил бы ее. А на это я не имел права. Я бы сломал ей жизни, я ломал все, к чему прикасался. Так что, в какой-то мере я защищал ее от себя самого.
- Значит, я в тебе ошиблась,- сказала кети, скорее спрашивая, где-то подспудно все же оставляя мне возможность переубедить ее.
- Да,- я отвернулся,- проклятые слезы, я не мог позволить ей увидеть себя таким.
- Ладно, мне пора,- я возрадовался, услышав, наконец, эти слова,- вещи заберу на днях.
Она остановилась в дверном проеме, глядя на меня. Я не рискнул повернуться. Хлопнула дверь. Точка. Дождь пошел с новой силой. Я сел на подоконник, теперь пришла моя очередь писать ее имя.