-- Кто-то в нашем доме к экзаменам в музыкальной школе готовится, так каждый раз плакать хочется, – обронила как-то тетя Ира, соседка с третьего этажа, преподаватель музыки в средней школе.

            -- Нет, наоборот. Репертуар такой, что душу рвет на части. Я ее потом полдня склеить не могу!

Репертуар я подбирала осенью, когда поняла,  что звезды выстраиваются в такую комбинацию, дабы сложить на небе моей жизни слово «ЖОПА». Именно так назывался последний год в школах. Средней и музыкальной. Не знаю, как я пережила эту попытку сесть на двух ежей одной попой, но колючки доставала еще очень долго.

Взмыленной лошадкой прибегала из школы, где пытались навязать прорву дополнительных проектов и порой это удавалось.  Тут же убегала в музыкалку, а там, через десять минут созерцания хормейстера, сдержанной и холоднокровной мне, мерещились реки крови и когти Фреди Крюгера. Оттуда карьером неслась на курсы, к репетитору  или в библиотеку. И так шесть дней в неделю. Через месяц трудового марафона  настроение скакало как кенгуру в прерии, и я могла зверски растерзать любого, кто встанет между мной и кроватью.

Не бросила музыку только из уважения к  преподавательнице по специальности. Гениальный человек. Татьяна Петровна Крапивина преподавала в институте Культуры, а в школе вела только пару человек. Я попала в это счастливое число.  Она научила меня любить фортепиано, научила  слушать и играть душой. Никогда не навязывала  произведения, только предлагала. Для меня она -- эталон учителя.  Никогда ее не забуду.

-- Мрачновато. Но если взялась, играй, чтоб все рыдали.

Все и рыдали. Потому что именно на своем старом пианино я срывала все эмоции и именно ему плакалась о жизни.  Может, это и помогло не загреметь в психушку.