Её «японская» мечта.
Все события вымышленные, в мире может случиться
лишь одно такое совпадение, но его пока не предвидется.
Упоминаемы Г*** и Х**** на самом деле молодцы.))


***
О чём она думала, когда стояла на краю моста, захлёбываясь в ветре и слезах? Я не знаю, честно, но могу догадаться. Она думала о том, что идёт в свою одной лишь ей ведомую сторону, где всё будет так, как в её хрупких грёзах. Нет, она не хотела замуж за этих красавцев с картинок, всё, о чём она мечтала – так это просто об облегчении, собственных страданий по ним, присутствия хотя бы на одном концерте, взгляда на них хотя бы издалека. Ей хотелось, просто лично выразит свою признательность за музыку, за песни, за тот восторг, что они рождали в её душе. Она хотела не так уж и много, если подумать. Но даже то было желанием эгоистичным, ибо этого хотят миллионы поклонников. С чего бы звёздам спускаться с небес ради одной безымянной девушки, живущей в стране, где их жанр не так уж и распространён и знают о нём не все, а лишь некоторые любители.
Но как бы её желание не было эгоистично, как бы не был эгоистичен её поступок, я её понимаю и прощаю. Нет, ни жалею, а именно понимаю, нет, не смиряюсь, а именно прощаю. Я ведь не хуже её знаю, как опасны, бывают мечты, особенно те, которым не суждено сбыться.

***

Когда она начала увлекаться японской рок и поп музыкой я не заметила. Это всё приходит неожиданно и сразу захватывает тебя с головой. Интернет, в общем, такое море, откуда сетями можно вытянуть всё что угодно, даже если ты этого не искал изначально. А она - моя подруга Лена или как она просила называть себя на японский манер Рена, и до этого увлекалась японской анимацией и просто заваливала себя дисками, собственными рисунками, рассказами фанатов, забивала комп анимэ, говорила об этом, учила японский для этого, старалась подражать в одежде, некоторым героям. Но это было не страшно, потому что они были не живыми, нарисованными все эти парни, всё эти герои, все эти события. И Лена понимала, что это всего лишь игра, до них не добраться, никогда не достать и не влиться в этот красочный нарисованный мир. Но потом толи, услышав где-то в анимэ, толи просто услышав, она влюбилась в песню и решила найти её во чтобы то ни стало. И она это сделала, но следом за этой мелодией потянулись другие. Она забыла про мультики, теперь её увлекли живые люди. Живые парни из Японии, сногсшибательной внешности, обладатели сладких голосов и прочих обаяний.
Целое лето она угробила на то, чтобы смотреть фильмы, сериалы, клипы, записи интервью и передач, лопатила истории, расклеивала по комнате постеры.

***

Надо сказать, она были из тех девушек, которые при всей своей умственной развитости, интеллигентности, никак не могут расстаться с некоторой детскостью, излишней наивностью и ведут себя в меньшей мере странно для людей своего уже вполне взрослого восемнадцатилетнего возраста. Дружить с ней было трудно, во многом, потому что она была из тех, кто не призирает всё, мало-мальски не соответствующие её миру, этакой параллельной реальность, где она проживала, совместно с настоящим. В том параллельном мире, всё было, так как хотелось ей, там она пряталась от проблем происходивших с ней в яви, там она проводила свои сны, наслаждаясь отсутствующим в её жизни экшеном приключений.
Я знала её с детства, с тех времён, когда она ещё была уверена, в том, что ей нужно много-много друзей и, когда она их ещё заводила, поэтому мы с ней были достаточно близки. Но кроме меня, у неё была ещё пара-тройка действительно друзей, все остальные были, так сказать, товарищами, коих не подпускали даже близко к сокровенному, к её параллельному мирку.
Лена была хорошим человеком, она была доброй, умной, в меру честной, в меру, потому что она любила придумывать истории и выдавать их за чистою монету. Эта дурацкая привычка была её бичом, родители в детстве били и наказывали её за враньё, ставили в угол, но бесполезно. С годами Лена просто стала врать умнее, талантливее что ли, так что отличить правду от вымысла становилось почти не возможно или трудно. Всем настоящим друзьям приходилось держать ухо востро, чтобы не попасться на этих минах общения с ней. Но со временем все вполне научились отличать быль от небылиц и просто не обращали на это внимание. Потому что говорить и просить её поменьше выдумывать было бесполезно, она лишь молча соглашалась с тобой, делала перерыв и бралась за новую сказку.
- Я не могу не врать. Как бы сильно я не сдерживала свой язык, всё равно продолжает говорить. Мои мысли вытекают сами, даже если я заткну свою фантазию пробкой, она, чёрт возьми, найдёт другой выход. – Говорила она.
Сейчас я понимаю, что заставляло Лену так вести себя. Её параллельный мир, придуманный ещё ребёнком, не давал ей покоя, желая хоть как-то проявиться в яви. Это как яичница, неудачная яичница-глазунья, желток, потревоженный чем-то острым, растекается по уже успевшему схватиться белку. Её враньё было тем самым абстрактным жёлтым пятном, отчаянной попыткой соединить миры, в котором она жила и выживала. Ведь этот мир разочаровал её, он был по её мнению грязным, бесчестным, серым, миром, где не осталось места ни настоящей любви, ни настоящей ненависти. Лена презирала сегодня, ища укрытия в фантазиях искусно сплетённых из прошлого, настоящего и будущего и раскрашенных её грёзами и снами. Лена была невыносимо одинока, с самого детства, и хотя людей вокруг неё всегда было достаточно, и врагов, и друзей, и родственников, ей всегда было одиноко. Может быть, это было разочарование или старая душевная травма, я не знаю, даже я - её лучший друг, поверенный всех страшный секретов и слушатель самый шокирующих откровенностей не знаю, почему она выдумала мир мечтаний, почему жила в нём. Этот проклятый трижды мир, был похож на воображаемого друга, который появляется у некоторых людей, и от которых старательно отваживают психиатры. Лена была больна, скажите вы, ей нужна была помощь специалиста. Чёрта с два, отвечу я. Специалист, к которому её водили в начальной школе, сказал, что с ней всё хорошо и это пройдёт. А это не прошло.
Да и сама она прекрасно знала, что что-то не так. Она была умна, начитана, она всегда поглощала книги стопками, черпая в них идеи для декораций своих фантазий. Она любила философию, литературу, хорошую музыку, хорошее умное кино. Её кругозор был гораздо шире, чем у остальных сверстников, она неплохо училась, не отличница, но её не раз называли молодчиной и награждали за успехи в гуманитарных олимпиадах. Я бы даже сказала, что у неё было подобие таланта. Она стала бы отличным художником, если умела бы рисовать, или отличным музыкантом, если бы у неё был слух, или отменным писателем, если бы у неё хватало бы терпения написать хоть одну книгу. Лена была хорошим другом, всем сердцем любящего своих настоящих друзей, хотела разделить с ними и боль, и радость, старалась помочь, чем может. Она не была больна, она чувствовала реальность, не витала в облаках, хотя согласна, не крепко стояла на земле. Она умудрялась усиживать на двух стульях и при этом улыбаться. Но я видела, однажды я видела, как ей было больно под всем этим радужным аляповатым блеском и привычными ей глупыми детскими поступками и увлечениями.
Как-то она позвонила мне и захлёбываясь в слезах, попросила прийти. Я едва разобрала слова за всхлипами и приглушаемыми, сжатыми зубами стонами. Одевшись, я примчалась к ней, благо живу рядом. На звонки долго не открывали, а когда дверь, наконец, распахнулась она стояла, сгорбившись, дрожа, с обезображенным мукой лицом. Красные растёртые глаза были пусты, не устояв, она рухнула передо мной на колени. Перепуганная я, кое-как втащила её в пустую квартиру, и хотела вызвать скорую, но она поймала горячими пальцами, хотя у неё они всегда ледяные, мою руку и умоляла просто побыть с ней. Потом я сидела рядом, она лежала, закрыв ладонью глаза, и долго и тяжело дышала, приходя в себя. А потом она заговорила, глухим едва слышным голосом, но её обычно было слишком хорошо слышно и собеседникам, и прохожим на улице.
- Я, наверное, когда-нибудь сойду с ума или умру. Это невыносимо. Я так больше не могу. Почему я не могу заставить себя жить как вы. Вы все взрослеете у меня на глазах, а я как даун, остановившись в развитие, гляжу на ваши спины и не могу попытаться догнать вас. Вы меняетесь. Вскоре, вы все бросите меня, школа закончиться, университетская юность продлиться недолго, а там взрослая жизнь, я не справлюсь, я не выдержу.
Я старалась убедить её, что это ерунда, что она справиться со всем. Но она лишь отмахнулась от меня, теперь я сожалею о своих словах. Потому что её предсказания сбылись, в точности. Ей не везло с молодыми людьми. Они не обращали на неё внимания, либо были не достаточно хороши для неё на её взгляд. Когда в школе у всех были романы, у неё был, только один фарс, закончившийся ужасной болью, потому что разлучницей оказалась близкая подруга. Когда мы закончили школу, весь первый курс она встречалась с несколькими парнями, а с одним даже почти месяц строила отношения, но всё заканчивалась. Она боялась парней, боялась людей вообще. Обычно бойкая и задиристая она умолкала в очередях, общественном транспорте боясь впутаться в скандал. Вытащить её из дома было подвигом, на который мало кто из её приятелей решался, да и не многим то это было нужно, куда-то её вытаскивать. Много раз она собиралась с духом и заявляла, что изменить свою жизнь, возьмёт и пойдёт в ночной клуб или на сходку анимешников, таких же фанов анимэ, поедет куда-то в поход, но в последний момент испугано и наспех придумав оправдание, оставалась дома. Обещалась найти работу, но опять же испугавшись перемен, оставалась дома в своих возлюбленных четырёх стенах, в своём мире. В конце концов, все решили, что она просто дура, сама по себе, не может изменить себя, так пусть и остаётся, как есть неудачницей и одинокой никому не нужной слишком уж нравственной девушкой. Но никому и в голову не приходило, что на привязи её держат её собственные фантазии, её собственные мечты, ставшие для неё настолько реальными, что могли уже приказывать сознанию породившим их.
- Один русский философ, Бердяев, по-моему, сказал, что чем больше человек творит, тем более зависимым он становиться от своих творений. Люди придумали бога, и он стал над нами, как нечто живое и всесильное. Люди сами придумывают себе повелителей и хозяев, и позволяют себя сделать рабом. И вся шутка в том, что ни творить невозможно, ибо именно сотворение чего бы то ни было делает человека человеком, не так ли? – Говорила она с грустной улыбкой, когда прибывала в ностальгическом философском настроении, когда так и тянет поучать неразумных товарищей.
Она боялась реальности, до ужаса, и чем больше с взрослением она налегала на неё, тем дальше она забивалась в свои мечты. И не было никого, кто бы протянул её руку и помог бы выбраться из этого угла, в коей она забилась, прекрасно понимая всю пагубность собственного положения. А то, что она понимала, что человеческий мозг не всесилен и есть вещи, перенесение коих лежит за гранью возможностей среднестатистической психики, я поняла в тот же день, когда с ней приключилась та достопамятная истерика, которых, наверняка, было больше, чем одна.
- Послушай, - Вдруг обратилась она ко мне, сжав мою руки и посмотрев мне в глаза, - Если однажды я сойду с ума, забуду, кто я и откуда, забуду всё, превращусь в коматозное зомби, не расстраивайся сама и скажи родителям и всем кого это заинтересует, скажи им, что ничего страшного не случилось, просто мне, наконец, очень хорошо, наконец, я нашла то, что искала, теперь я там, где всё так, как я хочу. Ладно.
Слова, всякие слова застряли у меня в горле, так уверено и разумно было это сказано. Я только и смогла что кивнуть. А Лена, вдруг просветлев, вскочила с дивана и весело улыбаясь, предложила мне чаю. Больше разбитой я её не видала никогда. Злой, уставшей, весёлой, дурачившейся, но никогда отчаявшейся. И я ненавижу себя, за то, что верила этим маскам, этим нарядам, не замечая как её подлинное «я» истончается и превращается в бледный призрак.

***

Если Лена чем-то увлекалась, это становилось одержимостью, или скорее зависимостью, с которой стащить её можно было лишь чем-нибудь куда более свежим и занимательным. Благо уставала она от некоторых вещей очень быстро. Допустим та же музыка, ей необходимо было обновлять библиотеку каждый два-три месяца, потому что без свежих мелодий её ломало, она становилась раздражительной и вялой. И говоря о свежих, я не имею в виду новомодных, я имею в виду просто не знакомые группы, певцов, музыкантов.
Но были вещи, которые въедались в неё настолько, что становились её частью, как рука или ухо. Без них её уже было невозможно представить. Например, невозможно было подумать о Лене, чтобы не вспомнить о вампирах, сожравшие три или даже четыре года её жизни. Или нельзя представить её, не вспомнив то же анимэ, ту же Японию, коей она просто грезила, даже стала потихоньку учить японский язык. Но именно оно, дыхание Японии её и погубило, то есть оно стало последней капелей.
Как я уже сказала, она стала увлекаться тамошней музыкой и кинематографом. Будучи уверенной, что это также безопасно, как и анимэ, я не обратила внимания на обновившиеся плакаты на стенах её комнаты.
Лена просто влюбилась в азиатов, считая их идеалом красоты. Они и вправду были симпатичными, я не спорила, красивые глаза, волосы, видно, что за каждым из актёров и певцов стоит толпа стилистов. И даже японские рокеры, весьма специфичные в визуальных представлениях, ярко накрашенные, вычурно одетые были не лишены, доли того, что Лена называла «каваем», а я считала простой притягательностью чего необычного. Мне самой нравились некоторые вещи, скачанные ею в Интернете, хорошие кино или забавный сериал, голоса у японцев очень бархатные и вполне достойные песни перекочевали и в мой плеер. Но я в отличие от подруги не сходила с ума. Я не летала по комнате, целуя фотографии на стенах, не восторгалась всяким жестом всяким словом, произнесенным любимой звездой.
А она, она, впрочем, вела себя как всегда. Говорила о любимых Г****, Х****, и ещё о многих. Выискивала одежду похожую на то, что было надето на них. Повторяла жесты. Такое поведение лишь делало её забавной, и общаться с ней становилось интересней, потому что она хоть и говорила на одну тему, но всегда что-то новое. Я сама, как-то занявшись удалением старых файлов, содрогнувшись, поняла, что потихоньку всасываюсь эту круговерть красивых непогрешимых картинок и музыки, сюжетов фильмов. Помниться я тогда даже задумалась, уж не заразно ли это.
Но я никак не думала, что это может быть так опасно.

***

Я знала, что Лена мечтает, встретить красивого высокого парня с азиатскими чертами лица. Я искренни желала ей этого, потому что хотела, чтобы она перестала быть одна. Она была очень верной и честной девушкой, способной осчастливить любого мужчину. Но её недостатком были излишняя требовательность, да и не только это. Уверенная что её принц полюбит её и такой, какая она есть она отказывалась меняться, носить другую чуть более привлекательную одежду, делать поблажки тем, кто ей всё таки заинтересуется. Остальные девочки лишь крутили пальцем у виска и посмеивались над её принципами, её жизнью. Я старалась обходить эту тему стороной, зная, как её раздражает разговоры о переменах.
Решив однажды, всё-таки, вытащить её хотя бы к концу лета погулять я позвонила ей и, получив разрешения, пришла в гости, ибо, если бы я сразу предложила ей пойти гулять она бы точно отказалась. В это лето её квартира стала её крепостью, где она заперлась со своими возлюбленными японцами. Хотите, верьте, хотите, нет, но когда я вошла, я воочию почувствовала посторонние присутствие. Будто в этой комнате кроме меня и Лены был ещё кто-то, двое может трое, а то и куда больше. Будто множество глаз, разом уставилось на меня отовсюду. Много невидимых глаз. Лена встретила меня радушно как всегда, тут же усадив за комп, стала показывать, новые свои находки, как всегда фильмы, картинки, музыку.
- Заешь, я снова влюбилась. – Заявила она.
Она влюблялась в этих певцов раз за разом. Находя кого-нибудь нового, она тут же забывала первого и грезила этим. Всё время говоря, что хочет просто увидеть его просто прикоснуться к нему, млела от его фотографий, посвящала ему стихи. Вписывалась в его Фан-клуб.
Лена достала из стола недавно распечатанный постер. Там были два очень даже привлекательных молодых человека, она назвала их Г***** и Х*****, и говорила что они «лапочки». Мне тут же посоветовали посмотреть кино с их участием и послушать их песни. Я согласилась, с благодарностью приняв стопку недавно записанных дисков. И тут предложила ей пойти прошвырнуться по тем же магазинам хотя бы.
Услышав меня, она замялась и отвернулась к окну, задумчиво уставившись на широкий подоконник. Вот тут я уже по-настоящему испугалась. Она смотрела на пустое место так, будто там кто-то сидел. То есть это не мои домыслы, а то впечатление, которое производили её глаза, и едва шевелившиеся губы. Спустя минуту другую, она обернулась ко мне с улыбкой, и отмахнувшись, сообщила,
- Плохая идея, давай лучше кино, посмотрим, я скачала замечательный…
- Нет и всё таки, давай лучше прогуляемся. – Настояла я. Я не собиралась плестись домой в одиночестве не солоно хлебавши.
Мне показало, что воздух вокруг меня всколыхнулся, были ли этот шелест жужжанием компьютера? Лена вдруг помрачнела и нахмурившись, вскочила из кресла. Я испугалась, что она начнёт кричать на меня, если ещё не замахнётся, так посерело её лицо. Но вместо этого пройдя мимо меня, она присела на свой в иероглифах диван и, подперев голову рукой, растеряно оглядела плакаты развешанные вокруг нас.
- Я плохо себя чувствую, поэтому я останусь дома, извини.
Не думая сдаваться, я хотела что-то ответить, но запнулась, только сейчас заметив, как Лена бледна. Под глазами лежали тяжёлые темные тени, она, что ночи напролёт смотрит в монитор компьютера, подумалось мне? Если бы не эта бледность я бы ни за что не поверила, что Лене плохо. Но она вдруг оказалась такой прозрачной, такой слабой, что я сдалась и вместо прогулки просидела у неё дома до самого вечера. Всё то время пока мы смотрели кино опять же с очаровательным японцем в главной роли, и пили чай, меня не покидало чувство постороннего присутствия в комнате. Незадолго до моего ухода, мы завели разговор о её новых любимчиках Г**** и Х****.
- Знаешь, а ведь они уже отнюдь не юноши. – Улыбаясь, сказала она, выслушав моё мнение по повод их внешности.
- В смысле? – спросила я.
Довольно прищурившись, как человек, наконец попавший в свою колею, она начала.
- Вот, например, тот же Х****, он родился аж, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом. А когда родился Г*** никто, точно не знает, он почему-то скрывает свой возраст, ну не скрывает, не хочет чтобы знали.
Прикинув в голове, я подавилась чаем.
- Хочешь сказать, что вот этому, - Ткнула пальцем в невысокого тоненького, хрупкого на первый взгляд паренька Х****. – На будущий год стукнет сорок.
Она вполне удовлетворенная мой реакцией, кивнула.
- Как же я была разочарована, когда узнала, что у него уже есть жена и ребёнок.- Вздохнула она, хитро косясь куда-то в сторону. На периферии моего зрения я заметила в той стороне шевеление, но, повернувшись ничего, не нашла. Померещилось.
- Хотела бы я в его годы выглядеть так же. – Кивнула я, другими глазами взглянув, на так и лежащий на столе, постер.
Да эти ребята и вправду были красивы и привлекательны. Я бы даже сказала дьявольски привлекательны. И это было, тогда когда я ещё не слышала их голосов.
- Да, время убивает красоту. – Задумчиво пробормотала Лена. Поднимаясь с дивана и подходя к одному из постеров. Ей палец с тёмным ногтем прошёлся по щеке какого-то актёра. – Но красота это единственное что может жить в это мире, это единственное ради чего стоит жить, куда стоить стремиться. Я жить не могу без чего-то обворожительно красивого, я не могу жить, если не буду кем-то очарована. И не важно, что или кто это будет, мне нужна красота. Я ищу её. Раньше я находила красоту в книгах, вымыслах, нарисованных вещах, но теперь я нашла красоту в реальности. Вполне устраивающую меня красоту. Видишь эти фотографии, они реально существующие где-то люди, они говорят, они спят, поют, едят. Они улыбаются и их улыбки настоящие. Они дышат одним воздухом с нами, они тоже существуют. До них можно дотронуться. Если бы я только могла дотронуться до них… Сказать им, просто взглянуть хотя бы из далека….
Лена сжала кулак и замерла, упёршись лбом стену. В наступившей оглушающей тишине я слышала, как работает телевизор в соседней комнате её родителей. И я слышала, как Лена прошептала.
- Но я боюсь, она слишком далеко. И слишком близко….
Уже не в силах выдерживать эту атмосферу, я поспешно распрощалась с вмиг ставшей вялой и апатичной подругой и поспешила домой, унося с собой диски. Оказавшись дома, там, где нет ощущения слежки, я долго не решалась послушать предложенную мне Леной музыку. Но потом я всё-таки вставила диск и надела наушники. Не знаю почему, толи память о том, как выглядят эти двое, толи заразная атмосфера повлияли и на меня, но я думала, что сошла с ум. Эти голоса, эти мелодии… Мне показалось, я поняла свою подругу, голоса и лица, красота, рождающая из трепещущих динамиков и электронов монитора. Это было великолепно. Жадно посмотрев фильмы, я завязла сильнее. Откуда-то из глубины появилась обида, почему это не со мной, почему я не живу в той стране, где живут такие как все, те красивые парни со стен её комнаты. Почему я живу в этом уродском мире. Почему? Почему?
Помниться я плакала, прежде чем уснуть, у себя на не расправленной постели, с включенными наушниками, слушая и слушая…

***

Родители Лены позвонили мне через неделю вечером. Они спросили, не знаю ли я где она. В обед она ушла из дома, не взяв мобильный и ключи от квартиры, и до сих пор, не вернулась. На часах был десятый час. Обзвонив всех её знакомых, я выяснила, что она ни с кем из них не созванивалась. Значит, она ушла одна. Лена ненавидела одинокие прогулки, впрочем, она всегда возвращалась домой к десяти. Она человек привычек, и должно было случиться что-то очень серьёзное, чтобы она изменила им. Всю ночь я ворочалась, думая, куда она могла пропасть. Посреди ночи не выдержав, я, вскочила и позвонила им домой. Её мать в истерике сообщила мне, что её нет, и они уже обзвонили все морги и больницы. В милиции сказали, что искать будут только через три дня, но это давно всем известная глупость. Через три дня будет уже поздно. Переполошив весь дом, я оделась и, несмотря на запреты и крики собственной семьи выбежала на улицу. Не знаю отчего, но я знала, куда и зачем она пошла. Наверное, два последних фильма просмотренных сначала ею, а затем и мною, подсказали.
Я неслась сквозь тёмные улицы, пока спящего города, ибо скоро должно было взойти солнце, и думала о том, что какой же я была дурой. Как я могла не понять и не заметить, как я могла оставить её там. Там это значит в мире её грёз, в её мечтах. Это именно они высасывали из неё все соки несбыточные, оглушительные, слишком красивые, слишком контрастирующие с реальностью. Дура, дура, дура…
Когда, уже выбившись из сил от бега я прибежала на мост, всё вокруг из чёрного становилось серым. На горизонте над рекой появилась жидкая оранжевая дымка, подчёркнутая ещё более ярким оранжевым маркером. Одинокая фигура, обдуваемая ветром, угрожающе пошатывающая на тонких поручнях и легкомысленно одной рукой вцепившаяся в металлический столбик, поддерживающий рекламный щит, попала мне на глаза, почти сразу. Холодеющими пальцами, позвонив её родителям, и сказав, где их дочь и что делает, я не глядя, бросилась к ней.
Лена смотрела на то, как восходит солнце пустыми глазами, её щёки были сырыми, и серебрились в восходящем свете. Я позвала её по имени, она не отозвалась. Я позвала её, так как она всегда просила её звать.
- Рена-тян!
Буд-то механическая, она чуть повернула ко мне профиль, и я с ужасом поняла, что она не узнаёт меня. Почувствовала, что сама дрожу от страха и плачу я закричала что есть силы, пытаясь достучаться до неё, но всё в пустую. Опасаясь ранее слишком быстро к ней подходить, теперь я бросилась к ней со всех ног, надеясь схватить за руку и стащить оттуда, я ведь знала, она плохо плавает. Но в какой-то миг нечто подставило мне подножку, и я упала, сдирая кожу с коленок и ладоней выставленных для защиты лица. Подняв голову и сдув с лица упавшие на него волосы, я онемела. Лена по-прежнему встречала свой оранжевый восход над краем бездны, а рядом с ней, загораживая её спиной, чёрные на фоне солнца стояли две фигуры. Они. Те, что в последние несколько месяцев стали воплощением её идеального мира, раньше на год я бы встретила других, но сегодня были эти. Мне показалось, что услышала ту красивую песню, про восход и прощание. Закричав от бессилия, я хотела встать, но что-то будто придавило меня к асфальту. Лена была права, мечты, обретают пугающую реальность, когда не хотят быть развеянными. Они звали её, её грёзы, звали туда, на восход, где существовал её мир, её идеальный мир, не столь одинокий, ни столь грубый. Там была настоящая красота. Там….
Мне было стыдно. Я ничего не сделала, для того, чтобы Лена была менее одинокой. Я никогда не была ей другом, настоящим никогда не была. Я была такой же, как и все остальные, живущие своей неведомой для неё жизнью приятелей, иногда освещавших своим присутствием её мрачные чертоги. Никто не виноват, что в один прекрасный день та тюрьма, где она жила, стала силой её воображения окрашиваться в иные цвета, драпироваться грёзами и вымыслами. Никто не виноват, что она вырезала из реальности, из книг, фильмов картонные заготовки для населения своего чудного мирка, и как ребёнок расставляла получившиеся фигурки по своим местам. Никто не виноват, что однажды эти фигурки жарко любимый и питаемы собственной жизнью миражи, обрели весомость и стали настоящими хозяевами самоих себя. И они хотели, чтобы их бог, их мать, их создатель жил с ними, в их маленьком мире. А для этого её нужно было забрать из реальности.
Мотнув головой, я моргнула. Нет никаких фигур, это всего лишь пятна на солнце. Нет оживших фантазий, это всего лишь бредни. Лена просто больна, ей нужна помощь. Я снова закричала ей, срывая голос, что не надо этого делать, что всё это ерунда. И если она хочет мы на следующий год, нет через месяц, нет ещё раньше, поедем в её чертову Японию и будем гулять по Токио, и попробуем эти несчастные таяки. Что мы узнаем, когда и где будет концерт, всех её любимых звёзд и попадёт туда, и ряди неё, я добьюсь, что бы каждый из них дал ей автограф. Я клялась, что мечты сбываются. Но чем больше клялась, тем больше уверялась, что это всё ерунда, что это всё ложь. Мечты сбываются у исключительного количества людей. И не понятно как попасть в число этих счастливчиков.
Беспомощно сидя на асфальте, я только и могла смотреть как из потухших глаз, обращенных неизвестно куда, текут слёзы и повторят вместе с её губами слова одной из самых красивых песен в мире. И думать о чём же она думает и что видит. Наверное, то что всегда хотела видеть в этом мире, тепло искренних улыбок, доброту, настоящую любовь и настоящую честность. В какой-то миг она обернулась на меня, и мне показалось, что она улыбнулась. Её губы шевельнулись
- Сайонара. – Отчётливо сказала он.
Стоило мне только моргнуть, как её уже не было на поручнях и только показавшийся оглушительным всплеск воды, спутавшийся с воем нескольких серен, въезжающих на мост машин. Мне показалось, что весь мир встал на голову. Кажется, я подумала, перед тем как лишиться чувств, что Лена всегда была склона к эффектным прощаниям. Так что эта её сайонара опять прозвучала глупо и не к месту…

***

С тех пор прошло уже несколько месяцев. Учебный семестр в разгаре, надвигается сессия. В моём плеере, как выражается мой отец, сплошная японщина. Я хожу на курсы японского, и уже бегло говорю на нём. Родители Лены, после её гибели, все её книги и многое из вещей отдали мне. Потому что я их об этом очень просила можно сказать умоляла. Они не любят меня и стараются со мной не встречаться, наверное, они обвиняют меня в том, что она всё-таки спрыгнула. Но мне всё равно.
В одной из книжек, В Харуке Мураками я нашла её письмо, ну или записку, обращенную именно ко мне.
« Всё это время я долго и упорно собирала красоту со всего этого грязного мира, чтобы скопировать ей в свой мирок, который успел разрастись до вселенной. Совсем недавно они, мои любимые парни, ты, должно быть, знаешь их, пришли и сказали, что величайшая стройка закончена, и я могу переехать к ним. Знаешь, они меня очень любят и бояться потерять, потому что считают, что если я забуду, отвлекусь от них, они исчезнут. Поэтому прости их за те внимательные и смущающие взгляды, что они кидали на тебя в нашу последнюю встречу.
Надеюсь, ты помнишь, что я сказала тебе тогда, когда не вынесла тяжести разделённого существования, так вот, всё это правда. Даже если я умру, всё равно мне уже лучше чем, когда-либо было. Если сможешь, скажи об этом моим родителям, хотя они вряд ли поверят. Думаю все мои вещи разойдутся по друзьям, а поскольку самым постоянным была ты, так что, будь добра не выбрасывай всё сразу))). А впрочем, твоё право.
Единственное чего я бы не хотела тебе оставлять, так это своих мечтаний. Хотя думаю, даже если ты получишь и их в наследство от твоей непутёвой подруги, то со своим рациональным здравым взглядом на жизнь сможешь, обеднить их до выполнимого уровня. Я была бы рада, если бы ты смогла осуществить часть того чего хотела я. Но я ничего не требую от тебя, как всегда, ничего кроме как любить меня как прежде и не кидать в меня тапок))).
Ладно, мне пора. Спасибо что была рядом. Спасибо что придёшь проводить : Р
Твоя Рена-тян»

Как бы там ни было, я всегда ей верила. Даже когда она врала мне, я всегда включалась в её игру фантазии, так что я буду доверять ей и теперь. Надеюсь ей хорошо там, куда она ушла.
Я через месяц после её ухода встретила в университете Тоши- куна, он студент по обмену из Японии. Этими новогодними каникулами мы собираемся к его родителям в Токио. Потихоньку я начну осуществлять её мечта, которые стали сбываться только перейдя ко мне. Видимо я тот счастливчик кому это дано.

За ошибки не бить, мой орфограф занят учёбой...