Настроение сейчас - прозрачное

Ещё один психологически, философски перегруженый плод больного сознания одиногоко человечка, решившиго, больше не поддаваться слабрстям, ни тела, ни души.

Она опять всплыла из глубины. Наглая, развратная, дикая. Её кривая ухмылка, змеиться среди чёрных провалов, в стекле, а глаза горят торжествующим светом, двух фонарей на улице. Сегодня она победила.
Я отвлеклась, только на секунду, расслабилась, поддалась минутному порыву. А её сильные пальцы, с острыми коготками, уже стали натягивать серебристые нити. Я послушной марионеткой исполнила её волю, двигаясь в такт её мурлыканью. Глаза были закрыты, словно разум, нарочито, старался хоть как-то отгородиться оттого, что происходит, тело протестовало, но сознание, моё и без того вечно не ясное сознание, потерялось в том едком тумане, приносящем странную иллюзию, свободного падения. Головокружительного падения.
Она шагнула ко мне из зеркала, обнимая и страстно нашептывая в ухо, о том, что битва проиграна. Стержень, что поддерживал меня все эти, когда с треском сломался, как кощеева игла, в пальцах Ивана –Царевича. НЕ уберегли её ни сундук, ни заяц, ни утка, ни яйцо – ни одиночество, ни трусость, ни привычка, ни иллюзия мира, отдельной вселенной. Да, она и там достала меня.
Мы всегда были вместе два близнеца, до оскомины банальных близнеца, абсолютно похожи, но такие разные. Мои идеалы и её насмешки, её распущенность и моя скромность, подкрепленная суровыми законами устаревшей нравственности.
Когда мы были детьми, мы души не чаяли друг в друге, в минуты, самых сильных страданий, оскорбительных выкриков одноклассников, отталкивающей жестокости взрослых, она вставала на мою защиту, со всем своим злобным упорством, лупила девочек, посмевших быть лучше меня хоть в чём-то, резко и задиристо пиная мальчишек, заикнувшихся о моём лице или о моей фигуре. Он трясла меня за плечи, ругая, на чём свет стоит, когда я плакала. Её злобная мудрость научила меня быть упрямой и сильной, заставила бесстрашно взглянуть в ту бездну, что называют человеческим «Я». Мы держались друг за друга, любили друг друга, строили планы.
Но с годами, мы перестали понимать друг друга. Множество вещей, заставило меня остановиться и идти иной дорогой. Она была в гневе, её лиши того, о чём она с нетерпением мечтала всё детство. Её оторвали от удовольствий доступных всем остальным. Я лишила её бесполезной болтовни, идиотских шопингов, разгульных компаний, дешёвой популярности, громкоголосой клубной пляски, воспоминаний сумасбродной юности, удовольствий секса, выпивки, никотина. Не слушая её настойчивые уверения, борясь с ней, упираясь ногами, я ушла в собственноручно сотворенный из мечтаний и иллюзий мир, захлопнув дверь пере её носом. Она была в истерики, билась головой об стену, расписывая в красках, чего мы лишаемся. Потом, став угрожать мне через дверь.
- Подумай, подумай хорошенько, сколько у тебя шансов выжить в таком положении. Ты объявляешь войну всему мирозданью, всему обществу, всему свету. Ты одинока как перст. Это сейчас твои друзья, хоть в чём-то поддерживают тебя, но пройдёт время, они повзрослеют, и на тебя обрушиться камнепад осуждений, от тех, кто ещё вчера уважительно качал головой на твои бредни. Подумай, подумай!!!!
Заткнув пальцами уши, я рыдала под дверью, слыша как, она скребется. Моё сердце обливалось кровью, но ничто не могло меня переубедить. Я увидела в бездне, к которой она сама меня и подвела, то, что навсегда искорежило меня, выкинув из реальности окончательно. С тех пор мы враждуем. Она пытается подчинить меня себе, потому что она куда сильнее меня, на её стороне всё самое тяжелое из арсенала эмоций, на её стороне зависть, обида, инстинкт, порок, желание, любопытство, чувство обделённости, неудовлетворенность. Они эти диверсанты от сознания, то и дело проскальзывают на горизонте. Но их всегда не хватает ровно на одну единицу. Пригвоздив себя к месту, я не позволяю себе сорваться.
Но время идет неумолимо, делая мою защиту тоньше. И сквозь моё лицо всё чаще просвечивает её маска. Её усмехающаяся мина. Её пророчество, произнесённое из-за глухой двери, сбылось. Мои друзья перестали понимать меня. Моя четность никому не нужна. Одиночество, снимает с меня семнадцатую шкуру. Сердце перестало болеть, и уже лишь глухими толчками отвечает на боль извне. Слезы обесценились и вообще стали редкими гостями. Глаза помутнели, отражение в зеркале смазалось. Она всё чаще насмешливо толкает меня, роняя оземь. Я не могу сопротивляться нитям дёргающим меня. Она умелым кукловодом, ведёт меня, насмехаясь, всё ближе подводя к тому, чего хочет она.
-Ты мне потом ещё спасибо скажешь. – Говорит она, лениво двигаясь в такт ненавистной мне музыки.
Словно пытаясь причинить мне больше боли и унижений, она оставляет меня в покое всякий раз, наигравшись. И я дрожу от омерзения, чувствуя себя грязной. Я не могу прикасаться к вещам, они тут же пачкаются. И всё что мне остается это обессилено лежать на дне ванной и пустыми глазами, искать в пустоте, хоть какую-то точку опоры. И позвонить некому, и сбежать некуда, она просачиваться повсюду.
Вот и сейчас она наслаждается, стоя надо мной и наматывая нити на пальцы.
- Тебе ведь нравиться быть проще, не так ли? Слушать, представлять, делать уступки? Тебе ведь нравиться быть как они? Тебе греют душу их комплементы, тебе хочется вкусить все, что знаю они? У меня предложение, давай позвоним ему, как его там, Паше и позовем гулять, разведём его на деньги. Или если хочешь, давай вызвоним другого. Давай, пошалим с ними. Давай сходим в клуб, потанцуем. Давай. Давай. Давай.
Я лежу у её ног, побитой собакой, чувствую, как она крепнет и укореняется во мне. А ведь это не так сложно. Ломать, не строить. Бесконечная война утомляет, тем более война на два фронта. А там, куда зовёт она, нет тяжёлых мыслей, нет поисков, нет ничего, только жизнь, обычная жизнь. Она знает, о чём я думаю, и склоняется надо мной у неё теплые пальцы, мои же холодные как лёд, у неё красивое лицо, всегда симпатичная улыбка, а у меня под глазами тёмные круги и тошнота от недосыпания, у неё нет мыслей, у неё есть только желания, которые она удовлетворяет. Она это я. Я – это я.
Я – что это такое. Что такое настоящее «я». Элемент сознания – выделенный Фрейдом. Буква алфавита, последняя буква. Я – это я. Элемент, свободный элемент одной огромной системы, плавающий в мироздании, как атом, электрон или нейтрон, в зависимости от каждого конкретного «я». Так, что же такое «я».
Не знаю как у других, но моё "я" – это ядро, вокруг которого уже сформировался свой мир, как новый организм, как мельчайший атом, продолжающий разрастаться. Вот именно разрастаться. «Я» - это начало и конец, это отправная точка и точка в конце пути. Это планка, это элемент, который нужно дополнить, чтобы получить что-то. Надо совершенствовать своё «Я». В чём, в чём, но Ницше был прав в одном. «Я» - нужно любой ценой превратить в «сверх Я». Но путь, которым идёт большинство – это путь деградации, их видимая свобода, без движения вперёд. Их существование, без всякого даже чуть более исключительного смысла.
- Нет. – Слова мои, что камень. Она изменяется в лице. Впрочем, упрямства и ей не занимать.
Её пальцы натягивают нити, я послушно встаю. Она уже ликует. Но, оказавшись на своих двоих, я сжимаю кулаки и замираю. Её рот перекашивается от гнева. Дёрг, нити впиваются в меня, кровь проступает из-под них. Но что такое, боль по сравнению, с собственной уверености в выбранном пути. Она рычит, и что есть силы, тянет меня к себе, я наматываю путы на собственные кулаки уж скользкие от крови. Нити тренькают и рвутся, разлетаясь в разные стороны молниями, одна из них рассекает её щёку. Она падает на колени, передо мной. Её расширившиеся от ужаса, её испуг, возбуждают меня куда больше чем всё в этом мире.
- Ты омерзительна, подруга. – Приговор не будет ждать.
Если, что-то нагло лезет, запихнуть обратно и запереть.
Хватаю её за волосы и волоку по камням. Она кричит и вырывается, обещая мне все муки ада, если не больше. Я время от времени методично пинаю её. Кто сказал, что ненависть яд. Это всего лишь холодный душ. Особенно если это ненависть к себе. К себе слабой, к себе похотливой, к себе дешёвой. Ненависть это друг, который даст тебе пинка, поднимет за шиворот и мордой тыкнет в грязь, которой ты решишь обернуться. Ненависть придаст сил, утолит всякий голод, разбудит хладнокровие. Ненависть помогала мне волочить её до подвала, самого глубокого.
Швырнув её об влажные камни, я, не церемонясь, связала её и заклеила пасть, чтобы эти размалеванные губы, больше е произнесли ни одного ненавистного слова, ни одной непристойности, ни одной глупости. Для пущей уверенности, приковать её цепями к этим мшелым надёжным камням. Справившись, я слизываю кровь с пальцев, металлический привкус соли, замечательная специя к этой пресной жизни.
Она как-то жалко смотрится, раздавленной бабочкой трепыхаясь под ногами. Я судорожно придумываю, чтобы с ней ещё сделать такого, нравоучительного. Но вместо этого, она вдруг замерла и стала таять почти на глазах. Её черты, силуэт замигал, как плохая голограмма, он стала прозрачной почище иного призрака. Звук с шипением исчез. Два похожих на мои глаза, нашарили мои зрачки в этой напряжённой тишине, они были тёплыми и ни о чём не жалели. Секунда и она пропала совсем. Цепи, лишившиеся объекта пленения, с грохотом упали, на мертвыми змеями, опавшие верёвки. Камера опустела.
Я вышла прочь, ничего не понимая.
Вернувшись, я уселась на широкий подоконник, и, сложив руки, задумчиво взглянула в кромешную ночь за окном. Что-то изменилось, но это было так неуловимо. Из провалов темноты всплыло отражение, девушки. С удивлением я поняла, что это не я и не она, это мы, это третье лицо. Два элемента слились. Так просто, хватило всего лишь, одной вспышки отвращения к собственным слабостям.
Я переборола её. Я переработала её.
Я нашла себя.
Я – это я.

[604x410]