Теперь ему никто не мешал. Он мог свободно перемещаться по территории Центра, не боясь быть остановленным. Кристина сказала, что противозаконными исследованиями они не занимаются, поэтому запрещенных для посещения мест тут нет. И он бродил по коридорам, заглядывая в лаборатории, кабинеты, комнаты компьютерных операций. Спускался в подвал на огромную стоянку и к службе безопасности, где с сотен мониторов просматривалось всё здание. Работающие там люди его не прогоняли, а даже, наоборот, беседовали, показывали, разъясняли. Его называли Пришельцем, потому как давать ему имя никто не решался, и он был не против. От нечего делать он часами пялился в окно из фойе или шатался по этажам. Компьютерщики, когда были свободны, сажали его играть. Кристина возила в город. Но там ему не понравилось: шумно, грязно, и плохо пахнет. У него была своя хорошая комната с телевизором, акустической системой, душевой и мягкой кроватью. Для него напокупали одежды и обуви, заполнившей шкаф.
Он жил в Центе в качестве экспериментального животного. От него это скрывали, но никто не знал, что он мог прочитать мысли любого. Таким образом, он узнал, что государство весьма заинтересовано в нём, потому как профессор Четлер предположил, что он их ключ к другим измерениям. На нём не ставили опытов и не брали анализов, лишь потому, что они бы ничего не дали. Все правильно догадались, что характер его отдельных способностей с помощью анализа ДНК не выявишь. К нему относились доброжелательно, но настороженно. Слух о том, что он силой мысли вырубил систему питания, самую передовую в мире всех впечатлила. Для окружающих он был кроликом, одним из тех многих несчастных животных, что сидели в прозрачных ящиках в зверинце. Но чересчур опасным кроликом, к которому нужен был специальный подход и внимание.
Сам Пришелец удивлял Кристину и остальных тем, что не интересовался ни какой год, ни какое число на дворе. Спал он, когда ему хотелось, ел тоже. Профессор считал это следствием слишком долгого пребывания в Хаосе, где время не имеет привычного размера и течения. Иногда слышалось, как Пришелец мурлыкал под нос песенки, слова которых были и знакомы и не знакомы. Как-то один из лаборантов сообщил, что все, что поёт их гость ни что иное, как самый ни наесть фольклор. Такую музыку слушали лет сто пятьдесят назад. Он понял это только тогда, когда узнал в одной из мелодий фугу Баха, а потом повнимательней разобравшись в словах и порывшись в архивах, сделал открытие. Кристина тогда прибежала к Пришельцу радостная.
- Ты не из другого измерения. Ты из прошлого! – сообщила она ему, лежащему на кровати.
- Ну и что. – Равнодушно откликнулся тот.
Кристина была огорчена. Она по-настоящему влюбилась в этого странного юношу.
Её супруг понял это и с каждым днём становился всё мрачнее и нетерпимее к Пришельцу. Конечно, при нём он своего недовольства не показывал. Эдвард Четлер только со слабыми был грозен, а, памятуя о недавней демонстрации силы, держал себя в руках. Но её беспокойство росло вовсе не из-за угроз со стороны мужа. Его она уже давно не любила, так как их брак был односторонним. За него она пошла из жалости, хоть никогда не любила. Детей у них не было, да и, судя по всему, и не предвиделось. Кристине было уже за тридцать, и она бы ни за что не рискнула бы рожать. Потерянная счастливая семья уже не вселяла в её душу страданий, слёзы она выплакала, горе заглушила работой. Уйдя с головой в дело всей жизни, в Хаос, она забыла, что такое испытывать к кому-то нечто большее, чем симпатию. Тем более чувствовать страстное влечение.
Но с появлением Пришельца, с самого первого взгляда её сердце потеплело. Так словно давным-давно кто-то отобрал у неё шанс быть рядом с ним и вот теперь много лет спустя предложил его вновь. Кристина сгорала от любви к этому молодому молчаливому парню. Ради его блага она стала в открытую конфликтовать с мужем, добиваясь для него лучшей доли. Если бы не она, после случая в кабинете профессора его бы опять упрятали в изолятор и превратили бы совсем в зверька для опытов. Но она не отступала, пока не убедила всех в его безвредности. Но, видя, что и это не дало облегчения невидимым мукам Пришельца, она сама потеряла сон и аппетит. Работать долго она не могла, то и дело отлучаясь проведать его.
С каждым днём всё чаще находя его в зверинце, где он дал имена всем животным, она приходила в ужас от его замкнутости. Он ел, спал, разговаривал, иногда даже смеялся, но на его лице ни разу не проскользнуло ни боли, ни отчаянья. Для неё это было знаком, что Пришельцу здесь совсем плохо, и он хочет домой. Оттого она плакала по ночам у себя в кабинете, не желая ехать домой. Она считала себя виноватой в страданиях любимого.
Пришелец знал всё и не пытался её в этом переубедить. Он тоже любил её, но не так, как она. В Кристине он видел в первую очередь верную подругу, сестру, мать, готовую помочь. Для него она была опоров в этой непонятной чужой жизни. И он вовсе не страдал. Ему было спокойно в этих коридорах, рядом с этими людьми. Особенно ему нравилось доставать кроликов из их коробок и гладить их по пушистым шёрсткам. Когда же приходила Кристина, ему хотелось дольше проводить с ней времени и говорить, говорить. Его бесконечно забавляло то выражение, с каким она смотрит на него, и доводило до бешенства то, как она несчастна. Пришелец избегал сталкиваться с профессором, боясь, что свернёт тому шею от ненависти.
Так прошло чуть больше недели, а потом он нашёл Аквариум.
Он находился в самом центре здания. Стеклянный куб высотой двадцать метров, исчезающий наверху в паутине кабелей, и примостившийся в огромном круглом зале, где вдоль стен за разного рода аппаратурой сидел технический персонал. Внутри переливалась и пульсировала такая знакомая палитра. Приложив ухо к толстому стеклу, он услышал мешанину звуков – мелодию Хаоса. Обойдя его по периметру, он обнаружил, что с одной стороны к кубу примыкает четырёхэтажная оранжерея. Очертания цветов и деревьев было видно сквозь его затемненные прозрачные стены. Так вот в какой оранжерее его нашли. Он в восторге стоял перед этим непонятным сосудом, наполненым непостижимым Хаосом.
-Нравится? – спросили за спиной.
- Очень. А что это?
Профессор Четлер подошёл в плотную.
- Аквариум. Теория управляемого Хаоса в действии. В кубе чистый Хаос. Видишь ли, там внутри огромная брешь в материи нашего мира. Если бы мы сделали маленькую, она бы быстро затянулась, поэтому пришлось основательно порвать собственную одёжку. Стены сделаны из специального стекловолокна, достаточно крепкого, чтобы выдержать напор и тяжесть, содержащиеся внутри субстанции. Если нарушить герметичность, то, что там плещется, может уничтожить всё на своём пути. Но у нас есть система защиты, в случае утечки этот зал наглухо закроется, не давая Хаосу растечься дальше сиих стен. То, что ты видишь перед собой - Зона Управляемого Хаоса. Внутрь запускается небольшая доля Хаоса. В оранжерее проводятся опыты по взаимному влиянию хаоса и других предметов, растений, иногда и живых существ и прочее. Там мы тебя и обнаружили. Желаешь взглянуть?
В голосе профессора не было ни злости, ни презрения, сплошная учёная гордость. Пришелец согласно кивнул и последовал вслед за ним к дверям оранжереи. Там Четлер предложил ему надеть серебристые специальные костюмы, похожие на скафандры. Но Пришелец, только подержав один в руках, повесил обратно на крючок. Профессор ошеломлённо уставился на него, не сразу найдя, что ответить такой неосмотрительной храбрости.
- Видишь ли... Хаос имеет весьма пагубное влияние на живые клетки, возможно всё: мутация, необратимые метаморфозы и даже жутковатого рода смерть. – Пояснил он, застёгивая молнию на своём скафандре.
- Помните ли... – спокойно передразнил его юноша. – Я сам пришёл оттуда и кажется, на мне не было ничего.
Четлер пожал плечами.
- Надень хотя бы наушники, чтобы я смог с тобой переговариваться. Да и тех звуков лучше не слышать, несколько наших учёных сошли с ума, слушая их, не говоря уже о тех, кто согласился участвовать в опытах.
Пришелец послушно закрыл уши, облаченными в мягкие накладки динамиками и поправил микрофон, прильнувший к щеке. Профессор, скептически покачав головой, водрузил на себя шлем. Прозрачное стекло позволяло отлично видеть его лицо. Несколько лаборантов открыли перед ними двери в предварительное помещение. Там они должны были самостоятельно пройти в оранжерею и задраить за собой круглый люк входа.
Оказавшись в помещении Зоны УХ, Пришелец задрожал всем телом. Да это было оно, знакомое предвкушение невесомости и потери привычной ориентации в пространстве. Но этого не наступило. Доля Хаоса была действительно мала, чтобы вызвать эффект полного отторжения реальности. Но как бы там ни было. Кожа его покрылась лёгкими мурашками, заспешившими самовольно бродить по телу, стаями живых муравьишек. Сердце стало замедляться, зрение обретало большую чёткость и расширяло палитру доступных оттенков. Волосы приподнялись и зашевелились, начиная жить собственной непостижимой жизнью. Пришелец почувствовал себя в своей тарелке, хотя ему не хватало музыкального сопровождения. Профессор опустил свою эластичную руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел, как фигура того вытянулась и стала плоской, но это конечно лишь обман зрения, на самом деле плоть того была в надёжной защите. Они пошли дальше к заветному люку. Четлер провернул ручку, несколько щелчков оповестило об открытии замков, люк выглядел не приподьёмным, но отъехал в сторону с невероятной лёгкость.
Переступив порог вслед за учёным, Пришелец чуть не запрыгал от радости. Его тело стало легче, сердце остановилось совсем, но ему это отнюдь не навредило, наоборот стало даже легче дышать пустотой. Перед ним простиралась завораживающая картина. Вдоль стен выстроены полки и стеллажи с цветочными горшками. Все растения ему были не знакомы и более чем экзотичны, до такой степени их изменил Хаос. Листья были немыслимых цветов, и иной раз покрыты узорами или волдырями с бултыхающейся внутри водой, где плавали мелкие рыбки. Стебли ломанные, вогнутые, раздвоенные. Лепестки кубические, в форме бабочек. Один желто-черный цветок напоминал по форме фигуру человека и, приглядевшись можно было понять, он шевелится, и под шелковистой на вид кожей лепестков с прожилками ходят настоящие мышцы.
Четлер повёл его вдоль этого невероятного сада. Некоторые экземпляры были отвратительны в своём безобразии, иные завораживали красотой и необычностью. Особенно один красный маленький цветочек, одиноко покачивавшийся на тонком стебельке синего цвета, его алые лепестки переливались всеми оттенками цвета и были совершенны по форме и очертанию. Когда Пришелец, проигнорировав предупреждение своего спутника, потрогал его, он потянулся к нему как живой. Его серединка раскрылась, обнажая покачивающиеся светящиеся былинки на золотистых усиках. Они обожгли его пальцы, ставя на них черный отпечаток, который тут же стал растекаться по всей коже. Профессор Четлер перепугался, было, предложил немедленно вернуться, но Пришелец, сделал знак рукой, что не о чем волноваться. Чёрное пятнышко переместилось с пальцев на плечо и потекло дальше под одежду. Пришелец задрал футболку, наблюдая за тем, как смоляная капля ползает по животу. Исследовав почти всё его тело, пятнышко задрожало, принимая форму ужалившего его цветка и застыло над пупком живой татуировкой. Погладив её и убедившись, что не оттирается и не отзывается болью, Пришелец посмотрел на цветок. Тот зачах и прямо на глазах разлагался до тех пор, пока от него не осталась горка подозрительно зеленоватого порошка, который тут же вспыхнув, куда-то улетучился.
- Что это? Тебе больно, что ты чувствуешь? – спрашивал из-за его спины Четлер.
- Всё нормально. Это с ними сделал Хаос? – ответил Пришелец, направляясь дальше к лестнице на второй этаж.
- Да. – Сказал профессор. – Мы вносим их сюда и уже цветущими и в виде пророщеных семян. И разница между тем, как реагирует существо выросшее здесь, и попавшее сюда - и колоссальна и ничтожна мала. Результат воздействия уникален. Только одни не могут потом существовать и гибнут в нашей нормальной среде, а другие при выносе окаменивают.
На втором ярусе оранжереи цветов было меньше, зато стояло много клеток. Пришелец нахмурился, разглядывая сидящих там животных. Они выглядели совсем как живые, но они только выглядели так. Все их жизненные процессы остановились много лет назад. Кролики в клетках застыли друг на друге, как во время игры. Тигр упёрся передними лапами, потягиваясь, мартышки схватившись за прутья. Этот уснувший зоопарк наводил ужас, так что его волосы решительно зашевелились. Присев на корточки рядом с клеткой собаки, он протянул руку сквозь прутья и потрогал надломленное ушко. Оно оказалось твёрдым и хрупким. По телу пошли трещинки, и пёс рассыпался в пыль у него под ладонью.
- Так происходит со всеми живыми существами. – Констатировал Четлер. – Очевидно, такая же участь ждёт и людей.
Пришелец обернулся, смерив профессора насмешливым взглядом.
- Видимо не всех. А вы не пробовали выносить их отсюда?
- Пробовали. – Ответил тот, тоже усмехаясь. – И через какое-то время к ним возвращаются их жизненные способности. Так что...
Пришелец ощутил ликование профессора и собственный стыд. Четлер последовал мимо. А юноша исподлобья осмотрел кучку на полу клетки. Это же просто собака. Но она же ни в чём была не виновата. Ни в том, что стала предметом для экспериментов, ни в том, что он не знал, что может стать убийцей. Ненависть проникла в его пустой рассудок, ненависть к человеку идущему впереди. Хотелось порвать его защитный костюм и подождать пока он замёрзнет, чтобы разбить его. Но Кристина?
Прожигая того взглядом, Пришелец влез на третий этаж. Там находились предметы: часы, тарелки, стаканы, экраны, детские игрушки. Слившиеся воедино и переставшие функционировать, преобразившие свою форму, отбрасывая неестественные тени, некоторые её были лишены. Раскрашенные и обесцвеченные, прозрачные, потерявшие и вес и плотность. В воздухе летала живая деревянная стружка, налетевшая на них со всех сторон, как стайка мух и отпрянувшая тут же почуяв родное создание в Пришельце.
- Царство сюрреализма.- Шепнул он, провожая их взмахом руки.
- Какие мы просвещённые, – хмыкнул Четлер, ловя искривлённую ложку-вилку голубоватого цвета. Та не развалилась в его перчатке, только смялась чуть-чуть, как пластилин. – На неодушевленные вещи Хаос влияет совсем иначе. Твердое - меняет свою кристаллическую решётку. Металл может стать бумагой, ткань - стеклом, камень - губкой. Я уже не говорю о массе. Почему так, до сих пор не могу понять? Не разъяснишь?
Профессор не ждал ответа.
- Наверное, из-за души.
- Что? – мужчина скривился в оскорбленной мине.
- В Хаосе душа становится частью огромного водоворота общей сущности. Закон: всё возвращается туда, откуда пришло. В зависимости от того, сколько души в том или ином объекте и силы влияния. У животных и людей её больше, поэтому они твердеют и рассыпаются. Попадая сюда, они становятся ненужными, как пустая скорлупка. Да и плоть человека так реагирует на Хаос, она затвердевает в качестве защиты. Возвращаясь в реальность, оно вновь становится мягким, потому что связь между сутью и телом сохраняется всегда. Растения - лишь толика живой души, поэтому они матируют наравне с предметами неживыми.
- Голословное предположение, к тому же наивное. – Профессор отшвырнул ложку, та поплыла прочь случайным курсом.
- Не всё можно объяснить научно. Вы двадцать лет работаете с этим. – Пришелец обвёл окружающее взглядом. – И до сих пор не поняли, что ни тесты, ни эксперименты не помогут. Хаос надо изучать на грани невероятного и того, во что есть силы поверить. Это выше вашего сознания и уж точно значительно глубже и шире.
Четлер сощурился и подступил вплотную. Теперь от него исходила злоба. Злоба оттого, что сейчас он был в уязвимом положении. С Пришельцем ничего не случится, а вот он может пострадать при малейшем повреждении скафандра. Убить этого гадёныша из ниоткуда тоже нельзя. Государство строго запретило наносить ему какой-либо вред и ставить над ним опыты. Будь его воля, он бы сгноил его в экспериментальной лаборатории или бы просто вколол снотворного. По его мнению, юноша был бесполезен, потому что был упрям. А ещё его бесило то, что Кристина предпочла ему этого сопляка с замашками бога. И, конечно же, его будоражило то, что тот скрывал.
- Да откуда тебе знать всё это. Ты провел в Хаосе ничтожно мало, насколько это можно судить по степени твоей мутации. И сам посуди, по твоей теории у тебя душа должна отсутствовать напрочь. – Сказал он, задыхаясь и краснея от бессильной ярости.
Пришелец задумчиво прикусил губу.
- Откуда вам знать, сколько я провёл там? – светлая голова кивнула в сторону стены, отделяющей их от Аквариума. – По вашим теориям время в Хаосе не имеет значения и течет, если оно там вообще есть, по-другому. А про душу?
Юноша уставился на плещущуюся мощь за стеклом. Его глаза опустели и приобрели выражение полного отсутствия. Четлер даже отступил, потому что ему на мгновение показалось, что парень повернулся к нему исковерканным лицом и смеётся над ним огромной пастью, полной удлинившихся зубов. Но стоило моргнуть, и прежняя картина спокойно стоящего молодого человека, сменила видение. Однако профессор не был уверен в том, что на самом деле не видел это чудовище без маски невинности и равнодушия. А для него это и вправду было чудовище, которое не известно на что способно. Только пролетающие мимо завихрения Хаоса вызывали лёгкое шипение и помехи в эфире между ними. Вдруг зрачки сами сдвинулись в его сторону. Тёмные пятнышки уставились на него, хотя сам Пришелец не свернул голову ни на йоту.
- Это оно? – вдруг спросил его Пришелец.
Четлер обернулся и понял, на что тот так уставился.
Оно валялось там забытое и ненужное, никто его даже не убрал отсюда. Пришелец оттолкнул его с пути и присел рядом. То, что когда-то было одеялом, свёрнутым в трубу для удобства и из-за жары, всё ещё сохраняло свою текстуру и цветочный узор. Но ткань пододеяльника и шерстяного одеяла слились намертво, приобретя твёрдость пластмассы. Прикоснувшись, нельзя было ощутить ни температуру, ни гладкости поверхности, зато проснулись воспоминания.
- А ты, оказывается, помнишь, на чём сюда прибыл. – Раздался в ушах голос профессора.
- Это был очень старый постельный комплект, много раз штопаный, я помню, в детстве меня раздражали декоративные завязочки, их постоянно приходилось завязывать бантиком. – Ни с того ни с чего поведал Пришелец.
- Лучше бы ты помнил, как тебя звали. – Проворчал Четлер, поднимаясь на следующий этаж.
Пришелец сжал кулак. Этот тип его решительно достал, зачем лишний раз напоминать о том, что и так сложно выкинуть из головы. Вскочив на ноги, он последовал за профессором с надеждой высказать тому всё наболевшее. Но вместо этого наткнулся на стену холодного презрения в глазах мужчины.
- Знаешь, ты вот что, не подкатывай к Кристине. – Четлер почувствовал облегчение, он уже дня два собирался ему это сказать, момента не подворачивалось.
- Не беспокойся, я люблю её как сестру. – Без удивлений ответил Пришелец, отмахиваясь.- И хоть она с тобой несчастлива, я не буду её у тебя отбивать или настраивать от тебя уйти. Хотя будь она посмелее, она давно бы бросила такого как ты.
Профессор сжал зубы. Парень был прав. Он никогда не был мужчиной мечты. Кристина стала его женой только потому, что он тогда едва не умер в аварии из-за неё же. Разозленный её отказом на его предложение, он гнал по встречной, и с размаху вмялся в грузовик. Его вытащили с того света, а она прибежала к нему и согласилась не по любви, а по вине, разъедавшей её нежную детскую душу. И многие говорили ей у него за спиной, а иногда и в открытую: «Кристи, Боже, ты достойна лучшего». И он знал - это так. Он работал, долго и упорно и получил пост в Центре, потом пробрался на самый верх. Став знаменитым и уважаемым, он всё равно слышал, как её продолжали жалеть.
- А чем же я плох? – спросил он с опаской услышать самую не лицеприятную истину.
- Ты трус. Ты не уверен в себе, тебя гложет жадность, а зачастую и зависть. Ты не в состоянии дать ей семью, о которой она так мечтает. Ибо ты не желаешь делить её внимание с кем-нибудь ещё, даже с детьми, которые могли бы у вас быть. То, что ты добился положения в обществе, ничего не значит, если нет тепла и дома, куда можно вернуться. Мне продолжить?
- Не надо. – Глухо отозвался Четлер отворачиваясь. – Возможно, ты и прав, но я люблю её.
Пришелец пожал плечами.
- И это единственное, что тебя оправдывает, Четлер.
Атмосфера стала угнетающе неловкой и тяжёлой, как говорится, доспорились. Пришелец оглядел четвёртый последний этаж так называемой зоны Управляемого Хаоса. Тут стояли сплошные антенны и тарелки, попадались большие шкафы с пишущей лентой под стеклом и мигающими кнопочками. Вибрации Хаоса тут были гораздо сильнее, это он понял потому, что его ногти стали серебристыми.
- А здесь вы что делаете? – спросил он, разряжая обстановку.
- Пытаемся услышать другие миры. Уже десять лет, - отвечая на вопросы о любимом детище, профессор забывал обо всём. – Мы бьёмся над этой задачей, но ничего не получается. Мы перепробовали всё. Мы записывали звуки, плёнки были пусты. Мы пытались вычленять из слышимых шумов одну волну, ничего только бессмыслица. Мы пробовали радиоприёмники, те тоже передавали только тишину. В конце концов, мы пробовали и людей. Надевали им на голову нечто наподобие того, что ты сломал в нашу первую встречу, и оставляли их слушать.
- И они сходили с ума. – Угадал Пришелец, разглядывая чёрную блестящую ленту, наматывающуюся на катушку.
- От того, что они слушали всем становиться дурно, слишком большая нагрузка, слишком много информации.
- Слишком трудно представить, что слышишь, о чём говорит всё бытие.
- Ну да. – Неуверенно согласился Четлер.
Пришелец вдруг выпрямился, и миролюбиво улыбаясь, подошёл к профессору.
- Не стоит расстраиваться. Вы и так добились поразительных результатов. Открыли и укротили Хаос, нашли материалы, не подвергающиеся его влиянию. – По-братски обняв того за плечи, юноша заглянул в глаза. Профессор промолчал. Это ничтожно мало, хоть до сих пор удивляет человечество по масштабности. Но весь центр стоит на одном месте уже двадцать с лишним лет.
- Так я и знал. – Засмеялся парень, отпуская его и начиная спускаться.
- Завтра приготовьте эту вашу штуку. Я попробую для вас, что-нибудь услышать, как тот мультяшный герой из моего детства.
Это Пришелец громко сообщил всем, когда они уже выбрались из оранжереи. Все присутствующие проводили его сочувственным взглядом. Пришелец же уходя, напевал себе под нос:
Мы веселые медузы,
Мы похожи на арбузы...
А выпустивший их лаборант обратился к Четлеру:
- Он там спятил, что ли?
Профессор одарил его надменным взглядом и направился в свой кабинет, смутно надеясь на то, что завтра их дело сдвинется с мёртвой точки. Путь этот Пришелец из ниоткуда не откроет всех карт, но хоть какая-то польза от него будет.
Кристина уже два часа искала его. И столкнувшись с ним в коридоре, облегченно выдохнув, кинулась ему на грудь. Обняв её, он погладил её по волосам.
- Где ты был? Я уже с ног сбилась. – Задыхаясь, расспрашивала она, когда они шли в его комнату.
- Успокойся. Я ходил в оранжерею с Четлером.
В её глазах застыл ужас. Он поспешил успокоить её рассказом и сообщением о том, что завтра будет участвовать в эксперименте со слушанием. Она вроде бы была рада, но её не оставляло беспокойство. Поэтому, стремясь отвлечь её от грустных мыслей, не успели они войти он начал раздеваться. Женщина пораженно смотрела на его обнажённое тело. А он, как ни в чём снял джинсы и стал оглядывать себя.
- Аха, вот она. Смотри!
Он повернулся к ней спиной, где на пояснице слева расцвёл цветок.
- Что это? Когда ты успел? - спросила Кристина, наклоняясь разглядеть поближе.
Стоило ей только протянуть руку, чтобы потрогать чёрный силуэт, как тот сжался и отскочил от любопытных рук. Она вскрикнула и отшатнулась. Пришелец засмеялся. А татуировка, снова став бесформенной кляксой, уползла к нему под боксеры.
- Это... Это... откуда? – возмутилась Кристина, придя в себя.
- Меня ужалил один цветок в оранжерее. Это его вечное клеймо за любопытство.
Женщина подошла совсем близко и обняла его за шею, заставляя посмотреть себе в глаза. Всё её тело горело, оно сознательно прижалось к нему всеми округлостями и впадинами. Глаза её молили ни о любви, ни о жалости, а просто о сочувствии. Под тканью блузки ходила неистраченная любовь. Такие искренние ласковые ладони, скользнули по его телу. Но он перехватил её руку раньше, чем та успела завладеть им.
- Я обещал твоему мужу. – Виновато сказал он.
Кристина отступилась, было, но потом решительно вздёрнула подбородок.
- Ну и что. Я несчастна, разве ты не видишь? Что тебе дороже, я или обещание ему. – Спросила она его горячим шёпотом.
Пришелец отрицательно качал головой. Она вдруг заплакала и сжалась в комок. Её тело мелко дрожало, остывая, разочаровываясь. Подумав, что всё, он отпустил её, а зря. Она обвила его руками, вжалась в него бедрами и вцепилась губами в его рот. Он поддержал её, чтобы она не упала, да и самому бы не свалиться. Но рот его остался на замке.
- Кристина. – Умоляюще, сказал он, чувствуя, как задевает её.
- Пожалуйста, – бессильно попросила она. – Я так несчастна.
Солёная слезинка коснулась кончика его носа. Ему невыносимо было видеть, как она унижается перед ним. И он сдался.
Она была такой маленькой и горячей, отвечающей на любое прикосновение. Изголодавшаяся, она целовалась жарко и ненасытно, цепляясь руками за него. Раздевшись без его помощи, она увлекла его с собой в постель. Ни покоряя, ни унижая, просто делясь с нею страстью, он взял её не из жалости, ни из такой уж необходимости, а как она и просила - из сочувствия. И хоть он сам себе был отвратителен, его волновало только её удовлетворение, хоть, чёрт возьми, он знал, это, вряд ли её успокоит. Рано или поздно, эта метавшаяся под ним женщина поймёт, что он тоже не даст ей того желанного быта и счастья. Она плакала, когда всё кончилось экстазом, и это ударило его ещё больнее. Он понял, допущена не поправимая ошибка.
Но Кристина, взмокшая и довольная, уже лежала у него на груди. А он печально рассматривал скупой на краски потолок.
- Странно. – Полушепотом сказала Кристина, обводя пальцами его соски. – Лет тебе дай бог как мало, а опыта оказывается как у зрелого мужчины.
Он взял её за руку в благодарности, что она дала повод поговорить о чём-нибудь отвлеченном.
- Знаешь. Я сам себе чужой. Столько времени прошло, а я смотрюсь в зеркало и не узнаю в себе себя. Отражение такое чужое. Всё что кажется родным - глаза да цвет волос, иногда нос. А так. Порой в памяти всплывают такие вещи, о которых я и знать не знал никогда. Лица вижу те, которые никогда не встречал, а близких не помню, как ни стараюсь. А во сне толи сам с собой говорю, то ли, правда, с кем-то.
Она нахмурилась и, жалея, погладила его по щеке.
- Мало ли что случилось с тобой в Хаосе?
- В том-то и дело. Там я встретил кое-кого. И этот кто-то растворился во мне. И вот чего я боюсь, уж не разделили ли со мной моё существование? – сказал он.
Женщина радостно обняла его и, уткнувшись ему в плечо, сообщила.
- А какая разница? Ведь теперь всё будет хорошо, не так ли? Я найду способ и уйду от Эдварда. Добьюсь для тебя свободы, и мы уедем. Я знаю даже куда. К моим родителям.
-Кристина. – Не зная как ей сказать, начал Пришелец, пытаясь выбраться из её объятий. В нём проснулась совесть подростка. Он знал, что обманет все её надежды, все чаянья. Это счастье лишь хождение по острому краю, это опасно для обоих. Он обещал. Неуверенность и замкнутость потпихивали его прочь из комнаты, и бежать отсюда, пока не поздно. Но Кристина опять хочет его. Значит уже поздно. Откуда-то издалека слышится её голос.
-Просто не думай ни о чём, любимый. Тебе ведь хорошо со мной? Хорошо?
Хаос далеко внизу в лаборатории обвинительно зашумел. Он слышал его даже здесь. Этот скрежет, смех или предупреждение. Он требовал. Требовал. Требовал.
«Назззззад, сссссейчазззззззжжжже!!!!!»
Но он же не живой. Он не может говорить!
К горлу подступила тошнота. Кристина трясла его за плечи. А он отмахивался, зажимая уши. Скрежет пробирал его до костей.
«Наззззззззад!!!!»