Из ниоткуда в некуда.

(грубо говоря текст по частям часть 1)
Погружение.
Расторжение всяких связей.
Сначала шипение, подобное шипению негодного телевизора, потом тишь, постепенно наполняющаяся звуками. Или нет. Скорее шумами, отдалённо напоминающими то обработанное и доведенное до ума, что мы привыкли слышать в жизни. Теряется всякая форма – твёрдое становится мягким, податливое каменеет. Содержание искажается, растекается абстракцией. Голоса, музыка, свист, шелест; ниже, выше, громче, тише: всё сливается воедино, обретая подобие ритма, мелодичности.
Температура не имеет значение: холод, жара – глупость, здесь ощущения теряют смысл, одновременно обретая новый уровень. Одеяло, скатанное в трубу, становиться единственным, что поддерживает в пространстве. Кровати нет, ни рядом, ни под боком. Спрашивается, была ли она вообще? И есть ли вокруг хоть что-то постоянное, не поддающееся метаморфозе и движению в никуда, без траектории, цели, умысла. В ушах бьющий звук, возможно, капли, возможно, собственное сердце. Внутренние органы меняются местами, без вреда и боли, сердце справа. Собственное тело меняется и подобно полотну, плоскому, волнообразно тянется следом, отвердевшему одеялу-бревну. Дискомфорт, а что такое дискомфорт? Что такое всё? Кто я? Что я?
Ничего не имеет значения. Мимо проплывают предметы, они не знакомы. Искаженность превосходит все возможности разума. Но здесь ум и знания не нужны, они просто спутаются.
Сильнее обняв одеяло-бревно ногами, вскарабкаться на него и лечь на спину. Собственные мышцы кажутся лишними и самостоятельными. Но задача решена, волосы поднимаются, словно наэлектризованные и шевелятся змеями Горгоны вокруг ушей. Теперь открыть глаза. Реснички переплелись и не даются. Но не преставать пытаться. Сделано.
Воистину превосходно! Кто-то пролил разом все краски всех оттенков, цветов, теплот, происхождений. И замешал в завораживающий танец. Там пульсирует красный. Там дергается чёрная линия. Голубой ветерок лентой из крупинок песка проносится у самого кончика носа. Зелёные пятна проявляются и исчезают. Иногда видно очертания пейзажей, домов, дворцов, краешки планет, остывших астероидов, выпрыгивающих китов, толпы причудливых существ, лица незнакомцев, говорящих, улыбающихся – стоит только прикоснуться, и эти картинки дымком растворяются в окружающем беспорядочном движении. Мимо проплыли часы, они словно таяли, а потом опять отвердели такой они были формы, как часы Сальвадора Дали. А кто это? Нет, нереально вспомнить. А что такое реально?
Лучше снова закрыть глаза. Веки опустились шторами. Но даже так видно пульсирующую вокруг прозрачную субстанцию, без воздуха, наполняющую легкие только пустотой, со вкусом, именно вкусом жженого сахара.
Время – бессмыслица, там, где ничего не исчезает и не рождается, там, где не работают законы притяжения и прочая физика. Плыть вечность, лёжа на спине и ощущать, свесившимися конечностями, случайные частицы этого... Чего-то.
Мягкие щупальца рук дотронулись до лица. Это чужое. Это тоже думает, как и он. Кто это? И как он сюда попал? Есть личность. Форма. Хотя тоже атрофирована до невероятного. Оно любопытствует, обыскивает едва уловимыми касаниями. Приветствие – поцелуй. Вкус – горьковато. Руки-шупальца снимают с надёжного бревна-одеяла. Под ногами ничего, но ступни вязнут в окружающей атмосфере. Крепкие объятья не дают упасть. Новый друг обвивается вокруг змеёю. В каком-то другом месте это было бы не возможно. Но здесь тела как патока, переплетаются в причудливом танце под музыку звуков. Волосы тянуться, изучают лицо. От них остаётся влажноватый, приятный след на щеках. А потом два тела становятся единым целым, так будто давно искали друг друга. Одна биология становится частью иной. Боли нет, гены перемешиваются, у нового знакомого не осталось ничего кроме сущности, влагой впитывающейся под кожу. Щупальца-руки растворились в нём самом. Откуда-то под щёку нырнуло его одеяло-бревно.
И снова плыть, но чем дальше, тем ниже. И снова шипение. Тишина. Тьма.
Но теперь вокруг стало холодно и твёрдо.

Его разбудили голоса и тошнотворная тряска.
- Он не потерял форму. С физиологией, на первый взгляд, всё в норме. Значит, он пробыл там недолго.
Это был взволнованный, спешащий женский голос.
- Откуда нам знать! Без полного и досконального обследования ничего утверждать нельзя.
А это был сердитый мужской баритон.
Его везли на больничной каталке, вдоль длинного, казалось бесконечного белого коридора. Он пах стерильностью, словно только что выключили кварцевые лампы.
Но единственное, что хорошо могли разглядеть его глаза это белоснежный потолок с нескончаемыми маленькими яркими лампочками маячками.
В ушах стоял шелест и стук сердца. Голова звенела, желудок, протестующи рвался наружу. Стон сам сорвался с непослушных губ.
- Он приходит в себя.
Каталка наконец-то остановилась, прежде подпрыгнув на порожке, при входе в слишком освещенную комнату. Он не выдержал и, перегнувшись через маленькие металлические борта, дал волю бушующему организму. Когда его стошнило, ему стало гораздо легче. Он позволил голове упасть на хрустящую подушку и осмотреться.
Над ним склонилось пять совершенно незнакомых лиц. Все они были заинтересованы и встревожены, это читалось в их глазах. Все были одеты в белые медицинские халаты. Пришло осознание того, что он, наверное, попал в больницу. Но почему, он вспомнить не мог. Врачи, или кто они были мужского пола, кроме одной не молодой женщины с очень знакомым лицом. То есть, как знакомым, было в чертах нечто, что пробуждало одновременно и радость и боль. Не сознательно он потянулся к этому лицу, желая проверить его на реальность. Оно оказалось тёплым и шелковистым, проминающимся под пальцами.
- Кто ты? – он не поверил в то, что у него есть голос. Но в тоже время тот звучал в этих едких чистых стенах.
- Меня зовут Кристина. – Ответила женщина, нежно погладив его по голове.
- Крис-ти-на… – по слогам повторил он.
- Да, правильно. А ты кто? – лица склонились ниже, выжидательно уперя в него любопытные взоры.
Он открыл, было, рот, но вдруг понял ужасную, непоправимую вещь. Его сердце замерло от страха, а мозг шарил по закромам сознания в бесполезном поиске. И только спустя мучительные секунды он смог признаться в этом кошмарном событии.
- Я не знаю.
Люди переглянулись и их головы разлетелись в разные стороны, как мотыльки. Только Кристина осталась рядом. Но все замедлилось, словно включили медленную перемотку. Он целую вечность поворачивал голову и смотрел, как один из врачей набирает розоватую жидкость в шприц. Фонтанчик брызг долго и лениво оседал на пол, вырвавшись струйкой из иглы. Врач, кадр за кадром, шёл к нему, где его руку держали другие. Здесь была боль, и он зажмурился, чувствуя ладонь Кристины на покрывшемся испариной лбу. Жидкость почти у него на глазах заструилась по венам, веки потянулись вниз. И захлопнулись, опять погружая его во тьму.
Он уснул. Он умер.

Это был тяжёлый сон без снов, без ощущений и звуков извне.
Придя в себя, он увидел те же стерильные стены и крошечные лампочки. Проморгавшись, он смог нормально воспринимать освещение. Сесть было испытанием, но он его преодолел. Голова уже не кружилась, но во рту был неприятный привкус. Он по-прежнему лежал на каталке, только теперь уже в больничной сорочке, хотя точно помнил, что был голым. На запястьях были надеты браслетки с длинным цифирным кодом. Рядом на столике стояла обычная с виду бутылка с водой. Вцепившись в нее, он с трудом открутил крышку. Руки не слушались, дрожали.
Несколько глотков вернули ему возможность нормально думать и здраво рассуждать. Кроме него в комнате никого и ничего не было. Это пугало. Температура была нормальная, неудобства не вызывала. Общее физическое состояние его тоже удовлетворяло, головная боль утихала, а больше ничего нигде не болело. Спустив ноги с каталки, он хотел, было, пройтись, но незаметная до этого дверь бесшумно отъехала в сторону. Трусливо подтянув коленки к подбородку, он уставился на вошедшую.
Женщина приветливо улыбнулась. В её руках был поднос, покрытый полотенцем, от которого исходил запах съестного.
- Добрый вечер. – Сказала она, и дверь за её спиной так же беззвучно задвинулась.
Он только и смог неуверенно кивнуть. Она улыбнулась ещё добродушнее и по-хозяйски подошла. Он попятился от неё и сгруппировался у дальнего угла каталки, наблюдая исподлобья, как она ставила поднос и снимала с него полотенце. Там оказалась тарелка с дымящимся супом, чашка с салатом, что-то горячее, пахнущее мясом и бумажный пакет с торчащей трубочкой. Женщина отошла и, сцепив руки перед собой, ждала.
- Ешь. Не бойся. Ты ведь голодный, да?
Он сглотнул слюну, ароматы будили в нём звериное желание накинуться на еду и начать есть её руками. Но он сдержался и вместо этого, пододвинувшись, схватился за ложку, лежавшую там же. Но вот удержаться от быстрого поглощения не смог. Мгновенно справившись с супом, он притянул к себе горячее. Женщина в белом обрадованно кивнула и присела рядышком. Он не возражал и не боялся более.
Когда он закончил с едой и, откинувшись, облокотился спиной об стену, потягивая сок из трубочки, она заговорила.
- Тебе лучше?
- Да. – Ответил он, снова пугаясь собственного звучания, так словно он никогда не говорил таким голосом.
- Ты помнишь меня?
- Кристина. – Сказал он, разглядывая её миловидное, почти детское личико.
- Молодец. А кто ты? Ты вспомнил?
Горло сжалось. Страх снова обуял его. Он попытался ответить на этот невероятно логичный и простой вопрос. Но безрезультатно.
- Нет. Я не могу. Я не знаю. Я не могу вспомнить. – Затараторил он.
Женщина тут же подалась к нему на встречу. Обняла его, заметавшегося было в испуге. В её объятьях было так спокойно и уютно, что он разом обмяк. Она покачивалась, успокаивая его, словно младенца.
- Где я? – спросил он, прижимаясь к её груди.
- Ты в Научном Центре ИАНЭХ. Это единственный в мире институт по изучению экспериментального хаоса. Находится на государственной аккредитации. Тебе нечего бояться. Тут работают лучшие специалисты и учёные нашего времени. Мы не вредим, мы созидаем. Ты наш гость. – Пояснила Кристина.
- Как я попал сюда?
- Хороший вопрос. Мы этого пока сами не знаем. Ты должен нам в этом помочь. Но известно, ты пришёл из хаоса, нашего экспериментального хаоса. Тебя нашли в оранжерее.
- Что? – не понимая ни слова, переспросил он.
- Ты всё поймёшь попозже. Сейчас, главное запомни, никто тут не желает тебе вреда, только добра, слышишь?
Она взяла его за плечи и заглянула в его глаза. Он кивнул ей.
- Отлично, а теперь ты пойдёшь со мной. Мы порасспросим тебя немного, ты не против?
- Нет. – Честно ответил он и позволил поднять себя с каталки и вывести в коридор.
Там всё было так же, как и при первом его появлении. Невыносимо белые стены и лампочки. И что ещё жутче - ни души. Они прошли по ровному блестящему полу до другой двери, где располагалась несколько душевых кабин. Там Кристины дала несколько чётких инструкций по поводу эксплуатации кранов. На скамейке уже лежала стопка полотенец, тюбик пасты, щётка, шампунь, мыло, губка и одежда, предназначенные для него. Женщина тактично вышла, сказав, что будет ждать снаружи. Он неуверенно открыл шампунь и понюхал, пахло травой.
Отвернув краны, он стянул через голову рубашку и поколебавшись, браслеты. Вода ему понравилась. Он с удовольствием вымылся, не хотелось даже покидать нежные струи, обтекавшие тело. Вытираясь, он наткнулся на запотевшее зеркало на стене. Протерев его ладошкой, он отшатнулся назад. На него смотрел молодой человек лет семнадцати, с потемневшими сырыми волосами, едва достававшими до мочек ушёй. Глаза у отражения были ни то зелёные, ни то серые. Нос чуть вздёрнут. Вполне ничего себе лицо. Тело выглядело здоровым, средней пухлости, высокое, немного сутулое. Отражение ему было не знакомо, но это был он. Однако не может быть, чтобы собственное отражение казалось чужим и новым. Одевшись в привычные джинсы и тёмно-синюю футболку, он осмотрел себя ещё раз. Нет, это решительно ему нравится, но всё равно новинка. Обувка ему тоже была родной. Кроссовки, только ещё более удобные, чем те, что всплывали в его памяти. Всё подошло идеально и сидело с иголочки.
Робко заглянула Кристина и поторопила. Он нашёл среди прочего расчёску и быстро причесал скомканные патлы.
Потом они вышли и опять побрели по, ставшему ненавистным, коридору. В конце, которого обнаружился лифт. Куда они спускались, поднимались, он не знал, просто пялился на мигающие кнопки. А когда металлические двери расступились, был удивлён ещё больше.
Это было просторное фойе, с длинными во всю стену окнами, наполненное народом и их голосами. Терракотовые стены были завешаны электрическими табло с графиками, расписаниями, бегущими строками. У противоположенных стеклянных дверей стояла длинная стойка администратора. Под потолком висела огромная люстра из металлических пластин собранных в некоторое подобие композиции. На полу расстелен ковёр с эмблемой в центре. Мужчины в белых халатах, в простых костюмах и военных формах, женщины в серых юбках и голубоватых униформеных блузах. Они суетились, переговаривались, шли, обсуждая что-то. Такое обилие присутствия его немного испугало и заставило шарахнуться обратно в лифт. Но Кристины настойчиво взяла его за руку и потащила за собой. Люди оглядывались на них, улыбались ему, в них не было угрозы. И он успокоился, даже стал отвечать улыбками на симпатии. Кристина посадила его на диван, стоявший у самого окна.
- Подожди здесь. И не тушуйся. Ты гость, чувствуй себя как дома. – Сказала она уходя. Он проводил её взглядом до стеклянной двери. Только сейчас он заметил, что на ковре был изображён исковерканный куб в жёлтом круге, и стояла аббревиатура ИАНЭХ. Точно такие же эмблемы были нашиты у всех присутствующих на рукавах, грудных карманах.
Вспомнив, что за ним окно, он с ногами залез на диван и, упершись в спинку, посмотрел на мир. И тут его снова поразила чуждость пейзажа. Огромные небоскрёбы тёмными громадами высились над трассами, где оставляли нитки света, бешено несущиеся автомобили. Прямо под ними была не одна, а с десяток дорог, надстроенных одна над другой. В одном месте они, казалось, сплетались в узел света. Звука он не слышал, видимо стекло не пропускало шумов. Внизу горели неоном сотни рекламных вывесок, форсирующих вдоль и поперёк над трассами. Одна пролетела прямо перед окном, перепугав его до смерти. Он, болезненно напрягая память, пытался вспомнить это. И что-то отдалённое всплывало, но это было не то. Совсем не то.
- Знакомая картина?
Голос застиг его врасплох. Он сел ровно и посмотрел на высокого мужчину в очках, которого привела Кристина. Его голос ему уже был знаком, это он спорил с Кристиной, когда они привезли его в ту ужасную комнату, и это он делал ему укол.
-Нет. – Словно это была его огромная вина, сказал он.
- Хм, не удивительно. Идёмте.
Мужчина развернулся на каблуках и зашагал к лифтам. Кристина подняла его и снова просто поволокла за собой.
- Это профессор Четлер. Он тут главный. - Шёпотом сообщила Кристина, перед тем, как они вошли в кабину.
Профессор ему не понравился. Слишком суров, слишком жёсток. Даже лицо у него было словно вытесано из камня, причём грубо, квадратно. Он ни разу не взглянул на него, пока они ехали, просто покачивался на пятках и молчал. Кристина наверно не заметила, что несознательно прикрыла его своим телом от этого человека.
Теперь их доставили прямиком в обширную приемную, где за обыденным письменным столом сидел молодой человек в униформе Центра. Он выглянул из-за тонкого монитора, когда они проходили мимо.
- Принеси нам кофе! – скомандовал профессор, захлопнув за ними дверь.
Его кабинет был заставлен шкафами с книгами, папками, дисками в коробочках.
За его рабочим местом висел внушительных размеров экран, на котором сейчас была эмблема Научного Центра. Плюхнувшись в кресло с высокой спинкой, он указал рукой на два стула, для Кристины и его. Не поднимая головы, он молниеносно набирал какие-то комбинации на компьютере. Экран за его спиной засветился голубым, по нему побежали циферки.
Кристину заставил сесть, а сам отлучились за коробкой в одном из шкафов. Она вернулась и надела на него чёрные металлические браслетки с бегающими по ним светлячками. Голову опоясал такой же обруч. И никаких проводков. На экране появилось несколько цветовых полей: в двух шли диаграммы, в других что-то записывалось и кодировалось.
У него пересохло в горле от всей этой молчаливой процедуры. Пришёл секретарь с тремя чашками кофе. Пытаясь оставаться равнодушным, он не удержался заглянуть на экран и рассмотреть новенького.
- Катись отсюда, Джонатан. – Сурово проворчал профессор, окинув его взглядом.
Молодой человек, обиженно фыркнув, ушёл.
- Итак, мы учёные. – Начал Четлер. – Двадцать лет назад один физик открыл Хаос. Это до конца не изученная среда, которая породила на свет нашу вселенную, жизнь, нас, наши мысли и вообще это то, откуда вышло всё сущее. Вышло оно оттуда, приобретя четкую форму, структурную организацию, одним словом упорядочившись. Чего в Хаосе нет. Сам Хаос, как выяснилось, никуда после этого не пропал. Он находился в иных измерениях и пространствах, то есть, был не более чем субстанцией, протекающей между порожденными им вселенными мирами. Иными словами есть множество миров, как множество комнат, и Хаос их соединяет, как коридор. Понятно?
Он кивнул. Хотя у него было смутное ощущение, что он всегда это знал, просто не помнил, какими словами всё обзывается.
- Отлично. Нам удалось открыть брешь в материи нашего мира и впустить частичку Хаоса, ради эксперемента, создать так называемую зону Управляемого Хаоса. Мы изучали его составляющие, его влияние на живые существа, течение времени в нём и, конечно же, пытались посредством него попасть в другие измерения. Но безрезультатно. Всё это время. И однажды. В зоне управляемого Хаоса мы нашли тебя. Свалившегося туда, в прямом смысле из ниоткуда. Что ты можешь на это ответить?
Глаза профессора засияли и вцепились в него. Но он ничего не мог на это ответить. Он, конечно, всё понял, что попал сюда случайно в результате эксперимента. Но как он попал в Хаос, он не знал.
- Мне нечего Вам сказать, профессор. – Пожал он плечами.
- Эдвард, я же говорила, не дави на него. Он сам не понимает, что с ним случилось. – Подала голос Кристина.
- Хорошо. Пойдём по порядку. Как тебя зовут?
- Не знаю. Не помню.
- Что ты помнишь?
Он окунулся в собственную память. Воспоминания доставались на удивление легко.
- Помню, что лёг спать. Голым, потому что было жарко и дома никого не было.
- Ты пил что-нибудь перед этим.
- Нет. Мне, кажется, нельзя. Я чем-то болею.
- А как насчёт наркотиков или психотропных препаратов?
- Нет. Я никогда не пробовал. И не лечился ничем таким.
- Умственные отклонения у тебя были?
- Не знаю. Нет, наверное.
- Из людей родных или близких помнишь кого?
- Нет. Я знаю, что была семья, друзья, переписка. А имён, лиц не помню.
- Где ты учился?
- В школе. Я её закончил, хорошо. Хотел учиться дальше. На кого не помню. Только помню, что мне это было ни к чему. Я хотел другого.
- Когда родился, помнишь?
- Только то, что мне семнадцать, и то, что родился летом.
Профессор переглянулся с Кристиной.
- Что-нибудь ещё?
- Я помню всё, чему учился. Книги, которые читал. Музыку. Стихи. Иногда всплывают обрывки бесед. Но больше... Провал.
- Простой каркас человеческой памяти. Ты помнишь всё, но без подробностей. Ты словно человек с чистой биографией, интересно.
А вот ему было отнюдь не интересно. Наверное, сейчас он должен бы был быть в панике и всеми силами пытаться вернуться туда, откуда он пришёл. Но, не помня ничего, он и не видел такой нужды. Ему было абсолютно всё равно где жить. Тут или там, откуда он родом. Из того он не помнил почти ничего, а тут у него уже была Кристина.
Она сидела рядом, маленькая и вся округлая, словно милая фарфоровая куколка. Но только в глазах у неё было столько тепла, ума и глубины, что хотелось потрогать их, смотреть в них. Эта женщина была такой близкой, родной. Инстинктивно его тянуло к ней. Где на задниках его сознания вырисовывался инородный образ, он накладывался на профиль Кристины, сидевшей рядом, и был феноменально идентичен. Это пробуждало в нём веру в то, что с ней ему всегда будет хорошо и безопасно, какие бы трудности не поджидали его в новом мире. Женщина почувствовала, что он изучает её взглядом, и повернулась к нему. Она улыбнулась, у неё появились ямочки на щеках. Это было так нежно и трогательно, и он расплылся в улыбке. У неё были шелковистые пальцы, пропускавшие через его существо ток, когда прикасались. И теперь он тоже вздрогнул.
- Не волнуйся, мы постараемся восстановить твою память и вернуть тебя обратно.- Сказала она.
Профессор Четлер почему-то презрительно скривился. Этот мужчина решительно проигрывал на фоне честной и открытой Кристины. На ум ему пришла мысль: «Как она может работать на такого как он?» Словно услышав, о чем он думает, профессор поднял левую руку, нарочно демонстрируя тонкое обручальное кольцо на пальце. Догадка осенила как молния. У Кристины было такое же. Так значит, вот откуда враждебность профессора - он просто ревнует его к жене. Ему захотелось засмеяться, но он не стал.
- Меня особо заботит лишь одна вещь, что ты видел, когда был в Хаосе. Ведь ты видел что-то?
Он собирался поведать обо всё, что приключилось с ним в том странном океане красок, называемом Хаосом. Но самосохранение заставило его задумчиво потупиться. Второе «Я», засевшее глубоко в голове, нашёптывало необходимость не допустить утечки информации. Эти люди не должны знать ни о чём. Ни доводы о том, что они учёные, ни то, что Кристина имеет право знать, не помогли. Рот был на замке, мысли растерлись, не даваясь странному обручу на голове. На одном из полей пошла рябь.
- Я не помню. – Глухо отозвался он.
Профессор непонимающе переводил взгляд с монитора на него и обратно. Кристина была поражена не меньше. Все эти штучки, нацепленные на него, должны были вывести всё, о чём он думает на экран, прочитать даже то, что он не желал бы рассказывать. Но впервые за многие годы они этого не смогли.
- Как ты это делаешь? Ты лжёшь, это очевидно, но как ты это делаешь! – прикрикнул на него профессор, стуча пальцами по клавишам. Рябь прошла, но поле мигало.
- Эдвард, прекрати. Ты видишь, что-то происходит. – Взволнованно сказала Кристина, отпуская его руки. - Нет, не смей отпускать, мне нужна твоя помощь.
- Он просто не хочет отвечать! Что ты видел там?! – настойчиво допрашивал Четлер.
В глазах потемнело от напряжения. Электрические волны зажужжали в ушах, долгий протяжный свист проснулся в правом ухе. Сопротивляться. Нельзя допустить, чтобы они знали. Экран стал путать поля местами, буквы превращались в символы, цифры стирались, диаграммы гасли. Он чувствовал сопротивления эфирного энергетического поля всего здания, гигантское ядро, оплетенное множеством орбит, никто из здешних о нем не знал, только он его видел. Его познания в физике чётко намекали, что эфира никогда не существовало, это была лишь теория. Но он его чувствовал, иная среда легчайшая, но в тоже время насыщенная мощью. Надо порвать одну из орбит или сделать хоть что-нибудь, иначе они вытянут из него образы силой.
Кристина вскочила на ноги. Она спорила с этим Эдвардом. Но тот, покраснев от ярости, продолжал задавать один и тот же вопрос. Потолочные лампы подозрительно стали ослаблять свет. А он только и делал, что искал слабое место в огромных орбиталях. И, наконец, он его нашёл, всеми силами вцепившись в него.
Свет потух во всём здании, вырубились серверы, лифты, отопление, вентеляция. Люди в поразительном по архитектуре здании Научного центра останавливались и непонимающе перекрикивались в темноте. Кристина кричала. Но опасность миновала. И он отпустил вырванный кусок орбитали. Электропитание восстановилось, не успели завестись резервные генераторы. Свет включался с нижних этажей. Компьютеры начали загружаться и восстанавливать файлы. А Кристина стояла ошарашенная и смотрела на него. Профессор сидел, закрыв лицо руками, вид у него был напуганный. И лишь его одного не поразило совершенное им.
- Не спрашивайте меня больше ни о чём. – Приказным тоном ответил он, стаскивая перегоревший обруч и браслеты.
- Как скажешь, пришелец из ниоткуда. – Совсем покорно ответил профессор Четлер.
За их спинами распахнулись двери, и ввалилась толпа народу. Секретарь и служба охраны.