Глава 1.

                     Deadeye see no future                     

                     Falling from grave                     

                     We don't get it same...                   

                             Архивраг(4,5,3)               

   ...Суккубус то, не отрывая взгляда, смотрела на циферблат подпиравших противоположную стену ресторана старинных маятниковых часов, движение которых, казалось, замедлилось, то также долго, не обращая внимание на вопросы официанта, подперев тонкой изящной ладонью подбородок, надменно изучала потолок, лишь иногда посматривая в сторону главного входа в надежде, что "он" появится с минуты на минуту. Время от времени она разбавляла свое бессмысленное времяпровождение, без особого наслаждения прихорашиваясь. Отражение в зеркале будто лгало : вызывающее красное платье с глубоким вырезом на груди, накрашенные в тон с цветом платья губы, подведенные глаза, уложенные в сложную вавилоноподобную конструкцию длинные русые волосы - все эта яркая картинка, думала Кубова, как-то мало соответствовала "начинке". Пожалуй, она никогда бы не сотворила такое с собой, будь назначенная на сегодня встреча менее важной для нее. Впервые за долгое время разволновавшаяся, она мало контролировала себя, поддаваясь довольно примитивным, человеческим инстинктам, открыто идя на опасную для них обоих встречу.
   Нетерпение Суккубус превышало все нормы, несколько обозленная тем, что "он" опаздывает, она без особого повода упрекала подходящего каждые десять минут к ее столику гарсона, пытающегося принять у заказ. На часах была половина четвертого - вот уже полчаса как он должен был появиться... Кубова, впрочем, была готова ждать, если это потребуется, сколь угодно долго, ведь счастье свалилось на нее нежданно, как , пожалуй, и в жизни не бывает...
   Вернувшись домой вчера позднее обычного, она по привычке, завернувшись в теплый мягкий норковый плед и медленно потягивая дорогой бренди из резного бокала необычной формы, начала на большом экране проектора, щелкая пальцами свободной руки по сенсором клавиатуры, спроецированной на столике для напитков, просматривать почту, счета, рекламу, пришедшие на ее адрес за последние двадцать четыре часа. Обычно, она и засыпала, наслаждаясь приятным расгорячающим действием бренди, за этим обыденным занятием. Она и на работе нередко просматривала почту, но все же свободное время находилось у нее там не так и часто, всегда было дело : какой-то студент, отбившийся от рук, какое-то событие, требующее ее обязательного участия, в конце, концов, просто очередная рутинная работа, занимающая всерьез и надолго. Последние несколько дней она разбиралась в архивах академии, которые хоть и умещались в одной небольшой комнате, все же имели максимально полную, растянутую на шесть лет обучения, информацию на студентов, которую ей и предстояло в максимально сжатой форме представить в личных делах каждого из них. Работы оставалось еще много, как минимум на пару, суток, Суккубус как раз укладывалась к выпускному балу...
   Было уже без трех минут полночь, потому, клонящаяся ко сну, она не сразу восприняла мелодичную трель, извещающую хозяйку почтового ящика о поступлении нового письма. Сонно стукнув по полупрозрачной клавише клавиатуры, она открыла письмо без подписи, с прочерком  в графе тема. Строки письма состояли из непонятных значков. Поменяв кодировку и присмотревшись лучше к содержанию переведенного письма, Суккубус поперхнулась бренди и от этого как-то мгновенно протрезвела. Было всего три строчки, наделенные необъяснимо-поэтическим легко-узнаваемым почерком... :
   "Не бойся, малыш, я почти рядом..." - первая строчка;"Завтра, в "Цирюльнике", в три..." - вторая; в третьей строчке был рисунок - перевернутая луна, пересеченная двумя перекрещивающимися жирными линиями...
   Мысли и эмоции переполняли ее - она-то точно знала, что это "он", и прикрепленный символ забытой организации был тому лишь подтверждением. Она давно похоронила его - вместе с отброшенной идеологией, вместе с остальным прошлым и людьми из этого прошлого, вместе с трогательно-нежными чувствами, которыми она пылала к нему всегда... Он ведь уже два года никак не давал о себе знать - ни слова, ни строчки - и, хотя тому явно была причина, Суккубус с некоторой долей ненависти воспринимала столь беспечное отношение к ней, в то время как она всегда тянулась к нему, единственноверная...
   Пожалуй, это был довольно стандартный пакет чувств, характерный не только для нее: сухая ревность, помешанная зо злобой и вновь вспыхнувшим томительным желанием повернуть время в спять, вернуть все назад, сделать что угодно, чтобы быть с ним...
   Суккубус забыла об привычных двух-трех стаканчиках, покончив с которыми открыла еще одну бутылку и пригубила чуть меньше трети несколькими глотками. Отставив бутылку в сторону, она, укутавшись в плед, побрела на кухню, где еще долго пила крепкий черный кофе, пытаясь осознать, что все-таки с ней случилось: роковая случайность, которая встрепетнет застывший в ее глазах мир, или вспышка из прошлого, несущая за собой кровавый след ада тех дней?...

     Где "он"?...
   Переполненная гневом, она плохо соображала. Если о том, что она одна, как старая дева, нарядившись как какая-нибудь ночная бабочка, что "штурмуют" гостиницы для иностранных туристов, сидит в дорогом ресторане, который ей, к тому же, явно не по-карману, узнает хоть кто-нибудь, о ней будут ходить анекдоты в кругах студентов. Особенно среди выпускников, перед которыми теперь не стояло никаких преград после удачно(или неудачно) сданых экзаменов, мало что связывало их с во многом ненавистными учителями и, в частности, с ней. Теперь они, выдомые совсем другими ориентирами, хотя и оставшиеся в душе такими же, могли безнаказанно отпускать гневные шуточки...
   Ей уже надоело прогонять гарсона, продолжавшего допытываться о ее заказе, она изучила в обстановке все, что могло ее заинтересовать : мраморный пол и малахитового оттенка столики, разбосанные по небольшому залу с невысокой сценой спереди, где пронзительно вырывали звуки из струн инструментов, поглощенные своим занятием, в черных фраках, с безымоциональными  лицами, музыканты; высокий потолок с резными, несколько угловатыми свисающими вниз фигурами, подсвеченными разноцветными огнями ламп; живописные рельефные шторы, скрывающие мозайчатые, как в каталических церквях, рисунками. Лишь для того , чтобы не скучать, она составила психологический психотип среднестатестического посетителя этого ресторана: это был человек лет пятидесяти, конечно очень богатый, скушный, подверженный влиянию последней моды - заимствовать как можно больше из как можно большего количества культур и исскуств - это было характерно и для всего заведения в целом, которое тоже, казалось, потерялось где-то во времени, неопределенном его промежутке, соединяющем футуризм с роскошью 18-19 века и даже еще с чем-то... Это место было явно не для нее, для снобов, сорящих деньгами, но не для нее и чем руководствовался пригласавший ее, оставалось непонятно. Суккубус была глубоко неприятна каждая минута проведенная здесь и только ради встречи с "ним" она готова была терпеть.
   - Извините, мадам... - обратился к ней вскольз прокравшийся к ней гарсон. В голосе его слышалось неловкое ожидание очередного грубого "отстань...", которыми сопровождала Кубова несколько последних его попыток принять заказ.
   - Да...
   Она повернулась к нему, бросив на него острый презрительный взгляд. "Все-таки, действительно, никто не может избежать прямого взгляда..." - думала про себя Суккубус, наблюдая за реакцией молодого юноши - тот неловко потупил взгляд и проговорил растерянно:
   - Мадам, ваш кавалер,... он просил... - замялся он.
   - Что?.. Что?! - переходя на высокие тона спросила она.
   - Кхм... Он велел передать, что не явится...
   После сказанного гарсон, казалось, готов был закрывать голову руками, так как гнев отразившийся на ее милом личике, был неописуем, и у него создавалась ощущение, что бить она будет прежде всего туда. Но предугадать ее реакцию ему не удалось - вернув спокойное гордое выражение, девушка, ни проронив ни слова, поднялась. На ее лице не дрогнуло ни единого мускула, пока она ровной походкой, набросив на плечи легкий плащ, шла к выходу из помещения. Кто-то(очевидно, тот же гарсон) переспрашивал ее, не имеет ли она желания все-таки заказать что-нибудь за счет упомянутого кавалера, как оказалось, оплатившего заказ наперед, но Суккубус лишь вновь бросила пренебрежительное "отстань"...
   Выйдя на шумную улицу центра Москвы, она постояла минуту, пытаясь выплеснуть как-либо обвивший ее гнев. "Сволочь!..сволочь!.." - мысленно обращалась она к "нему", оставившему ее в столь глупом положении. Она бросила несколько озлобленных взглядов на прохожих, как бы отвечая на их простодушно непонятливые выражения лиц:"...черти... Да, я здесь плохая...". Остаток отрицательных эмоций она вложила в удары ногами, нацеленные на первый попавшийся ей мусорный бак...
   Пока она ожидала такси, ее не покидало ужасное ощущение опустошенности. "Почему он не позвал ее к экрану видеофона, почему лишь передал через прислугу, к чему такая скрытность..."

 
    Последняя запись в дневнике Григория Сергеева, 17 июля 2054г.(найдено при раскопках):

    Ничего не хочеться думать, ни одной действительно полезной и умной мысли в голове...
   Состояние прострации в его не самой лучшей форме. Сомнения, смешанные с неясными, прямо-таки туманными надеждами на будущее, пусть даже на ближайшее. Отпечаток постоянно исчезающих и появляющихся, точно это призраки, эмоций. Ничего ясного, ничего конкретного.
   Я лежу на кровати, позволяя мыслям нести меня в неописуемые дебри бессмысленных рассуждений, прислушиваясь к неспешному биению сердца и редким звукам с улицы или из коридора, чьим-то шагам, разговорам, смысла которых все равно не воспринимаю. Иногда открывая глаза, лишь для того чтобы несколько поубавить похожее на сонливость желание упасть в долгую медитацию, я поворачиваюсь на бок, в который раз присматриваясь к надоевшим за долгие шесть лет обучения стенам узкой каморки общежития. И в то же время, каждый предмет точно плачет, понимая, что я ухожу, ухожу навсегда, потому что мне здесь больше не место, и что сюда прийдет кто-то другой, не похожий, не такой. Каждый угол точно отражает эту печаль, точно сочувствует и сопережевает.
   Это так смешно. В очередной раз я усмехаюсь тому, куда заводит меня иногда воображение. Эмоции были описуемы, осязаемы, точно совсем реальные, но они не были моими, хотя однозначно принадлежали мне.
   Это опять призраки, то чего больше нету. Есть только знание и уверенность - я железный. Не в буквальном смысле, конечно, а в том, что любая "эмоция" воспринимается со спокойным лицом и, хоть и имеет отличный от других, смысл, так внутренне пуста. Да и как мы можем воспринимать их, имея блоки...
   Наш преподователь по философии войны, читавший вчера последнюю напутствующую лекцию, вселюдно признался, что завидует нам, что в его время, к сожалению, не было академии, вроде нашей, рождающей на свет действительных, подготовленных и подтянутых по всем возможным параметрам военспецов. Он приводил вчера интересное сравнение, и опять таки оно было интересно прежде всего с точки зрения красоты идеи, а не от эмоциональной силы, вложенной преподавателем в мысль - он сравнивал среднестатестического выпускника академии с Иисусом Христом. Признаюсь, я в начале смеялся...
   По его мнению, Христос воспринимал мир именно с точки зрения красоты эмоции и логики, как частей единого целого, со спокойным лицом встречая невзгоды посланной ему богом миссии. Идеальный человек. Пахнет расизмом, но именно это преподаватель имел в виду, приводя описанное сравнение. Преувеличение, явная гипербола. Не знаю, пытался ли он этим поднять нашу самооценку, или же действительно уверен в нашем "божественном происхождении...", но звучит и правда красиво. Между тем, далекие от бога, мы всего лишь упомянутые военные спецы, тактики по призванию. Большинство из нас почему-то в детстве были беспризорниками, и сделало нас, как людей, именно сложное существование вне социума, на самой грени безлюдной бездны. Правда и сейчас, мы прежде всего остаемся людьми, хоть и несколько по-творчески воспринимающими мир. Все-таки блоки делают свое дело...
   Сегодня собирался последний раз порыться в архиве нашей библиотеки, - все-таки завтра выпускной бал, и второй такой возможности может более не быть - но с самого утра решил посвятить день...(слышится стук в дверь, после чего запись прерывается)...

 
   - Подкованные сапоги... - почти без выражения произнес кодовую фразу Велталь, предварительно постучав в дверь. Я соскочил с кровати, не глядя, щелкнув переключатель на передней панели видеофона, на который уже более года надиктовывал дневник, выключил запись. Фиолетовый индикатор дрогнул и потускнел. Натянув на себя верхнюю часть униформы академии, запутавшись на некоторое время с брюками, я прошел к двери, неохотно, лишь для того, чтобы убедиться сколько человек пришло, задержал взгляд у дверного глазка.
   Последовал звук открывающегося замка.
   - Ты чего так долго? - таинственно спросил Велт, осматриваясь, не спрятал ли я за это время того, из-за кого замешкался, после чего все трое стоявших за дверью людей перешли через порог. Несколько разочаровавшись в том, что никого не нашел, Велт продолжил, – Опять сам с собой разговаривал?
   - Как видишь... Я думал, Лара тоже прийдет и поэтому, чтобы не падать в грязь лицом, накинул на себя немного одежды. Кстате, а где она?
   Вопрос был адресован прежде всего Виктору Святославцеву, зашедшему в комнату вторым. Пожалуй, всем было известно о романе Святославцева и Антоновой, хотя ни он, ни она не делали каких-либо официальных заявлений на этот счет, и, находясь в стенах академии, предпочитали строить из себя малознакомых людей, случайно попавших в одну и ту же группу академии под именем А6-132 шесть лет тому назад... Но, не смотря на их старания, на то, что при Викторе или Ларе эта тема вообще не поднималась, считаясь закрытой, те кто составлял студенческий костяк группы А6-132 так или иначе были проинформированны по этому поводу...
   - Что-то с ее младшей сестрой Натальей, - ответил Виктор, выдержав паузу, давая пройти внутрь комнаты девушке по прозвищу Deadeye, непонятно как попавшей на наше необычное собрание.
   - Случилось что-нибудь? - задал я ему вопрос, то ли из вежливости, то ли из интереса, так как какое-то время много, даже больше чем с ее старшей сестрой, имел удовольствие общаться.
   - Ничего серьезного, - чинно ответил Виктор, - Кажется, какие-то проблемы с ее университетом...
   - Да, - подхватил я, - девушка прогуливает слишком много занятий... - это легко вписывалось в ее мировозрение, особенно учитывая ее вспыльчивый характер...        
   Этой репликой я закрыл "запретную" в нашем обществе тему - Велт и так уже искоса смотрел на меня из-за спины Виктора, делая знаки прекращать бессмысленные никому не нужные отступления от главной темы, собравшей их, четверых выпускников 54-го года, в одной крохатной комнате общежития...
   Убедившись, что все удобно располжились – Велталь на кушетке, на которой я совсем недавно лежа надиктовывал очередную страницу дневника, Виктор, строго сложив ладони, прямо сидел за письменным столом у окна, мрачно-готическая молчаливая Deadeye расположилась в дальнем углу, полусидя на полу, - я, осмотрев коридор на наличие людей, которые могут случайно услышать нашу беседу, и убедившись, что таковых нет, захлопнув дверь, запер ее на ключ, после чего, подтянув свободный стул, сел напротив остальных. Все молчали, как будто, великие стратеги, забыли цель собравшую нас. Очевидно, право первого слова было негласно оставлено за мной, а остальные лишь ждали, когда же я воспользуюсь им. Но начал я не в тему - меня в первую очередь почему-то волновало нахождение здесь, сейчас, в моей комнате странной девушки Deadeye, настоящего имени которой не знала, наверное, даже она сама. Вечно в черном, с пустым отсутствующим взглядом, словно черно-пустая изнутри, как в тот момент, так и на протяжении шести предыдущих лет она не вписывалась в нашу или какую-либо другую компанинию, и не пыталась как-либо этому содействовать или противостоять, вечно одинокая, повернутая на самой себе. Именно поэтому, и это было логично, ее нахождение в моей комнате(где она в действительности ни раньше, ни позже никогда более не была) наталкивали на определенные сомнения, которые я тут же и высказал:
   - Мисс "Мертвый Глаз", а что вас сюда привело?
   Она окатила меня мертвым взглядом, от которого становилось как-то не по себе, после чего, начиная перебирать пальцами складки юбки длинного черного как смоль платья, выговорила наигранно мрачным голосом(которым правда уже никого не могла удивить, если, конечно, вообще стремилась к этому):
   - А разве вас сюда привело не желание мести?
   Она попала в точку: именно для этого мы и собрались тем дивным утром...