[328x698]
Глава 2. Коричневый
Я пропустила один день, но не думаю, что ему будет интересно о нём читать. Всё было слишком нормально. Хотя, теперь я точно знаю, что люблю мяту и лайм. И, соответственно, махито.
А ещё я снова играла, только роль была мне самой непонятна. Что-то, напоминающее капризную подружку какого-то богача. Неприято, но забавно.
Из крайности в крайность, лишь бы на несколько мгновений забыть об апатии и красном цвете. Вдыхать винный пар из кальяна и выпускать его через нос, почти ничего не чувствуя...

А сегодня я снова бросила взгляд на его карандаши и достала новый, коричневый. Хотя он всёравно с красноватым оттенком. Может, напоминает мне, что я так и не «добила» кроваво-красный, не оставила им следы на коже?

Коричневый карандаш, даже два. Оба сладкие, хрустящие, покрытые шоколадом. Парочка.
Я разгрызаю их кости, чувствуя, как во рту становится сладко. Так хочется, чтобы хоть что-то хрустело на зубах, будто моля о пощаде. Пускай даже это простой шоколад «Твикс». Мои хищные наклонности всё равно удовлетворены.
Тело распарено после бани, и теперь я даже отчётливее чувствую холод. Руки замёрзли, и я промахиваюсь мимо клавиш.

Как жаль, но я не попадаю в ритм,
Как жаль, но я опять ошиблась с ролью.
Как жаль, что счастья устаревший гимн
Был скрыт под незнакомым мне паролем.

Я думаю дрянными стихами, но ничего не могу поделать. Я знаю, он будет читать их в слух, и уловит ритм, которому подчиняется сердце.

А, кстати, сегодня я болтала со сверчком. Он живёт в парилке, под полом, и иногда даёт концерты на своей старой скрипке. Если честно, сначала мы немного повздорили – я сказала, что меня раздражает его игра, и лучше бы он заткнулся. Сверчок замолчал и надулся, как воздушный шарик. А потом ещё, как мне показалось, вылез из своего дома и погрозил мне кулачком.
А потом мне стало так тихо, да, именно тихо, что я перед ним извинилась. Он простил меня не сразу, но желание играть оказалось сильнее обиды. Пара трелей, и мне стало чуточку легче. Неприятно пахло сгоревшем на камнях листком, но пока играл Маэстро, этот трупный запах меня ничуть не раздражал.

Я сижу, и жую свои коричневые карандаши, а потом шоколадом рисую на руке свое имя. Или не свое?

В сумраке тёплом, остром,
Как в шоколадной реке,
Я мучаюсь старым вопросом,
И что-то пишу на руке.

Я краску слизала с кожи,
Почувствовав в сладости соль,
И в зеркале две моих рожи
Смеются, не чувствуя боль.

Я заметила, что дома зеркала меня очень любят. И отражение больше не чувствует себя обиженным – дома оно уверенно в себе, и в том, что красиво. Оно шепчет мне: «Всё будет хорошо», и я по неволе заражаюсь его уверенностью.

Не спрашивайте меня, не жалейте. Мне, может, куда легче, чем вам. Ведь вокруг столько существ, с которыми можно пообщаться.
Хотя сейчас я хотела бы повторить прошлую ошибку и написать крупными буквами всего шесть букв. Но...я ведь знала, что так всё и закончится.
Надо, надо отвлечься...Надо что-то почитать, о чём-то написать, поговорить о глупых вещах, вроде пользы овощей и вчерашней прогулке с приятелями.

Как жаль, что только ты понимаешь все мои роли и можешь видеть меня настоящую, заключенную в зеркальном кубе. Дай-ка мне ещё один карандаш, мне так хочется сладенького.