-Тик-так-тик-так…..-стрекотал ненавистный будильник.
Я открыла глаза. Комната была заполнена ясным солнечным светом, немного рябило в глазах от такой яркости. Я сразу забываю, то, что мне снилось, но почему-то, в глазах стояли слезы. Будильник продолжал стрекотать, а в моем теле как-будто не осталось сил, чтоб поднять руку и выключить это дьявольское устройство.
День.
Я учусь в школе, последний класс. Прикрыв большую часть своего тела мешковатой одеждой, я прячусь за стопками учебников и тетрадей. Страх. От чего? Сама не знаю. На уроки я прихожу к концу перемены, моя парта самая близкая к выходу, сижу одна. Иногда, мне кажется, что меня вообще нет. Я – никто. Невидимка. На уроках меня редко спрашивают, учителя вечно отмечают в колонке «не присутствует на уроке», ну да ладно, я не жалуюсь. Я не жалуюсь…
Конец занятий, я медленно, не спеша иду в раздевалку, мне так страшно, что кто-нибудь меня заметит, увидит, вычислит. У меня вечное чувство вины, а за что? Не помню. Меня сторонятся случайные ребята в коридоре, как будто я прокаженная. Я осторожно беру с крючка свою куртку и направляюсь на выход, дорогу мне преграждают две мои одноклассницы. Честное слово, на вид – дешевые шлюхи, плохо прокрашенные волосы в белый цвет, который у корней отдает желтизной. Штанишки, которые кажутся на 2-3 размера нужного с нелепой стразовой нашивкой «D&G» и сумками, забитые не учебниками, а дешевыми тональными и прочей косметикой. Они убоги, но я их боюсь.
- Куда направляешься, маленькая мразь? – обратилась одна из них ко мне.
Я молчу, я стараюсь делать вид, что это не ко мне, меня нет – я невидимка. Их это раздражает, они отпихивают меня в угол и тянут за волосы вверх.
- Ты глухая, или притворяешься? А, тупорылая? – подхватывает вторая.
За что они так?... Я не знаю, не хочу помнить.
- Маленькая девочка осталась одна – передразнивая голос нашего классного руководителя продолжила первая. – Что, думаешь теперь особенная? Думаешь раз такое случилось, можешь рассчитывать на чье-то внимание?!
Я уже не слышу их, хотя безумно болит голова, они продолжают кричать, бить меня… В глазах темнеет. Последняя мысль: «за что? Мне и так уже вырезали сердце»… и тьма, прекрасная тьма убаюкивает меня.
Просыпаюсь я от резкого режущего запаха. Пытаюсь открыть глаза, получается открыть только один – другой заплыл от синяка. Кое-как связав сознание с реальностью я понимаю, что сижу в мед кабинете. На меня внимательно и сочувственно смотрит мед сестра.
- За что они тебя так?
Я только пожимаю плечами.
- А как ты после……?
Не хотя выслушивать предложение до конца я вырываюсь из ее нежных объятий и прихрамывая бегу домой. По дороге мне опять слышатся угрозы, смешки… Из носа течет кровь, но я не могу остановится я бегу до самого дома. Только закрыв за собой дверь, я могу произнести тихий сдавленный хрип – полный боли и унижения… А потом слезы, они обжигают ссадины на лице, они сжигают раны на руках, не в силах себя удержать я начинаю кричать:
-ЗА ЧТО????!!!! ЗА ЧТО????!!!
Послышался скрип, я вжалась в угол. Из-за двери пошатываясь вышла мать – сигарета в зубах, в руках полупустая бутылка водки.
- За что? За то, что ты тварь! – размахиваясь бутылкой, она нацелила ее на меня, но промахнулась.
Вслед за этим у нее подкосились ноги и она упала, горька плача, втягивая в себя горький дым сигарет.
- Мама, мамочка… - я попыталась ее приобнять, но она лишь отмахивалась, посылая меня куда подальше. – Мам, я правда не виновата…. Мам прости меня…
- Да иди ты. Мелкая дура-ра-ра…. – захлебывалась она.
Я оставила ее. Вошла в свою комнату, посмотрела в зеркало. Лицо в небольших кровоподтеках, фингал на левом глазу, спутанные темные от крови волосы.
- Я совершенство – с чего-то шепчу себе я.
Больно двигаться, тело сковывает отвратительная боль. Боль от всего, от этого существования, от чужого отношения, от собственной себя. Боль от того, что рядом нет отца. Утонул, спасая меня. Глупую-глупую девочку.
- Пап, неужели ты спасал меня ради этого? – все так же в пустоту обращалась я.
Вой матери утих и я вышла к ней, обняла, поцеловала ее ужасно постаревшее лицо, пыталась дотащить до кровати – не получилось. Укрыла ее одеялом, поцеловала в лоб и снова горько заплакала.
Ночь.
Горсточка таблеток – для того, чтобы уснуть, другая горсть – чтоб прожить следующий день. Завтра я стану лучше.
Нет. НЕТ! Не могу, меня срывает и я опять корябую себе руки лезвием – боль облегчает. Но мне уже ничего не поможет…
«Нет, надо терпеть, надо терпеть.» - повторяю я, как молитву, хотя уже устала во что либо верить. Ничто не станет лучше, а я так же буду гнить в упреках и отчаянии матери. Но эти мысли я стараюсь поглубже опустить в себя.
Утро.
Очередное. Больно. Никуда не хочу. Не могу.
Утро.
Боль. Идите все к черту!
Утро.
Надоело. Я резко выключаю будильник и иду в ванную, я боюсь воды, но в этот раз я уверенно включаю кран и набираю горячую ванную. Отмываюсь, вся вода в грязи и крови. Вытираю недавние шрамы. Матери нет дома. Не знаю где она, надоело. Я беру ее косметику и аккуратно наношу на лицо. Я делаю себе красивый вечерний макияж, укладываю волосы, надеваю платье, которое… которое подарил отец, с трудом справляясь с болью, я надеваю высокие каблуки и стараюсь не думать.
- ты прекрасна…ты прекрасна…-шепчу себе я.
В сумку я кладу лишь одну вещь – большой кухонный нож.
Я смешно смотрюсь, такая исхудавшая, с остатками синяка на левом глазу, вся в порезах и ссадинах, с безумным блеском в глазах, с неестественной улыбкой на лице.
В школе меня встречают с испугом, многие просто отходят в сторону, а я знаю к кому мне идти, я уже чувствую запах этих шлюх, кислый, как плесень. Я вижу их непрокрашенные корни и убыстряю шаг. Одна поворачивается и уже пытается что-то сказать мне, ехидно улыбаясь, но не успевает, в ее горле уже торчит мой нож. Другая в шоке, но через секунду начинает истошно орать. Я хватаю ее за волосы и начинаю бить по лицу.
- Да сука, я особенная, у меня нет отца! НЕТ ОТЦА У МЕНЯ, СЛЫШАШЬ ТВАРЬ? Хочешь поменяться местами??!! – я бью ее до тех пор пока на лице не остается кровавое месиво.
Все кто был рядом разбежились. А я сижу и улыбаюсь. Ко мне кто-то подбегает, одергивает меня за руки, что-то спрашивает… Мне все равно. Надоело.
Третья горсть таблеток – папа, я иду к тебе.