Александр Блок 31 декабря 1900 г.
И ты, мой юный, мой печальный,
Уходишь прчь!
Привет тебе, привет прощальный
Шлю в эту ночь.
И я все тот же гость усталый
Земли чужой
Бреду, как путник запоздалый,
За красотой.
Она и блещет и смеется,
А мне -одно:
Боюсь, что в кубке расплеснется
Мое вино.
А между тем-кругом молчанье,
Мой кубок пуст.
И смерти раннее призванье
Не сходит с уст.
И ты, мой юный, вечной тайной
Отходишь прочь.
Я за тобою, гость случайный,
Как прежде-в ночь.
Пейзаж "Перед бурей" Константин Сомов написал в 1900 году. В настоящее время картина хранится в Кировском художественном музее им. В.М. и А.М. Васнецовых, Киров.
Эмиль Верхарн Избранное стихов Избранное. Сборник/сост.М.А.Мыслякова М.Радуга, 1984 г.(На французских и русских переводах) Бычков М.Н.
И, шум услышав небывалый, Усталыйпутник различит, Как сердце дьявола в груди стучит
"Остров любви в графском парке".Это произведение написано Константином Сомовым в 1900 году.
К.Сомов принял заказ на портрет и обложку сборника лирических драм. Художник уловил в нем важную грань сложной натуры поэта-отрешенность,"недвижность черт",маску,которой он заслонял себя, особенно когда читал стихи.
Но он бывал в доме Блока, не только когда рисовал его, но и просто в гостях.
Понимание масштаба личности Блока проявилось в том, каким Сомов изобразил его.Прортрет не всем нравился, разонравился потом и поэту.Преждевременная смерть Блока взволнавала Сомова, и он прошел проститься с ним, хотя много лет они уже не общались
Лирическая душа Блока. Аналитический, сдержанный склад души художника ?Чужеродным было безоглядное поклонение России и "скифство" поэта.
Портрет А.А. Блока .1907 г.
Блок скончался в 7 августа 21 году
Сомов скончался 8 мая 1939 года. Во Франции было неспокойно:все чаще возникали разговоры о возможной войне.И в отношении войны и в тоношении своего здоровья дневниковые записи становились более тревожными
Разным был взгляд Сомова и Блока на Октябрьские события.Сомов отверг поэму "Двенадцать"
Картина "Усталый путник" хранится в собрании Б. Снежковского (Париж)В этой вещи, относящейся к последнему, парижскому периоду жизни, К. Сомову удалось достичь высокого мастерства и качества живописи.Эта работа проникнута спокойствием и умиротворенностью.
К галантному жанру относится станковая картина "Вечер" (1902). Это фантастический пейзаж, в котором живут сочиненные им персонажи. Он пронизан недосказанностью, таинственностью. Здесь придуманный пейзаж с ровными рядами боскетов,
пышная зелень -все это кажется театральной декорацией, на фоне которой хрупкие фигуры персонажей. в изысканных нарядах, кажутся застывшими .Фигура стоящей дамы изображена в традиционной позе репрезентативного парадного портрета ХYIII века .
Фигура второй дамы и "пажа" выглядят более безжизненными, чемфигура бронзоврго Вакха в прсвете левой арки трельяжа.Ноту настольгической грусти вносит нежный вечерний свет. В его молчаливых, лишенных действия картинах жизнь людей обладает неизьясниой тайной, гармонией и красотой. Противопостовление живого,кажущегося мертвым, и наоборот, придающие работам некоторую мистичность характерная черта многих произведений художника.К более ранним работам художника относится акварель "В боскете"(1899).
Здесь тяжелая густая темная зелень выглядит ковровым покрытием в котором вырезаны три одинаовые арки. В центре нам словно позируют дама с кавалером. В левой арки изображена удаляющаяся фигура молодой
женщины с собакой -ее фигуру уровновешивает бронзовая фигура выкха , которая кажется ожившей и наигрывающей свою вечную мелодию. Все пройдет, все уйдут -он все будет играть на свой волшебной флейте.
К одной из самых загадочных работ художника относится его картина "Волшебство" (1898-1902).Начало работы над волшебством относится ко времени первого пребывания Сомова
в Париже, куда он был приглашен супругами Бенуа. Работа над гуашью длилась четыре года . Отсюда ее продуманность и уравновешанность в сочетании с чисто сомовской изысканностью. Художник гармонично
уравновесил округлое очертание зеркала -символ самопознания, в котором словно из искр пламени рождается волшебство любви, жизни, мироздания-кто как понимает, также плавных загадочной дамы, держащей зеркало над
головой и ее округлой пышной юбки и кубов уходящих в глубину боскетов. Такова была еще одна характерная особенность прерафаэлитов - скрупулезная проработка мельчайших деталей, из-за чего на создание каждого полотна уходила бездна времени.
Именно это и роднит Сомова с прерафаэлитами. Достоверность, отчётливость, ясность понимания и бездна времени на содание каждой работы.
Зеркало в эпоху модерна мыслится как код-символ, вскрывающий смысл извечных оппозиций: жизнь -- искусство, природа --
искусство, человек и его "двойник" в искусстве. Притом акцент делается на деформации "отраженного": жизнь, претворяясь в искусстве, получает недостающие ей краски; природа не модель для художника, и ее отражение должно быть весьма далеким от оригинала; и образ человека, попадая в "раму" искусства, спешит изменить свой лик:
надеть маску, либо предстать "обнаженно" разъятым, как это будет в искусстве XX века. Полотно «Зеркало Венеры» (1898 г.)-яркий пример зрелого творчества художника Берн-Джонс. Прекрасные девушки в одеждах, почти античных, глядят в ровное зеркало пруда, на своё столь же
прекрасное отражение. Для произведений Бёрн-Джонса характерна стилизация и тяготение к орнаментальности.
Для Сомова в мире, отраженном в зеркале, таится это магическое единство сокрытия и обнажения потаенного.Не случайно
тему зеркала использовал в своем творчестве О. Уайльд."Думается, вот здесь, в этой фантастической декорации,наполненной благоуханием драгоценных ароматов, родилось искусство
Сомова, отсюда оно призвано колдовать мир" Сегрей Эрнст.К.А.Сомов издание Общины Св.Евгении.С.-Петербург 1918.г., стр.30. Спустя год К.Сомов создаст работу не менее загадочную и мистичную -это
"Эхо прошедшего времени" (1903). Хрупкая, словно балерина, дама в белом воздушном платье кажется похожей на призрак в окружении рассеянного мрака комнаты. Ее застывшие черты лица , холодные глаза -прямо смотрящие на зрителя, улыка
-все это более напоминает маску. Фигура словно вынесена вперед и существует отделно от затемненного интерьера старинного особняка с верандой, выходящей в зелень сада. Стремление сделать содержание
произведения неоднозначным-задача художника тонкой душевной организации.
С годами творчество Сомова развивается в сторону все большей декоративности и утонченности.Композиции его произведений становятся все более определенными, более сконструированными.
Произведения "галантного жанра" развиваются в сторону все более декоративного пейзажа, в котором помещены стафажные фигурки, играющие в любовь.Если раньше фигуры его произведений находились
строго по центру, то теперь они словно растворены в пейзаже, который перестает играть второстепенную роль. К подобным произведениям относится "Осмеянный поцелуй" (1908 г.)Яркий акцент радуги
делает картину еще более декоративной. "Пьеро и дама"1910 г. Чувственный эротизм картины будит эмоции, создает ощущение глубокой вовлеченности. Изображение радости и удовольствий словно оттеняется фоном потерь и разочарований.
"Арлекин и дама" 1912 г.Театральность сюжета создает ощущение ирреальности, сказочности. Легкая ирония, статика персонажей образуют пространство фантазии, мечты, неподдельного интереса и обаяния.
"Молодая девушка в красном платье"или девушка с письмом Константин Сомов написал в 1912 году. Сейчас картина хранится в Государственной Третьяковской галерее, Москва. "Купальщицы на солнце".Эту картину Константин Сомов написал в 1930 году, проживая во Франции. Сейчас данное произведение находится в музее Ашмолеан, Оксфорд.
Произведения великих гравёров XVIII столетия создавались по заказам богатых ценителей эротического искусства. Это были журналы с превосходно выполненными по мастерству и печати гравюрами, и
зданные анонимными издателями, и всегда чрезвычайно высоко ценившиеся коллекционерами гравюр во всем мире. Стоимость этих изданий и их редкость, делали их недоступными для большинства
коллекционеров и любителей эротического искусства.
Мирискуссники» стремились объединить вокруг себя все, что было яркого, талантливого, молодого в русском искусстве. Художники Константин Сомов, Лев Бакст, Евгений Лансере, Константин Коровин, Валентин Серов, Михаил Врубель стали участниками творческого объединения. Все они необычайно тонко чувствовали и любили Петербург, его прошлое. А. Бенуа писал: «Вообще во всем Петербурге царит изумительно глубокая и чудесная музыкальность».
Муравьева И. А. Век модерна: Панорама столичной жизни. Т. 1. – СПб., Изд. «Пушкинского фонда», 2001, с. 217.
В ранних работах - и театральных, и станковых - Сапунов предстает художником "жаждущего красоты поколения" (слова С.Дягилева). Его искусство в этот период близко эстетическим принципам "Мира искусства". Многие его произведения первой половины 1900-х годов созданы на основе именно этих принципов. Среди сапуновских работ такого рода можно отметить стилизованный под XVIII век "Портрет актрисы Андреевой" (С.-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства), близкие по манере к стилизациям Константина Сомова "В парке. Влюбленные" (ГРМ), "Арлекин и дама" (частное собрание, С.-Петербург)
Одновременно в творчестве Сапунова формируются качества, присущие символистской эстетике, - пластика изобразительного искусства все более направляется на выражение нематериальных категорий - эмоций, ощущений, настроений, чувств - и ориентируется на музыку.
«Книга Маркизы», оформленная замечательным художником Константином Андреевичем Сомовым (1869-1939), по праву считается одной из вершин русской книжной графики. Выдающийся библиофил Эрих Фёдорович Голлербах (1895-1942) писал о ней: «Здесь, как в некоем фокусе, сосредоточился и утончённый ретроспективнзм и модный; эротизм эстетического мировосприятия, отразился мечтательный культ XVIII века, с его очаровательным бесстыдством, фривольностью и напряжённой чувственностью. В смысле художественной идеологии в этой книге нет никакого движения вперёд, никакого искания, но она бесспорно замечательна сама по себе, «как вещь». Вся проникнутая духом «мелочей прекрасных и воздушных, любви ночей, то нежащих, то душных», она строго выдержана в одном графическом стиле, в единой изобразительной гармонии. В графическом творчестве Сомова эта книга является высшим достижением. В истории русских иллюстрированных изданий она, по праву, может занять одно из первых мест». Впервые книга увидела свет в 1907 году в Мюнхене в издательстве Вебера на немецком языке. Эту небольшую хрестоматию эротической литературы «галантного века» составил Франц Бляй. Из 31 рисунка, выполненного к ней Сомовым, германская цензура пропустила тогда только 6 иллюстраций и 6 виньеток, изъяв всё то, что, по мнению цензоров, нарушало нормы общественной морали. Через 8 лет Сомов вернулся к этому замыслу… Сомов решил печатать заново составленную и проиллюстрированную им «Книгу Маркизы» в известном петербургском
издательстве «Товарищество Р.Голике и А.Вильборг» Обновленная антология выросла более чем в двое: в неё вошли отрывки произведений Вольтера, Кребийона-сына, Парни, фрагменты «Опасных связей» Шодерло де Лакло, отдельные эпизоды «Записок» Казановы. Макет нового издания составили 204 щедро проиллюстрированные страницы французского текста и 24 иллюстрации на отдельных листах. Один из множества парадоксов истории: эта «архибуржуазная» (по определению Э.Ф. Голлербаха) книга появилась летом — осенью 1918 года в революционном Петрограде, в уже национализированном издательстве, о чём Сомов писал в дневнике: «Голике реквизирован, но «Le Livre» выйдет без задержки». Известны три основных её варианта: на обычной бумаге, в издательском шёлковом переплёте; на бумаге верже ручной отливки в мягкой обложке; на голландской бумаге высшего качества с литым краем в издательском шёлковом переплёте, в картонном футляре. Их общий тираж составили тогда 800 экземпляров.
Однако полгода спустя произошло событие ещё более невероятное: в том же издательстве появился расширенный вариант сомовской «Книги Маркизы», который ныне известен библиофилам как «Большая Маркиза». Отпечатанная тиражом 50 экземпляров, она имела на 60 страниц текста больше (причём помимо отрывков из эротической поэзии и прозы в этот раздел вошли скатологические анекдоты), а также новые заставки и листовые иллюстрации, являющиеся фривольными вариациями иллюстраций, уже использованных художником в первой части. На титульном листе местом издания значилась Венеция: ведь Петербург чуть ли не с момента основания называли «северной Венецией». Историк русской графики А.А. Сидоров писал о «Большой Маркизе», что в ней «художник позволил себе как будто всё, от чего воздерживалось русское искусство». «Большая Маркиза» всегда считалась на книжном рынке редкостью. В наши дни она практически ненаходима.
Обычно утверждают, что узкая специализация появилась в ХХ веке, но в области изобразительного искусства художественные и жанровые пристрастия обособились раньше: Иван Константинович Айвазовский (1817—1900) изображал море, то есть был художником-маринистом, Иван Иванович Шишкин (1832—1898) предпочитал пейзажи, преимущественно лесные, а Орест Адамович Кипренский (1782—1836) прежде всего был портретистом. Константин Андреевич Сомов успешно работал во многих жанрах. Конечно, был он портретистом милостию божией, но с равным мастерством писал пейзажи, занимался малыми формами скульптуры, фарфором и, конечно же, работал в области книжной графики. Иллюстраторами и оформителями книги были почти все художники объединения «Мир искусства» — и Александр Бенуа, и Лев Бакст, и Мстислав Добужинский, и Дмитрий Митрохин... Серая повседневность бытия стала их заклятым врагом, и они стремились обогатить привычные будни яркими красками и необычными формами. В рамках нового декоративно-прикладного искусства важное место было отведено книге, а точнее, печатному слову, ибо мирискусники с равным успехом работали в журналах и газетах, а также в различных малых формах — таких, например, как оформление меню или театральных программ.
Соглашаясь с чеховским героем, что «в человеке все должно быть прекрасно…», мирискусники полагали, что прекрасными обязаны быть и окружающие человека вещи, и интерьеры. Говоря же о книге, они могли бы перефразировать чеховское высказывание таким образом: «В книге все должно быть прекрасно — и шрифт, и переплет, и орнаментика, и иллюстрации!» Константин Сомов исповедовал эту истину на протяжении всей жизни — до последнего вздоха. Его стараниями был заложен, пожалуй, самый весомый камень в величественное здание, которое именуется искусством книги ХХ столетия.
С самого раннего детства Сомова окружало поклонение и служение музам. Отец, Андрей Иванович, по образованию математик, занимался историей искусства, редактировал «Вестник изящных искусств», собрал неплохую коллекцию рисунков и гравюр. Мать художника, Надежда Константиновна, отлично музицировала и превосходно пела. Стены родительского дома были увешаны картинами прославленных художников, среди которых был и превосходный портрет балерины Е.С.Семеновой работы Ореста Кипренского.
Рисовать Константин начал лет шести от роду. Пристрастие это получило огранку на уроках рисования в петербургской гимназии Карла Ивановича Мая. Здесь же Сомов на всю жизнь подружился с Бенуа, Нувелем и Философовым, которые впоследствии и создали объединение «Мир искусства». А затем была Академия художеств, проклинаемая и презираемая за «упадочный академизм», но все же сумевшая привить своим школярам блестящую технику и профессионализм.
Трудный хлеб постижения искусства, как это ни странно, сочетался с увлечением спиритизмом — это была своего рода дань моде. Александр Бенуа впоследствии вспоминал о своем увлечении «блюдечной ворожбой» и о посещении спиритических сеансов «в компании с Сашей и Костей Сомовыми». Он не без иронии рассказывал, что «ответы через блюдечко бывали иногда поразительны по остроумию и по глубине, однако и эти умные речи внезапно сменялись дикими шутками, а то и просто ругательствами, причем дух высказывал особую склонность к порнографии». Не в те ли юношеские годы зародился интерес Константина Сомова к эротике, столь свойственной его творчеству?
Объединяла Константина Сомова и Александра Бенуа и страсть к театру, а особенно к опере, которую они регулярно и восторженно посещали. Они увлекались П.И.Чайковским и с нетерпением ждали премьеры каждого нового его произведения. В России воспитанникам гимназии Мая было тесно. «Нас инстинктивно тянуло уйти от отсталости российской художественной жизни, — вспоминал впоследствии А.Н.Бенуа, — избавиться от нашего провинциализма и приблизиться к культурному Западу, к чисто художественным исканиям иностранных школ, подальше от литературщины, от тенденциозности передвижников...». Слово «космополитизм» в ту пору имело положительное звучание. Границы империи были прозрачными — имелись бы средства! А родители Константина Сомова были состоятельными людьми.
Восьмилетним мальчиком Костя впервые увидел Париж, 11 лет от роду побывал в Вене, а в 20 лет путешествовал по Германии, Швейцарии, Италии. Юношей неоднократно подолгу жил в Париже. В ту пору он установил связи с зарубежными издательствами и журналами, с которыми он удачно и активно сотрудничал.
У многих членов «Мира искусства» откровенное западничество успешно сочеталось с интересом к русской старине. У Сомова же такого интереса не было — он стал проводником западных форм и сюжетов в отечественном искусстве и тем самым, несомненно, обогатил российскую художественно-культурную жизнь. Портреты его глубоко интернациональны.
В России воспитанникам гимназии Мая было тесно. «Нас инстинктивно тянуло уйти от отсталости российской художественной жизни, — вспоминал впоследствии А.Н.Бенуа, — избавиться от нашего провинциализма и приблизиться к культурному Западу, к чисто художественным исканиям иностранных школ, подальше от литературщины, от тенденциозности передвижников...». Слово «космополитизм» в ту пору имело положительное звучание. Границы империи были прозрачными — имелись бы средства! А родители Константина Сомова были состоятельными людьми.
Восьмилетним мальчиком Костя впервые увидел Париж, 11 лет от роду побывал в Вене, а в 20 лет путешествовал по Германии, Швейцарии, Италии. Юношей неоднократно подолгу жил в Париже. В ту пору он установил связи с зарубежными издательствами и журналами, с которыми он удачно и активно сотрудничал.
У многих членов «Мира искусства» откровенное западничество успешно сочеталось с интересом к русской старине. У Сомова же такого интереса не было — он стал проводником западных форм и сюжетов в отечественном искусстве и тем самым, несомненно, обогатил российскую художественно-культурную жизнь. Портреты его глубоко интернациональны.
До сих пор мы говорили о стилизации, но применить это слово к иллюстрациям для "Книги маркизы" просто язык не поворачивается. Для Сомова это была сама жизнь, ибо жил он скорее в галантном XVIII веке, чем в ХХ, в котором пребывало его бренное тело. Сомов вернулся к своему замыслу через несколько лет. 20 ноября 1915 года он записал в дневнике, который регулярно вел: "В 5 часов был в типографии "Унион" для переговоров с Грюнбергом, слышавшим о моем желании переиздать "Книгу маркизы" и нашедшим мне издателя, согласного ассигновать не менее 5 тысяч на частное издание в количестве 25 экземпляров. Это предложение мне очень соблазнительно. По моему плану, весь текст будет новый и будет печататься на тех языках, на которых вещи написаны. Подбор будет очень интересный, войдут все эротические листы, к ним я прибавлю несколько новых виньеток, 4 приложения будут раскрашены от руки тщательно в каждом экземпляре. Копия с моей раскраски. Бумага, переплет и все прочее очень прекрасны". Работа эта, ставшая знаковой в творчестве Сомова, продолжалась и в следующие годы. В дневнике художника есть множество упоминаний о ней. "Просматривал Парни с целью взять в мою книжку", — записывает он 15 декабря 1915 г. (французский поэт Эварист-Дезире Парни (1753-1814) был признанным мастером эротического жанра). "С утра сел за работу, — пишет Сомов 2 января 1916 года, — делал две вещи, в третий раз начал делать любовников... Потом начал другую композицию: "Маркизу и Пьеро". Рисовал весь день до 10 часов вечера". Техника была различной — и раскрашенные акварелью штриховые рисунки, и ставший привычным для Сомова черно-белый силуэт.
Однако переговоры с Владимиром Юльевичем Грюнбергом ни к чему не привели, и Сомов передал составленную им заново и проиллюстрированную "Книгу маркизы" в одну из лучших типографий Санкт-Петербурга, принадлежавшую Роману Романовичу Голике и Артуру Ивановичу Вильборгу (ныне эта типография носит имя первопечатника Ивана Федорова). Технической стороной дела в типографии руководил Бруно Георгиевич Скамони, сын Георгия Скамони — изобретателя гелиографии и фотомеханического способа изготовления миниатюрных изданий. "Книга маркизы" со 204 страницами французского текста и 24 иллюстрацией на отдельных листах вышла в свет в 1918 году. Иллюстрации были и в тексте. В большинстве своем это рисунки пером, предназначенные для последующей раскраски, но некоторые картинки выполнены в технике силуэта. Штрих и силуэт иногда дополняют друг друга. Такова, в частности, иллюстрация "Маркиза с розой и обезьянкой", где силуэтное изображение маркизы помещено в декоративную, исполненную пером рамку, в картушах которой чего только нет — здесь и китайский мандарин, растопыривший руки с невозможно длинными ногтями, и цирковой акробат, опираюшийся головой на вертикально поставленный шест, и многочисленные остроклювые птицы... "Боевой восемнадцатый год" — не самое лучшее время для выпуска подобных изданий, и 9 сентября 1918 года Константин Андреевич записал в дневнике: "Голике реквизирован, но "Le Livre" выйдет без задержки". Всего напечатали 800 экземпляров. Часть тиража вышла в особом библиофильском исполнении — и с дополнительными, особо фривольными иллюстрациями. Современников они шокировали, но нам, воспитанным на вседозволенности второй половины ХХ столетия, они представляются вполне приличными.
Библиофилы за особыми экземплярами охотились. Сохранилось письмо К.А.Сомова к врачу, профессору Московского университета А.П.Ланговому, в котором художник пишет: "Многоуважаемый Алексей Петрович, сделаю все возможное от меня, чтобы и у Вас был особенный экземпляр издающейся моей книги у Голике. Прошу Вас только, если возможно, держать это мое обещание в секрете от наших общих знакомых. Мне было невозможно, если бы явились еще желающие приобрести такие экземпляры, их удовлетворить ввиду небольшого количества этого издания".
"Книга маркизы" 1918 года была задумана художником как целостное во всем произведение книжного искусства. Иллюстрации здесь тесно привязаны к тексту — детально продумана гармония текстовой полосы с украшающими ее виньетками и концовками. Иллюстрации, впрочем, могли существовать и отдельно от книги. Так, 3 сентября 1917 года Сомов писал Евгению Сергеевичу Михайлову, мужу своей сестры Анны: "Почти два месяца я красил картинки (мои оттиски к "Книге маркизы") для Брайкевича, который мне сделал этот заказ. Нарисовал их около 60 штук. Эта работа довольно легкая сравнительно, хотя иногда медленная и кропотливая. Некоторые оттиски вышли очень удачными". Одесский инженер Михаил Васильевич Брайкевич был страстным коллекционером; впоследствии в эмиграции он и материально и духовно поддерживал художника, который и скончался у него на руках. Его же коллекция сомовских работ в настоящее время хранится в Эшмолеанском музее в Оксфорде.
В области эротики "Книга маркизы" Константина Сомова была таким же прорывом, как многократно разруганный и осужденный "Любовник леди Чаттерлей" Дэвида Герберта Лоуренса (David Herbert Lawrence, 1885-1930), написанный в 1928 году, но опубликованный в полном виде много позднее. Окончательно реабилитирована эта талантливая книга была лишь в 1960 году на шумном судебном процессе. У Сомова "Книга маркизы" была возвратом к ненавязчивой и изящной фривольности французского рококо XVIII века, которая в следующем столетии была предана забвению и проклятию филистерствующими буржуазными нуворишами, а в ХХ веке подвергнута остракизму идеологическими ханжами с партбилетами, которые были, как это ни странно, их духовными наследниками. Алексей Алексеевич Сидоров в свой книге о русской графике начала ХХ века не репродуцировал ни одной иллюстрации из "Книги маркизы", по поводу которой он отметил: "Художник... позволил себе как будто все, от чего воздерживалось русское искусство". По его утверждению, русские художники "чуждались" фривольности, но Сидоров, конечно, лукавил. Теме, о которой идет речь, уделяли внимание многие, причем не был исключением и этот прославленный искусствовед, который был неплохим художником и собрал, пожалуй, лучшую в Москве коллекцию эротической графики.
"По мнению Сомова, — писал близко знавший художника искусствовед Степан Петрович Яремич, — главная сущность всего — эротизм. Поэтому и искусство немыслимо без эротической основы". Вообще же, является безусловно приемлемым все, что красиво и что соответствует эстетическим нормам. Революционные события Константин Андреевич, как и многие представители художественной интеллигенции, встретил восторженно. "За два дня столько событий, — записал он в дневнике 4 марта 1917 года. — Николай свержен, у нас будет республика. Голова идет кругом. Я так боялся, что останется династия". И все же в его высказываниях сквозила некоторая настороженность: "Много хулиганов вооруженных, кое-где стреляют, громадные хвосты на Английском за сахаром. Едут авто с красными флагами, в них оборванные люди и наполовину солдаты". В любом случае, Сомов решил оставаться нейтральным. "Лучше мне не мешаться, — писал он в своем дневнике, — и жить по-старому, как я жил". Отсидеться в сторонке, однако, не удалось. Октябрьская революция у Сомова энтузиазма не вызвала. Он лишь констатировал, записав в дневнике 25 октября 1917 года: "Сегодня победа большевиков. События". По городу распространялись слухи о разгроме Зимнего дворца, о гибели и расхищении художественных ценностей. По инициативе Александра Николаевича Бенуа группа художников и искусствоведов, в которую входил и К.А.Сомов, 3 ноября посетила Зимний дворец. "Встретили нас большевики, симпатичные и вежливые, — записал Константин Андреевич в дневнике. — Обошли с ними... весь дворец, и я видел разрушенные комнаты Александра II, Николая I, Николая II... многое поправимо".
Вскоре после Октября отношение Сомова к событиям в стране стало меняться. Одобрить закрытие многих газет и журналов, введение жесткой цензуры он не мог. С большевиками Константин Андреевич не сотрудничал, в оформлении книг для литературно-издательского отдела Наркомпроса, а затем и Государственного издательства участия не принимал. И вообще был мало активен не в пример ближайшему своему другу Александру Николаевичу Бенуа. Но в конце концов оба оказались в эмиграции. В декабре 1923 года Константин Андреевич Сомов уехал в Америку с выставкой русского искусства и в СССР больше не вернулся. Жил в Нью-Йорке, сблизился с великим композитором Сергеем Рахманиновым, создал его портрет. "Вышел он у меня грустным демоном, — писал Сомов сестре. — сходство внешнее не разительно, по-моему, но все говорят, что я изобразил его душу. Сделан он в два тона и не в силу, а бледно-серебристо". Последние годы жизни К.А.Сомов провел в Париже. Занимался и книжной графикой, в частности иллюстрировал такие книги, как "Манон Леско" аббата Антуана Франсуа Прево (1926), "Дафнис и Хлоя" древнегреческого писателя Лонга (1930) и "Опасные связи" Шодерло де Лакло (1934), но далеко не все эти работы увидели свет. Умер Константин Андреевич Сомов 6 мая 1939 года. Лучшее из созданного им живет и сегодня. А на последок приведем слова К.А.Сомова, написанные в 1905 году: "Всякому народу дано родиться, жить и умирать, наш же многомиллионный народ еще ведь в колыбели, и ему суждено зацвесть пышным цветком — в этом я уверен!" Будем надеяться и ждать!