Это цитата сообщения
мальчик_в_розовом Оригинальное сообщениеглава
глава
Холодный диван казался мне одиноким и злым охранником, который не пускает в сон. Легкий душ не помог. Хотелось, чтобы кто-то обнял меня. Чтобы кто-то и в самом деле защищал от всего мира. Обычно, люди хотят поплакаться в таких ситуациях. Но, плакаться как-то не хочется, и это тоже свойственно людям. Грамотный психолог бы сказал, что у меня проблемы. Но, как будущий грамотный психолог, я знаю, что это очередная психологическая дебря, которую легко пройти, но… но для этого нужно время. Для этого нужно найти силы, а в виду того, что у меня сработал механизм защиты, и включилась гипер… «господи как же она называется? – подумал я, - сколько же еще дебрей психологической пучины я должен пройти, чтобы запомнить все названия и все механизмы нашей сложной, как считают главные, самой сложной психики?»
Потом я подумал о друзьях. «Друзья, друзья, а что друзья? Ну, это же не честно грузить их тем, что собственно говоря, относится только к моей глупости. У них же есть свои собственные проблемы – может быть, это просто я вспоминаю текст из книги «хелперы» и помощь после стресса, (втиснулось в мое размышление о друзьях) – собственные, которые не имеют предпочтения перед чужими, в моем случае моим. Я не имею права грузить их, ну, могу конечно, только зачем? Я же не приду и не скажу, что б\ф меня обидел. Да, я же не приду к Веронике, не скажу, с гандоном все покончено, мама оказалась права и вообще, мне плохо. Почему мне плохо? Спросит она, возможно. А что мне ответить? Что мне плохо в принципе и «гондон» в этом мало повинен. Я злюсь на себя. А говорить о злости на себя не хочется в двойне. Все они, все ухитрились просчитать, что примерно так и получилось. Но мало кто знает, что этот «гондон» поднял на меня руку. И если даже сравнивать его с гопником, который хотел и скорее всего, хочет до сих пор «переправить» всех геев на свете, не смог поднять на меня руку, хотя я ему, по большому счету – никто. А друзья, а что мне сделают друзья? Просто будут знать о моих проблемах, так они и так их знают. И вообще, у каждого должен быть личный психолог, тогда люди выйдут на другой уровень общения. Возможно, более высокий – подумал я засыпая, но потом я снова вернулся к своим друзьям: - Друзья они и так напряжены… У кого дети, у кого супруги-дети, у кого-то умирает бабушка или родители… и никому из них не легче и не лучше. И врываться в час ночи, пьяным и гипер каким-то там, я не хочу. Мне стыдно. Они тоже борются за место под солнцем. Так же страдают и переживают. Может быть, даже сильнее. Может быть. и вываливать свои переживания на них, даже не стыдно, а… а что? Да, наверное, в рамках большого города не прилично. Не знаю, может быть, завтра или после завтра. Я подумаю об этом завтра и сегодня это, и будет для меня психотерапией»
Мне стало грустно, даже как-то совсем не по себе. Я почувствовал себя мегаодиноким и даже хотел мысленно произнести избитую фразу, что в этот мир мы приходим и уходим одни, но потом что-то клином вонзилось в голову: «да, да… мы приходим и уходим, но в это время мы живем вместе. Вместе с гопниками, ублюдками, извращенцами, чистоплюями и ханжами, но мы вместе. И суть того, нашего существования, в том, чтобы быть вместе. Существовать, если не едино, то вместе. Органично вместе, не вставляя палки в колеса, не заставляя страдать друг друга. И если этим самым ханжан и остальным борцам за нравы и морали есть дело до каждого, то пусть мы будем искать решение нашей, общей проблемы вместе». Я почти отключился, почти уснул, почти согрел этот недоброжелательный диван, как в комнату вошел Толя. Я не видел его, так как глаза были закрыты, только слышал и ощущал, как он вошел в комнату. Почти крадясь, чтобы не разбудить меня. Но, судя по всему, он тоже почувствовал что-то. Он спросил:
- Ты ведь тоже не спишь? – в голосе была уверенность, хотя я думал, что будет надежда.
- Ага.
- Мне сегодня окончательно паршиво! – сказал он в моем стиле, и мне стало не по себе, сон плавно отъехал от меня. Неужели он так быстро перенял мои мысли? Словами, произношением передается намного больше, чем фонетика и лингвистическая основа.
В это время он сел на диван. Как-то скромно и неуверенно для того, кем он являлся.
- Я в детстве, - начал он, - мечтал о брате с которым я буду пиздить обо всем на свете…
Я привстал, поборов желание положить голову ему на колени.
- Пиздить… - повторил я. «Да, неужели уже тогда, он думал на языке клише и шаблонов. Пошлых шаблонов. – Толь, я не хочу тебя учить, хотя, нет, хочу. Я думаю, когда речь идет о мечтах, уместнее произнести «говорить». Я молчу о таких словах, как «обсуждать», «дискутировать», «дебатировать», «обмусоливать», «анализировать» или даже, если все же это брат и любимый брат «разговаривать».
- До чего же ты… ботаничаешь! Знаешь, он тебя бросил за вот это вот!
Мне стало грустно и как-то не по себе. Зачем этот гопник произнес это? Кто он, чтобы так говорить? Чтобы залезать в мою жизнь и анализировать ее?
- Да. Но ты не волнуйся, как только я тебя еще раз напрягу, ты сразу скажи. – Я уже готов был пойти на шантаж и сказать: «только намекни и я сразу, всенепременно уйду», но что-то из меня другого остановило и пришлось выкручиваться: - Я постараюсь, этого не делать впредь.
- Люсь, я не к этому. Вот ты шершал, что мы отбросы общества, что мы не знаем больше, чем все эти стереотипы, но при этом говоришь, что «уместнее сказать» так… Но это также, как я тебе говорю: пидоризм – плохо. Это плохо для меня. Я так не буду. Но ты будешь. Но уместнее то, как я!
- Я тобой горжусь! – вырвалось у меня. – Логические выводы не плохие для начала. Но, слова это слова, а люди это люди.
Он лег на подушку, закинул ноги на кровать. Мы пролежали минут пять и он стал протягивать руку, а я приподнявшись лег на нее. Какое-то время мы продолжали молчать.
- Мне без нее грустно. – Вдруг, произнес он. – Очень грустно. Понимаешь, я привык за ней ухаживать. Я привык носить ее на руках. Она ни в чем никогда не нуждалась. За три года я привык к тому, что она единственная. Знаешь, я боюсь, рассказывать об этом своим друганам. Они еще не встречали еще такую, чтобы не нужно кого-то еще на стороне искать. Я не могу представить, что сегодня ее нет. И завтра не будет.
- Кто ты по знаку зодиака?
Толя удивленно посмотрел на меня, повернув свою голову. Его сонные глаза, освещал свет из окна, - нет, техногенная культура все же имеет множество плюсов – сощурились, а зрачки расширились. Даже как-то заблестели они, зрачки эти.
- 6 августа. Это что?
- что? – переспросил я. – что не знаю, а кто – так это лев. А она когда родилась?
- 7 апреля. Как-то безразлично и удивленно ответил он, будто бы «а что это может значит и какая разница?».
- Ну, вообще-то, - как-то устало сказал я, - вы отлично подходите друг другу. Огонь+огонь. Она тебе отлично подходит.
- Подходила, - поправил он.
- А ты как думаешь, если она к тебе вернется, то что?
- Что? - тут же отреагировал он.
- Ну, как ты поступишь? Что будешь делать? Она хочет к тебе вернуться, предположим? – я решил моделировать ситуацию. Хотя, отлично понимаю, что он не знает, как себя поведет. Но скорее всего, он ее простит.
- Не верю, что это произойдет, - он перешел на другой, обычный язык, - это не возможно. Она всегда делает так, как считает правильно. Выдь, ты тоже бы так поступил, как она?
- Не переводи стрелки на меня. Хотя, если подумать… я не знаю, какие у вас были отношения. Если бы идеальные, в моем понимании, то… я бы не ушел. Я так понимаю, что ты думаешь, что любит она тебя, но ей нужны денежные средства, которых у тебя нет? Вообще, я бы не ушел от любовника, если бы знал, что люблю его и… и если бы знал, что нужен ему в той же мере.
- Нужен, - протянул он в задумчивости, - кто-то «нужен» больше, кто-то меньше. Да и что это такое, когда «нужен»?
- Гопник-проповедник! Но, ты прав, у каждого есть своя пирамида потребностей. Поэтому, она может вернуться. И поэтому же, ты должен предусмотреть свои действия и поведение.
- А чего думать-то? – его теплая рука провела по моему телу. – Она сделала свой выбор. Я не знаю, чего он может ей дать. Деньги? я бы их заработал. Для неё. Наверное. Только подождать нужно было. Я хотел это кольцо ей подарить. А теперь?
- Толя, что-то подсказывает мне, что ты хотел ее купить им.
- Ну, я бы показал, как люблю ее.
- Любишь? А что такое «любить»?
- Ну, когда думаешь, что это любовь.
Я природнял голову, положил ее на грудь гопнику. И произнес:
- Я всегда считал, что вам легко живется: «люблю» и «люблю». Я так считаю и все. Хоть тресни, мы так считаем, пусть даже это не так.
- Чё?
- Ну, - я стал обдумывать, - вы… вы не паритесь. И если ты думаешь, будто это «любовь», то задаваться лишними вопросами не будешь. Ну, как бы тебе это еще объяснить? Ты проще смотришь на жизнь. Линейка. Представь линейку, ты смотришь на нее и думаешь, что это обычная линейка. Но не думаешь о том, что эта линейка обычна для тебя, а для американца – не удобная, так как у них измерения в дюймах. Для него деревянная линейка – роскошь.
- Да не, не роскошь. Хотя, хер, знает.
- Да. Пусть хотя бы он знает.
- Хотя, я все равно не понял! – произнес он уже совсем сонным голосом.