[200x303]

Мы до сих пор поем, хотя я не уверен

Хочу ли я что-то сказать.

Б. Гребенщиков

 Я стоял на коленях в проходе между креслами первого ряда и залитой благодатью сценой и, рассекая вдохновенным зрачком мириады соленых хрусталиков, постигал моего Магистра Игры и, ослепленный его Любовью, падал вниз. Трудно идти к Богу, когда сзади тебя попирают ногами, с хохотом и свистом, а впереди - СВЕТ.

"Он не заслужил СВЕТА, он заслужил покой".

Но я помню и другие строчки, ниспосланные мне Магистром:

Твоей звезде не суждено

Пропасть или искать покоя,

Она не знает, что такое покой,

Ей это все равно.

 Так проведите, проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!

...И вот я сижу на скамеечке возле его ног, словно приблудшая овечка с картины Густава Дорэ. Б.Г. пьян и прекрасен, как Вакх. Вокруг лицедействуют некие брокеры - ему бы погнать их плетью, как изгонял Иисус торжников из храма, но он щедр и снисходителен.

Боже, сколько раз я представлял себе эту встречу в снах и фантазиях! Причем именно эту, третью попытку - она не могла, не имела права обмануть моих ожиданий. Первый раз я столкнулся с Б.Г. в рабоче-крестьянской харчевне на Невском и был настолько потрясен этим обстоятельством, что потерял аппетит на весь день. Изысканный аристократический Боб, весь в рубинах, облокотившись на сальную, прокопченую стену, в двух шагах от меня равнодушно уничтожали пирожки с луком по 10 копеек за штуку и запивал их "кофем из ведра", один вид которого вызывал фантом обезвоженной пустыни как Блага!

Ну о чем с ним можно было говорить в тот момент!? О том, хороши ли беляши?

Года два спустя судьба снова соединила нас на мгновение, но оно было таким чудесным и сказочным, что было бы страшным свинством нарушать гармонию мира вопросом, с точки зрения журмастерства - "вкусным", но с позиции Космоса...

Делай что хочешь

Но молчи.

Слова - это смерть.

И я молчал и светился великой радостью, наблюдая украдкой, как в самом укромном уголке Инженерного парка мой Учитель по жизни слушает мир...

У нас была великая эпоха, мы - последнее поколение, воспитанное на поэзии Б.Г. Новое поколение, которое выбирает "Сникерс" и Богдана Титомира, к счастью, даже не подозревает, насколько оно несчастно.

Но вот ведь какая скверная штука: в каждом из нас спит Петр. Он, как пионер Павлик Морозов, всегда готов трижды отречься от Учителя. Хорошо, что пионерию упразднили...

Когда я слышу: "Боб зажрался", то мне, рафинированному очкарику, интеллигенту, неандертальцу, приходится совершать над собой определенные усилия, чтобы не засветить говорящему по морде. "Боб зажрался" - это пароль, им перекидываются "стареющие юноши в поисках кайфа". Понятно, что снобизм - туман, под которым прячется пустота. Престижно, к примеру, в элитарном салоне пожурить по-отечески Гребня за то, что получил штатовское клеймо за кусок винила. Доказано на практике: альбом "Радио Тишина" в основном поливают грязью те, кто его никогда не слышал. Будто бы петь на чужом языке - такое же преступление перед Богом и людьми, как еврею ходить необрезанным.

Я-то свою любовь пронесу незапятнанной. Я, как тот электрический пес, никогда не задавался вопросом, каким и зачем ему быть. Он есть сущий, и когда в "Ассе" Бананан говорит о сиянии, исходящем от Б.Г., - это не гротеск, не метафора.

Это ж, Господи, зрячему видно,

А для нас повтори,

Что Бог есть Свет

И в нем нет никакой тьмы.

 Я не зря называл его Магистром Игры. Мне слишком близка и понятна Игра в Бисер, чтобы расчленять ее на зерна и плевелы. Нынешние интеллектуалы, дабы не упасть лицом в грязь, продолжают лепить из воздуха мертвые диссертации, считая Б.Г. не поэтом, но великим математиком. Раскладывают пасьянс "сошлось - не сошлось". Я не хочу быть одним из них, потому как все сознательное детство презирал точные науки. "Математика - это полет!" - написал на школьной стене какой-то маразматик.

...Пять минут назад интеллектуалы попирали меня ногами. Сейчас они толпятся "с той стороны зеркального стекла", ожидая, когда будет санкционирован доступ к телу. Кто эти люди, напоминающие мне сейчас Винни-Пуха, решившего презентовать Пятачку медку и принесшего-пустой бочонок? Я не хотел бы быть похожим на них даже внешне. Но основной инстинкт - хватательный - одерживает верх над чистыми помыслами, и уже рука тянется за автографом, а язык подметает дорожку к сердцу кумира. Пошлое, провинциальное интервью почти в кармане.

Сейчас я поднимусь со скамеечки и тихонько выйду из гримерки, без руки, без слова. Я слишком люблю Б.Г., чтобы позволить себе быть смешным. Я не буду ему мешать.

А завтра утром я позвоню в Питер Юре Ищенко, соседу Б.Г. по подъезду, и закажу ему интервью с адским прилагательным "эксклюзивное". Ему проще, для него Б.Г. - всего лишь сосед. Для меня же есть две непостижимые буквы - Б и Г, а между ними - замкнутый круг вечности. Когда-нибудь я попаду в него, и многие вещи станут просты и понятны. А пока что я складываю две буквы и кольцо так, чтобы услышать Имя Божие и шепчу еле слышно:

Это ж, Господи, зрячему видно,

А для нас повтори,

Что Бог есть Свет

И в нем нет никакой тьмы.

 @ Алексей Гостев, 1993 г.