Я не знаю, как живут и общаются в других семьях. Возможно, в неких филиалах аббатства Даунтон за чаем идет общение на «Вы», тихим голосом обсуждаются новинки литературы, а все неудобно-бытовые темы замалчиваются с вежливой полуулыбкой. Все скелеты в шкафу, все скандалы за ширмой.

А где-то собирается за обедом крепкая, как боровики, семья, все размашисто крестятся на икону и по очереди черпают из горшка большими ложками, сжимая в руке краюху и утираясь рукавом. Молча, сурово и основательно.

А где-то, наоборот, общение идет на темпераментно-итальянских возгласах и криках, пузатый глава семейства отчаянно жестикулирует, разговаривая по телефону, его жена отмокает в ванне, громко жалуясь на мигрень и глотая пригоршнями таблетки, дети с визгами носятся по квартире за ошалелой кошкой.

То есть, существуют у людей какие-то схемы, какие-то ролевые модели семейной жизни. В нашей же семье не идут проторенными путями. У нашей семьи слоганом с недавнего времени служит изреченная невинными устами старшей моей племянницы – совершеннолетней Германовны – фраза: «Ой, мы ездили на кладбище – так насмеялись!». Вот в этом мы все, вся наша бытовая жизнь.