Иду на работу по длинным коридорам, сворачивая в нужных поворотах, изредка пересекая внутренние дворы. Мелькают пролеты, различные помещения, кабинеты со странными табличками на оббитых пожелтевшей материей дверях – ротапринт, переплеточная, мастерская…

По коридорам НИИ Низких Температур летит музыка. Она отражается от стен, набирает скорость на открытых пространствах, бросается со всего маху в узкие проходы. Веселая, динамичная, необыкновенная, она резко выделяется среди потонувших в темноте помещений, среди возникающих то тут, то там нагромождений пустых ящиков; среди списанных, но так и не вывезенных с территории станков, развешанных на стенах плакатов, с которых гордо, но без интереса смотрят ученые, а редкий рабочий, спешащий по делам в такую рань не замечает и тени звука, лишь удивленно поднимая голову и озираясь по сторонам. "Сквозняк ли?" – проносится в его голове…

Как же! Вот прямо за этим поворотом раздается голос Ринго: I wanna be your man – радосно кричит он в микрофон, а из барабанов выбивает безумную барабанную дробь. В следующем пролете наигрывает Пол тихую, но увлекающую мелодию, а из глубины доносятся давно запомнившиеся слова: Yesterday, all my troubles seemed so far away… На ступеньках, прислонившись спиной к стене, склонился с блокнотом в руках Джордж. Под нос бубнит он себе еще не сыгранную им мелодию Taxman-а, и скользящим почерком набрасывает первые слова. На улице стоит Джон, в немного комичной позе, но именно так он выступал на концертах:

- Strawberry Fields Forever? – спрашивает он и подмигивает.
- Strawberry fields forever… - неуверенно отвечаю я.

Перед самым входом вижу их уже вчетвером: Ринго за барабанами, Хариссон выдает незабываемое соло, Пол и Джон, подыгрывая себе на гитарах, поют в один микрофон. Леннона голос не перепутаешь, чуть заметная хрипота. Они счастливы играть свою музыку. И ты счастлив слышать их.

Браво ребята! Браво! Вы лучшие! – вхожу в свой кабинет, снимаю наушники и тушу проигрыватель. Впереди целый день. А завтра я вновь пройду этими коридорами.