• Авторизация
Дневник LuxorHelLighT Лента друзей - Дневник - Полная версия


что есть изнанка мира 05-03-2007 23:05 к комментариям - к полной версии - понравилось!


В колонках играет - лишь безмолвие
Настроение сейчас - созерцание форм бытия с ослепительной яростью

Волк и Заяц.
     По томному лес Волк гнался за зайцем. Они не понимали друг друга. Зайцу казалось, что Волк преследует его в гневе, и, чтобы не гневить Волка, хотел было уже прекратить глупые гонки, но в нем прочно сидела фраза, передававшаяся из поколения в поколение: "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать".
     Волк же имел исключительно гностические помыслы. Его терзало желание собеседования. От энтузиазма в его глотке клокотали путаные звуки. Он звал Зайца, обращался к нему, путая всех и вся. Казалось, что само умопомешательство гонится за Зайцем.
     — К-р-ы-л-о-в-л-а-ф-о-н-т-е-н-э-з-о-п-о-в-и-ч, к-р-ы-л... — вопил Волк вслед Зайцу. Волк почему-то называл Зайца Крыловым Лафонтеном Эзоповичем.
     В счастливое мгновение Зайцу показалось, что его не хотят есть, его хотят по какому-то иному поводу. Тем не менее, не веря себе, он резко остановился и заорал на Волка:
     — Ну что, идолище, свободу захотел слопать? Не отдам! Не позволю!
     Волк от неожиданности врылся мордой в землю и замер, но волчье самосознание победило почти мгновенно:
     — Дурак, ты что носишься по сновидению? Я собеседовать с тобой хочу.
     — Знаю я эти собеседования, — огрызнулся Заяц и брезгливо добавил, — столование это, а не собеседование.
     — Любезный мой Лафонтен Эзопович, — примирительно обратился Волк к Зайцу, — настоящую свободу слопать нельзя. Ее и переварить немыслимо.
     — То-то на нее все покушаются, — сквалыжничал Заяц.
     — Эх, ты, обглодок трусливый, не покушаются, а испытывают. Что на нее покушаться?! Ты бы, огрызок несчастный, попробовал ее откушать. Не съедобна она. Не съедобна! Она сама кого хочешь сожрет.
     — Ничегошеньки подобного, — впал в детство от сопротивления и протеста Заяц, — свобода дает самоопределение.
     — Охо-хо, — оборотился вокруг себя Волк. — Что ты знаешь, антрекот мохнатый, о самоопределении? Куда ты себя самоопределил, шницель недоеденный? Ты от рождения определен законами бытия, фар-фазан ушастый. В законе твое спасение,а не в свободе.
     — Да-а-а, — закапризничал Заяц, — знаю твой закон: кто смел, тот и съел.
     — Это и есть свобода, любезный Лафонтен Эзопович. Если однажды ты обретешь свободу, то тут же и сгинешь. Она поглотит тебя мигом. Более жестокой и прожорливой хищницы не знает никто. Если бы ты ведал, как обширна и неумолима пасть ее. Она безвидна и вездесуща, а потому особенно опасна. Она подобна бездне незримой...
     — Врешь, сквалыдень! — возмутился Заяц.
     — А ты, уважаемый, побереги душу-то. Что вспыхиваешь? Я ведь по тем же законам живу. Ты от меня драпаешь, а я — от свободы. Есть зверь видимый, а есть невидимый. Невидимый зверь называется идеей. Когда-нибудь тебя преследовала идея?
     Вдруг Волку и Зайцу стало одновременно грусто и одиноко. Не обращая внимания друг на друга, они разбрелись в разные стороны и растворились в томной зелени летного леса.

 

Воробей и ангел.
     Воробей встретит ангела и спросил:
     — Ты что сегодня клевал?
     — Я не клюю, я вкушаю, — ответил поучительно ангел.
     — Что же ты ныне вкушал? — кротко и торжественно переспросил воробей.
     — Я всегда вкушаю манну. И ничего более.
     — Манную крупу?
     — Манну небесную.
     — А есть еще манна бесная?
     — Кто ты? — изумился ангел.
     — Я тот, кто ест все, что Бог подаст, — потупившись, ответил воробей, но быстро воспрянул и спросил: — И вкусно? Насыщает? Я никогда не пробовал.
     — Вкусно, и насыщает, — сладко ответил ангел.
     — А где это? Угости меня, — очень-очень скромно попросил воробей.
     — Как где? — изумился ангел. — Везде! Вот, — он повел крылом окрест себя, — ты что, не видишь?
     — Нет, не вижу, — растерянно оглядываясь, ответил воробей.
     — Как же ты живешь? — удивился ангел.
     — Да вот как-то так... Не знаю... — совсем потерялся воробей. — А может быть, я не живу, может быть, я — твоя аберрация?
     — У ангелов не бывает аберраций, — серьезно сказал ангел.
     — Значит, ты — моя аберрация, — грустно решил воробей и, не прощаясь, вяло полетел прочь.

 

Кошки.
     Палевая, улыбчивая, как сон, кошечка тихо обошла угрюмо смотрящего в стену матерого кота, восседавшего копилкой на подоконнике в подъезде, и сказала:
     — Я замуж хочу.
     Не двинувшись, и так же упираясь взглядом в стену, кот спросил:
     — Куда?
     — Замуж хочу, — полуобморочно выдохнула дева.
     — Что ты будешь там делать? — глинобитно простонал кот.
     — Я буду верной, — пролепетала кошечка, жмурясь.
     — Чему? — кот поворотил мощную шею и посмотрел на собеседницу.
     — Ты понимаешь, — нервно зевнула невеста.
     А этажом ниже притаилась рефлективно влюбленная в кошку мышка.
     — Ничего ты не понимаешь, — сказала кошечка и опустошенно поплелась вверх по ступенькам.
     Глаза кота закрылись, и он отдался воспоминаниям, в которых преобладало неведомое.

 

Крот.
     Крот рыл неглубоко. Он предполагал, что сам процесс облагораживает. Крот язвил землю, а крота язвило недоумение. "Не понимаю? — пытал он себя. — Почему у меня нет соображений относительно мира?" — "А почему они должны быть?" — отмахивался крот.
     Однажды крот наткнулся на угольный пласт, залегающий как-то так, что ни обойти его. И вдруг среди немой и слепой тишины крот услышал:
     — Хе-хе, брат. Да ты света не любишь.
     Крот замер.
     — Не любишь, не любишь, — пищал голос.
     — Ты кто? — спросил крот чуть успокоившись. — Ты фата моргана или алтер эго?
     — Я Угольный Тук, антрацитовый дух.
     — А почему у меня нет соображений относительно мира? — неожиданно для себя проворчал крот. — У тебя есть мысли относительно мира?
     — Ах, оставь! Какие там мысли. Роешь и рой себе.
     — Я не могу рыть. Я наткнулся на стену и меня самого язвит вопрос.
     — Я же сказал тебе, ты, брат, света не любишь.
     — А ты любишь? — спросил крот недоверчиво.
     — Да! Очень! — пылко ответил Угольный Тук. И уточнил:
     — В скрытом, в потенциальном виде. И возгорание люблю. Я люблю свет,  когда он чернее тьмы. Больше всего я люблю всякую непроявленную потенцию.
     — Так ты — ангел предсвета.
     — Нет, я Тук. Я антрацитовый дух, хранитель света, который чернее тьмы. Мое царство глубоко, а принципы высоко. Свет — это горение, а я — хранение.
     — Так куда же я рою, к свету или ко тьме? — спросил крот.
     — Дурачок, свет и тьма — это процессы, они противоположны покою. Свет и тьма — это движение, а я люблю потенцию.
     — Ты тоже крот? Только не роющий? — удивился крот.
     — Не крот я. И ты не крот.
     — А кто же я?
     — Ты — червивая мысль земли, а я безмолвная молитва антрацитовых недр вечного пребывания. Рой свой иероглиф и не мешай своими сомнениями.
     Голос Тука умолк навсегда. А крот наткнулся на подземные воды и его понесло. Влекомый ими крот был спокоен, он знал, что после разговора с Угольным Туком что-то произошло с его судьбой, он оторван от своего прежнего иероглифа. И теперь его несет к началу нового.

 

да... вот они - искры жизни. грустно что их останки растоптаны. набирая одной рукой этот бессмысленный текст и вытирая другой накатившие слезы, понимаешь что тоскуешь не по человек которого нет, аа по умершей идее. трудно Драконам с обрезанными крыльями и магам с запечатанными ртами.


вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник что есть изнанка мира | LuxorHelLighT - Abyss, urban emothion, lackluster me | Лента друзей LuxorHelLighT / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»