Здесь, в две тысячи восемь,
вечная осень,
вечная слякоть и шутовской колпак непогоды
на голове Москвы.
Я могу насчитать примерно
три недели
небесной голубизны,
но они попали на время сдавать хвосты
в универе.
Здесь меня поставили на конвейер
и разрешили выбрать оттенок шинели,
чем не избавили от внутренней пустоты.
(Я просыпаюсь утром,
в моей постели вместе со мной мобильник
и капли от насморка, ты
мне давно не снишься, и это страшнее,
чем было тогда, когда всем, что мне снилось
являлась ты.)