Было это лет десять тому назад.
Глубокая ночь, не помню летняя или зимняя. Я сплю на узком диване головой к окну, сплю обычным своим крепким сном. И вдруг начинается необычное.
Я просыпаюсь, но не в состоянии бодрствования, а состоянии «тонкого сна», в котором одно
временно воспринимаются два аспекта бытия – здешний и потусторонний. Это редчайший момент, не приходящий годами и десятилетиями, когда в категориях земного сознания можно воспринять те реалии, с которыми соприкасается отпущенная спящим телом в иные миры наша душа, полностью о них забывающая при пробуждении.
Конечно, это восприятие неизбежно является искажённым, поскольку на язык человеческой логики или человеческих эмоций тамошнее непереводимо, но некоторые его особенности в такой уникальный миг мы всё-таки можем почувствовать и даже запомнить.
Так вот, в этом тонком сне я увидел следующее. В моей комнате, около окна, стоял преподобный Серафим Саровский. Его посещение длилось не более четверти минуты. Он смотрел в окно и был обращён ко мне спиной, поэтому его лица я не видел. Но то, что это именно Серафим, я знал с абсолютной точностью, знаю это и сейчас. Он не сказал ни слова и не пошевельнулся, однако само его присутствие вызывало колоссальные изменения в окружающем. Войдя в материальный мир, он внёс в него дыхание того мира, где он пребывает с момента своей блаженной кончины, – Царствия Небесного. И мне удалось несколько секунд прожить в этом, ворвавшемся сюда, иноприродном протуберанце. Наверное, это было отдалённо похоже на то, как если бы в затхлый, холодный и загнивший морской затон внезапно вошла струя теплого и чистого течения, вроде Гольфстрима. Эти секунды были насыщены для меня неописуемой полнотой ощущения, которую, лишь весьма приблизительно, можно передать словами «счастье», «восторг», «свет», «жизнь»… Потом святой исчез, и пространство окрест меня вернулось к своей обычной норме, которая выглядела теперь, почти как смерть. Мне стало ясно, что мы помещены в разваливающийся, остывший, деградировавший и не приспособленный для души мир, и она ни за что не выжила бы в нём, если бы скрытно от тела не совершала каждую ночь путешествия в другие области сущего, где она успевает немного отогреться, чтобы функционировать дальше.
Конечно, меня обдало своим животворящим жаром лишь преддверие Царствия, а сам преподобный, ещё при жизни, был восхищён на его верхние ярусы. Вот что рассказывал он об этом одному иноку:
«Если бы ты знал, какая радость ожидает душу праведного на небе, ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения, клевету; если бы келия наша была полна червей, и черви эти бы ели плоть нашу всю временную жизнь нашу, то надобно было бы на это согласиться, чтобы только не лишиться той небесной радости. Если сам святой апостол Павел не мог изъяснить той небесной славы, то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту горнего селения?»
Животворящая и светоносная субстанция, пронизывающая Царство Божие, как золотистые лучи только что взошедшего солнца пронизывают свежий утренний воздух яблоневого сада, есть Святой Дух. Третье лицо Троицы. Почивая на подвижнике, праведнике или мученике, этот Дух преображает его душу и тело и делает его святым. Точнее надо сказать так: называя такого человека «святым», мы переносим на него название сконцентрированного в нём Духа.
Но преподобный Серафим был связан со Святым Духом из ряда вон выходящей степени, так что его индивидуальным отличительным признаком можно считать «пневматологичность» (от греч. pneuma – дух, logos – слово – ред). Он хорошо понимал это, поэтому в своих поучениях выступал преимущественно как проповедник Духа.
Он говорил: «Стяжи мирный дух, и тысячи вокруг тебя спасутся».
А что такое есть этот «мирный Дух», он подробнейшим образом рассказал и даже показал своему верному другу и служке Николаю Мотовилову. Он даже не перекрестился, а только помолился в сердце своём Господу, чтобы Он удостоил его собеседника телесными очами увидеть то сошествие Святого Духа, которое сопутствует явлению славы Божией, и это произошло.
Вот как рассказывает о том сам Мотовилов:
«Представьте себе в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движения уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом и озаряющим ярким блеском и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня, и великого старца. Возможно ли это представить себе то положение, в котором я находился тогда!
– Что же вы чувствуете теперь, – спросил меня о. Серафим.
– Необыкновенно хорошо, – сказал я.
– Да как же хорошо? Что именно?
Я отвечал:
– Чувствую такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу».

Москва, сентябрь, 1991 г.
Виктор Николаевич ТРОСТНИКОВ.
Журнал «Славяне» № 4, 1993 г.

https://nikolay-saharov.livejournal.com/2336098.html