[300x500]
[Sannin no kaikoroku.Примечание №1(обязательное).Начиная эти мемуары,я предполагаю,что буду писать их очень долго,на что-то переключая свое внимание, что-то рассказывая более подробно,а что-то утаивая.Не спеша и не торопясь.В конце концов, моя жизнь была(и продолжается пока что..) долгой и достаточно насыщенно всякого рода событиями.Начиная, предупрежу, что порой написано будет от третьего лица,а порой-от первого,это уж как получится.В случае вашего желания использовать эти записи где-то еще, позаботьтесь о том, чтобы я был предупржден и мое авторство было указано.Спасибо.Ваш Orochimaru_no_Kage]
[Примечание №2.Это только кусок этой части.У меня становится все меньше и меньше времени,а с недостатком времени может утеряться та атмосфера и то впечатление,какое я хотел вам показать]
[Примечание №3.Рисунок к этой части был нарисован на скорую руку.Все равно у меня не хватит умения нарисовать так,как я вижу]

Часть2. Черная смола твоего страха.
В окнах не горел свет.
Застонала открывающаяся дверь, вторя своему спутнику – холодному сквозняку.
- Я дома!- мальчик скинул сандалии; они тихонько стукнули по полу. Ему никто не ответил, но не это заставило его почувствовать леденящий сердце спертый кладбищенский дух.
Стены синие, лунный свет на них – белый. Одно черное пятно – полуоткрытая дверь в комнату матери.
Ты закрывал ее, ты помнишь. А еще ты чувствуешь что-то чужое, верно? Чужое, но чем-то близкое. Разрываясь между любопытством и страхом, ты ближе подкрадываешься к двери, двигаясь по постепенно сужающемуся следу луны на полу.
Со всех сторон давит тишина. Но – самое пугающее – тишина эта полна звуками, от которых ты, такой бледный, белеешь еще больше, от которых твое сердце бьется втрое громче и много сильнее, отдаваясь в висках нарастающим боем барабанов.
Взгляд случайно падает на пол под твоими босыми белыми ногами. Ничего.
Ты слышишь свое дыханье и торопишься скорее скользнуть в темноту комнаты, чтобы убедиться, что там все так же, как и было, что все хорошо, что мама – она действительно спит, и дышит ровно и тихо, не то что ты теперь. Там, в комнате, кажется тебе, другой мир, с другими звуками и образами, своими правилами. Там, думаешь ты,- черная пропасть, и за границей – за порогом – ты увидишь и услышишь то, что никогда прежде не доводилось.
Рой ярких образов и бессмысленных, бессвязных мыслей со скоростью молнии пронесся в голове. Рука Орочимару коснулась не холодного и не теплого дерева двери.
Не пришлось ее открывать – маленький мальчик, зажмурив глаза, проскользнул в комнату, тихо прошелестели полы короткого кимоно, что было на нем. Он открыл глаза, только попав вовнутрь, сжавшись в дальнем углу. И только тогда на него обрушились те ощущения, что заглушала тишина снаружи.
Слух. Со стороны кровати матери доносились жуткие звуки: нечто среднее между бульканьем, чавканьем и шипением. Раз – клокотание захлебывающейся птицы. Два – приглушенное плотоядное рычанье.
Обоняние. Затхлый, гнилой воздух. Гниль, разложение, приторно – сладкий запах прогнившей плоти. Тошнотворный запах. Но – источающий невероятную силу, силу неиспользованную, а потому подобную застоявшейся воде в болоте. Раз – запах лилий. Два – смерть.
Вкус. Солено – металлический. На зубах. Язык еле ворочается, слизывая перемешанную со слюной тягучую кровь. Раз – на губе выступает черная капля. Два – она лениво прокатывается по подбородку и, задрожав, когда ты судорожно сглатываешь, падает на кимоно.
Осязание. Почему-то мгновенно вспотевшая рука, обнимающая колени. Вторая на полу. Эта – сухая, как змеиная кожа. Движение, и она касается чего-то липкого, разлитого по деревянному полу. Раз – клей. Два – слизь.
Ты чувствуешь все это в один короткий миг. И открываешь глаза.