Я шла кривыми улицами Города, запахнувшись в тяжкий плащ, в предутренней мгле. С непокрытой головой, стремительная, легкая, я привычно держала путь в сторону Северных ворот, за которыми - далеко, почти у горизонта, - темно мерцали громады гор. Когда мои пальцы, автоматически проведя по ключицам, не встретили препятствия цепи с медальоном я замерла лишь на мгновенье, а потом тихонько рассмеялась, зная, что я не вернусь больше в этот дом.

Минуло шесть лун с тех пор, как я нашла этого человека и сделала так, чтоб мы стали ровно настолько близки, как могут лишь мужчина и женщина. Сказать, что он был рад, значит не сказать ничего.Я не требовала свиданий лунным садом родительского поместия за десять минут до полуночи.Я не исчезала через пару часов из его постели, дабы успеть залезть в окно, пока не проснулся батюшка или строгий хозяин, когда жар, томившей его, еще не угавс полностью, а руки нуждались в чужом тепле оберегом сна. Я не дарила ему беглые поцелуи сугубо в самый жаркий час суток, когда муж не мог отлучиться из лавки. И при всем этом я не нуждалась ни в деньгах, ни в подарках.

Я просто приходила к нему, когда он действительно нуждался во мне. И когда могла сама. И уходила с рассветом, не припозднившись, но порой удосужившись сварить кофе обоим.

Он стал тревожиться, пожалуй, не так скоро, как я бы я могла ожидать. Однажды, обнимая мою наготу, белеющую в непроглядной тьме, он прошептал:"Мне не нужно истинное имя," - еще чтоб ты захотел, - "но ведь мне надо тебя как-то называть". Я сладко зевнула, отвернувшись. Каким-то жемчужным утром, глядя, как я причесываюсь золотым гребнем, купленным специально для меня, который я никогда не забирала из этого дома, он бросил - силуэт фона в зеркале: "Если ты вдовеешь, введи меня в свой дом, я сумею сделать так, чтоб твое имя не была запятнано. Скажи хотя бы, у кого тебя можно встретить на приемах, и их двери откроются передо мной. Эти руки не могут принадлежать простолюдинки, они не знали черной работы." Я только рассмеялась в ответ, тряхнув грудой - нет, гривой - тяжких темных волос.

Он бесился, он негодовал, порой он срывался на крик и однажды пребольно прихватил меня чуть выше запястья. Я спокойно вывернула руку и лишь вопросительно посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Потом он нанял лучших наемников, но и они не смогли проследить мой обратный путь. А сегодня утром я оставила цепочку с медальоном окрест его постели. Вот что так гулко стукнуло во тьме. И мне вдруг стало абсолютно не жаль, что я не успела осуществить задуманного изначально. Какие сейчас его преисполняют эмоции? Страх, ужас, отвращение, ненависть, ошущение несмываемой грязи. Все это - пройдет. Но останется одно - зов плоти, с которым он ничего не сможет сделать, перемежающийся  диким ужасом. Он не сможет жить без меня и будет молить всех известных ему богов, разоряясь на дань церковникам,униженно прося о том, чтоб никогда не проснуться от моего поцелуя ли, прикосновения ли.

Я рассмеялась громче, и узенькие улочки отразили мой смех странным эхом, в котором не осталось ничего, кроме короткого звериного рыка. Ничто не сдерживало меня, и я побежала, чтоб скорей выбраться из каменных застенков, зная, что буду в горах еще до полудня.