Ребята, это невероятная трагедия, потому что при мне было уничтожено несколько полков. Вот русской армии. И ребята немножко старше, чем вы. Я вам хочу сказать, что я до сих пор пытаюсь понять, до чего я дошел, я вам скажу честно — было заседание правительства и оно было да и я знаю по многим источникам, по личным контактам — сидел Ельцин — это было примерно в октябре 94-го года. Присутствовал Степашин, присутствовал Коржаков, присутствовал Паша Мерседес, присутствовал Чубайс, присутствовал тот директор ФСБ. Ельцину было представлено на стол 4 проекта решения чеченского конфликта. Да. Во-первых, Чечню мы прозевали уже в 91-ом году. Пока Ельцин дрался за власть с коммунистами, коммунисты — с демократами, под шумок было отдано несколько полковых соединений оружия, вооружений. И очень много там осталось оружия. Там осталась авиация сильная. Просто авиацию подорвали, слава Богу. А так было бы — вообще был бы ужас. И далее — я вам рассказываю...    Паша Грачев Ельцину сказал — мы, говорит, двумя десантными полками. И на самом деле, так вошли десантные полки — я был в Чечне 4 января 95-го года. И на самом деле, то, что я увидел, там было не то чтобы ужасно, это было просто. Когда вы знаете, я помню, в Моздоке мы прилетели — был такой медный мелкий дождик кавказский со снегом и сидит десантный полк пацанов ноябрьского призыва восемнадцати лет всем пацанам. Сидит полк — на рюкзаках, с автоматами. Они сидят сутки, вторые.... Я там в МЧС в палатках. Я к ним вышел, говорю — "Ребята, ну чего" — они меня узнали и как-то ко мне потянулись. Честно говоря, мне было так не по себе, и я помню ночь стоял и расписывался всем — "удачи, добра, удачи, добра". На следующее утро их погнали в Грозный, и я одного пацана спросил там, второго, третьего — вы, говорю хоть стрелять-то умеете? Ну, говорят, нам дали по разу в воздух выстрелить и все — вот такие дела. Потом, когда я был через три дня в Чечне — в Грозном уже, мне собрали целый мешок этих военников убитых пацанов — ну и представьте, что со мной творилось. Это было чудовищно. Я тогда увидел именно вот эту вот гнилую демократию так называемую, — а вы знаете, на войне все сразу видно, видна острота жизни, видно, как врет государство, видно, как умирают безвинные люди, видно все, видно, как воруют, воруют, страшно воруют интенданты, воруют чиновники, а потому что там — ценой воровства — жизнь. Просто пацана. Деревенского. Городские не служат. У вас у всех есть отмазка. У деревенских нет. Деревенские пацаны — "Что, че?". Они ничего не видали кроме коров. Тут же Чечня, Грозный. Ужас! Я говорю — "Как же вы можете, вашу мать, это же дети". "На войне как на войне. А что, Юрий Юлианыч, может и вас расстрелять на хуй", — вот так мне отвечали генералы, да! Это было чудовищно. Слава Богу, многие уволены. Но это была правда. Погибло примерно 120 тысяч в первую неделю боя, а у нас по официальным сводкам — 15. Брехня полная. Ну, это же свинство просто. Ну когда у нас государство, по крайней мере ну совместится с человеческим, с общественным. Ладно.
Я вам расскажу одну историю, одно стихотворение. Была площадь Минутка, и вы знаете, это удивительная вообще вещь — вы знаете, на войне, я вам хочу сказать одно, не говоря о грязи и свинстве войны — я хочу сказать, что вот в такие ситуации человек проверяется абсолютно — я видел удивительных людей, которые может быть здесь в быту, в мире, они — никто, они какие-то там слесари, Васи там, все, а там на войне они раскрываются — вспомните великого нашего писателя Льва Толстого — капитан Тушин, перед каждым начальством — вот так вот как-то, а на войне он смелый и герой. Я много видел таких людей и вот там на площади Минутка была больничка такая — это 100 метров от фронта, там было шесть медсестер — шесть девчонок — молодых, 18 —19 лет, ни в свое время отбили до меня, пока я туда приполз — я бегал по подвалам — отбили нападение басаевской бригады боевиков, просто взяли автоматы, зажмурились и стреляли. Вот так вот. Они отбили шестьдесят раненых. Сами, девчонки. И вот эти шесть девчонок — я с ними до сих пор дружу. Они из Новосибирска, из Новосибирского госпиталя военного — там Вера, Таня, Тамара, Надежда, Ольга, Наташа и Люба. Я их обожаю просто. Они все, слава Богу, вышли замуж. С 95-го года я сними со всеми поддерживаю отношения. Дело не в этом. Дело в том, что все время туда сваливали в эту больничку все — мертвых, раненых, раненых, мертвых и так далее и так далее и вы знаете, был такой капитан Марковец, потому что бойцы его на плащ-палатке притащили, в грязь так окунули, и бойцы такие, знаешь, крутые, по два метра ростом, такие чуваки, они так встали на колени и плачут. А я снимаю с камерой — "А кто это?". "Это — капитан Марковец. Знаешь, такой парень был, у него осталось две дочки". В Новосибирске. И вот я вам расскажу стихотворение и мы помянем наших павших. Стоя, не чокаясь. Павших чуваков. Настоящих людей. Я надеюсь, вы не против...


Царствие Небесное, земля пухом