"Его разбудило прикосновение чего-то холодного. Он приоткрыл глаз и увидел Камилла, его вечный нелепый шлем, его вечно постное и кгрюмое лицо и круглые немигающие глаза.
         -Я знал, что вы здесь, Леонид, - сообщил Камилл. - я искал вас.
         -Здравствуйте, Камилл, - пробормотал Горбовский. - Наверное, это очень скучно - все знать...
         Камилл подтащил шезлонг и сел рядом в позе человека со сломанным позвоночником.
         - Есть вещи поскучнее, - сказал он. - Мне все надоело. Это была огромная ошибка.
         - Как дела на том свете? - спросил Горбовский.
         - Там темно, - сказал Камилл. Он помолчал. - Сегодня я умирал и воскресал трижды. Каждый раз очень больно.
         - Трижды, - повторил Горбовский. - Рекорд. - Он посмотрел на Камилла. - Камилл, скажите мне правду. Я никак не могу понять. Вы человек? Не стесняйтесь. Я уже никому не успею рассказать.
         Камилл подумал.
         - не знаю, - сказал он. - Я последний из тех, кто срастил себя с машиной. Последний из Чертовой Дюжины. Опыт не удался, Леонид. Вместо состояния "хочешь, но не можешь" состояние "можешь, но не хочешь". Это невыносимо тоскливо - мочь и не хотеть.
         Горбовский слушал, закрыв глаза.
         - Да, я понимаю, - проговорил он. - Мочь и не хотеть - это от машины. А тоскливо - это от человека.
         - Вы ничего не понимаете, - сказал Камилл. - Вы любите мечтать иногда о мудрости патриархов, у которых нет ни желаний, ни чувств. ни даже ощущений. Бесплотный разум. Мозг-дальтоник. Великий Логик. Логические методы требуют абсолютной сосредоточенности. для того, чтобы что-нибудь сделать в науке, приходится днем и ночь думать об одном и том же, читать об одном и том же, говорить об одном и том же... А куда уйдешь от своей психической призмы? От врожденности чувствовать... Ведь нужно любить, нужно читать о любви, нужны зеленые холмы, музыка, картины, неудовлетворенность, страх, зависть... Вы пытаетесь ограничить себя - и теряете огромный кусок счастья. И вы прекрасно сознаете, что вы его теряете. И тогда, чтобы вытравить в себе это сознание и прекратить мучительную раздвоенность, вы оскопляете себя. Вы отрываете от себя всю эмоциональную половину человечьего и оставляете только одну реакци на окружающий мир - сомнение. "Подвергай сомнению!" - Камилл помолчал. - И тогда вас ожидает одиночество. - Со страшной тоской он глядел на вечернее море, на холодеющий пляж, на пустые шезлонги, отбрасывающие странную тройную тень. - Одиночество... - повторил он. - Вы всегда уходили от меня, люди. Я всегда был лишни, назойливым и непонятным чудаком. И сейчас вы тоже уйдете. А я останусь один. Сегодня ночью я воскресну в четвертый раз, один, на мертвой планете, заваленной пеплом и снегом.
        Вдруг на пляже стало шумно. Увязая в песке, к морю спускались испытатели - восемь испытателей, восемь несостоявшихся нуль-перелетчиков. Семеро несли на плечах восьмого, слепого, с лицом, обмотанным бинтами. Слепой, закинув голову, играл на банджо, и все пели:

Когда, как темная вода,
Лихая лютая беда
                   была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
смотрела в прорезь синевы
                   и продолжала путь...

        Они, не оглядываясь, вошли с песней в море по пояс, по грудь, а затем поплыли вслед за заходящим солнцем, держа на спинах слепого товарища. Справа от них была черная, почти до зенита, стена, и слева была черная, почти до зенита, стена, и оставалась только узкая темная прорезь неба, да красное солнце, да дорожка расплавленного золота, по которой они плыли, и скоро их совсем не стало видно в дрожащих бликах, и только слышался звон банджо и песня:

...Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
                   и продолжала путь..."

(с) Аркадий и Борис Стругацкие "Далекая Радуга".