В деревне я грозы боюсь, особенно ночью. Был у меня опыт, весьма печальный, такой вот грозовой ночи.

В ту пору мне и моим друзьям было лет по 13-16. Гуляли мы однажды ночью на своем любимом месте, в самом центре деревни, где стоял стол с лавочками и турник.
В тот вечер ничего не предвещало ненастья, было тепло, тихо, безветренно и небо красовалось звездами.
Мы сидели на лавочках, смеялись, слушали музыку на катушечном магнитофоне, закинув провода на электролинию, подпевали, подтанцовывали.

В это время где-то на горизонте стали сгущаться тучи, вдалеке начиналась гроза. Мы заспорили, дойдет она до нас или пролетит мимо, но гроза продвигалась так быстро, что ее раскаты были слышны уже достаточно близко.
Знаете, как определяется близость грозового фронта. Чем меньше по - временному отрезку появление молнии от удара грома, тем ближе к месту вашего нахождения располагается грозовой фронт.

Вот так очередной трескучий раскатистый удар грома мгновенно сопроводила яркая вспышка молнии, и небо отчего-то окрасилось в огненный рыжий цвет.
Кто-то из ребят оглянулся и увидел, что горит, находящаяся неподалеку конюшня. Тогда всей гурьбой, не сговариваясь, мы бросились туда.
В конюшне стояли три рабочие лошади, молодой жеребец, жеребая кобыла Зорька и огромный племенной бык по кличке Федя.
Крыша строения занялась здорово. Шифер, которым она была покрыта, от жара пламени лопался, стрелял как из ружья, разлетаясь в разные стороны.
Пламя взмывало высоко вверх, рисуя на небе причудливые картины.
Гальку мы отправили домой будить ее дядю Петра – местного конюха. Кто-то их старших ребят побежал звонить в рельс, чтобы поднять деревню. Остальные ринулись к конюшне.
Мы увидели, что ворота выбиты. Это бык Федя, почуяв неладное, разворотил свой хлев, и, выбив ворота, убежал прочь из горящего сарая.

Лошади очень боятся огня. При виде его они робеют, становятся мало управляемыми, ибо находит на бедное животное какой-то ступор.
Рядом с теми воротами, в которые мы вбежали, был огонь, а значит, гнать туда лошадей, было без толку – не пойдут. Тогда мы с большим трудом открыли другие ворота, очень уж они были тяжелые.
Ребята открывали стойла, лошади раздували ноздри, нервно метались из стороны в сторону, не давая себя ухватить. Но, все же подчиняясь силе и доверяя человеку, они сдавались. Мы по двое хватали их как можно крепче за гривы, буквально впиваясь, висли на них и вели лошадей к выходу.
Трех лошадей удалось вывести без особого труда. Но, огонь быстро продвигался. Все вокруг шумело, трещало, было жарко.
В стойло к жеребцу отправились парни, потому как он с силой лупил задними копытами в стену конюшни. Самый взрослый из них, Сашка, вскочил ему на холку, вцепился мертво в гриву, прижался к нему всем телом и крикнул нам, чтобы открывали калитку. Мы вчетвером рывком распахнули стойло, Сашка, хлестанув коня по крупу кулаком со всей дури, заставил его подчиниться. Конь вынес его на улицу, где тут же сбросил наземь, встав на дыбы. Парень едва не сломал себе шею.

Дальний угол конюшни обвалился, но где-то там оставалась Зорька, издающая призывные тревожные звуки.
Четверо смелых: я, Сашка, Вовка и Ленка, кинулись спасать несчастное животное. Мы все любили ее за добрый нрав, катались на ней без седла и кормили морковкой. Как было бросить в беде свою любимицу.
Почти подобравшись к ее стойлу, мы услышали характерный треск. Кто-то крикнул, что крыша рушится. В свете огня мы увидели, как бедное животное, перепуганное пожаром, встало на дыбы и рухнуло на спину замертво…

От охватившего ужаса, я издала такой дикий вопль, который напугал даже меня саму, но отрезвил моих друзей. Я тут же почувствовала, что чьи-то сильные руки тащат меня наружу. Едва мы пересекли границу ворот, как сзади нас с ужасающим треском, грохотом и снопом взметнувшихся в небо искр, рухнула кровля. Мы упали на землю, рядом сыпались горящие головешки. Кто-то плесканул на нас водой.
Подняв лицо, я увидела толпу полуодетых людей с баграми и ведрами в руках, освещенных пламенем пожара. Нас кто-то поднял и буквально отволок в сторону. Помню, дед отвесил мне звонкий подзатыльник, а потом, крепко ругнувшись, обнял и прижал к себе. Бабушка же только причитала и крестилась.

Лошадей поймали и согнали в открытый загон, а беглого быка искали потом по округе целых двое суток. Конюшня сгорела дотла. Погибла бедная наша Зорька.
Мы часто потом вспоминали это происшествие. Позже каждый осознал, что мог легко погибнуть в пламени пожара, но в тот момент никто об этом, отчего то, не думал.
Я не уверена, что смогла бы совершить нечто подобное сейчас, когда с возрастом так развивается чувство самосохранения.
Вспоминаю лишь, что тогда страшно было всего несколько мгновений: когда вздыбилась и рухнула Зорька (надо было видеть ее полные ужаса глаза); когда Сашку стряхнул насмерть перепуганный жеребец; и когда, лежа на земле, оглянулась назад и увидела, что конюшни, где мы только что находились, больше нет.

Бабушка пообещала ничего не рассказывать маме и слово свое сдержала. Но мама все равно узнала о случившемся от моего дяди, своего брата - Александра Ивановича, который очень хвалил и так же сильно ругал нас за то, что так безрассудно полезли в огонь. Бедная мама пребывала в полнейшем шоке, даже не зная, что сказать.
Вспоминая все это сейчас, я думаю, что мы были отчаянные ребята.

Но с тех самых пор, страх грозы в деревне ночью поселился где-то глубоко в подсознании. И дает себя знать всякий раз, когда застает нас это дикое природное явление в нашей деревенской обители.