Я могу слушать о физике вечно. Всё, что мне можно рассказать. Что угодно, конечно, но лучше всего о физике. Мне о ней нечего вспоминать, мы чужие - следовательно, с ней не связано никакой боли. Хочу слушать и забываться. Забываться в этом голосе. И быть счастливой очень хочу, успокоиться и быть счастливой. И давать забываться в себе, в своём умении слушать. Он забывается. Говорит взахлёб, ведь кому ещё? И он не наблюдает.
---
Она молча встала из-за парты, не поднимая глаз и даже не пытаясь глубоко дышать. На вопрос, сначала немой, а потом достаточно громкий, чтобы рассчитывать получить на него ответ, она решила не реагировать.
---
Всё, что мне нужно, нужно только мне. Разрешаю принять это хоть за личное оскорбление. Я так хорошо учусь… Я буду заниматься этим вечно.
---
Да, все до единого взгляды направлены на неё. Пусть не скандирующая одно-единственное имя толпа, но ей и этих глаз было достаточно. Тем более что она так боится толпы. Вкусовые ощущения отдавались восхитительной теплотой в желудке – она пила страх. Ведь что-то не так, они, глупые, так ничего не поймут, но их живые, трепетные инстинкты истошно шептали каждому: что-то не так, чем-то это неуклюже стоящая фигура угрожает благополучию зимнего вечера. Инстинкты имели право гордиться собой.
---
О ком думать: о ком больно или о ком противно? Может, лучше не думать вовсе. Не думать о том, чего не смогу никогда, ибо грешна, грешна и признаю это. Взгляды в метро, взгляды на улице, взгляды при встречах и на прощание, плотоядно-молящие и сыто-благодарные... Неужели тот, кто этому завидует, так любит тяжёлую, огромную, липкую паутину? Хотя удивляться уже нет сил, и желания тоже нет.
---
Каждый шаг давался труднее, чем предыдущий - слишком уж сильно было желание вскинуть руки и полететь. Но оставалась ещё нерастраченная материнская нежность к этим детёнышам. Она не могла, не хотела их так пугать. Тем более что спешить было уже слишком поздно.
---
Всего несколько минут назад ещё можно было бы лечь на паркетный пол и заплакать. Плакать долго-долго, пока не засну, а потом спать и видеть счастливый страшный сон. Потому что. Потому что в нём, может быть, ведь может же так быть, я смогла бы забыть себя и печальных богов. Может быть, это бы был сон о физике. Только теперь я уже сильная, и так мне делать нельзя.
---
Чёртовы формулы на доске – мимо. Теперь мимо. Теперь она шла к синей двери. К синей светящейся двери в окне второго этажа. И пусть смотрят, пусть отодвигаются испуганно – она залезла на подоконник, притянула колени к груди и прижалась носом к холодному стеклу. Из щелей нескромно и откровенно дуло.
---
Я боюсь не чувствовать запаха, потому что не в моих силах его вернуть. Я боюсь жить в одномерном пространстве. А всякого рода галлюцинации, между прочим, являются первейшим признаком душевного неблагополучия. Как и притяжательные местоимения. Как и глупость.
---
Она улыбалась. Она по-звериному улыбалась, а по её щекам текли синие слёзы – в них отражалась волшебная дверь. Наконец-то можно было самозабвенно представлять, как входишь в эту дверь, и всё сразу становится хорошо. Хорошо и славно. Странные существа странно переговаривались. Кто-то обращался к ней. Не желая их разочаровывать, она с трудом перекинула невидящий взгляд на противоположенную стену и тихо потребовала: «Выключите свет».
---
Я устала каждую ночь расцарапывать ногтями кухонные обои. Я устала в судорогах изгибать спину для того, чтобы хоть на время прийти в себя. И пусть нет во мне возвышенной, глубокой, одухотворённой хандры, но и мне можно завидовать: я живая и я умею страдать. Я могу испытывать животную боль, даже когда из меня не вырывают куски мяса. И так ли уж важно, грязные ли говнодавы или новенькие лакированные туфли? Важен сам факт втаптывания.
---
Кто-то закричал. К нему начали присоединяться другие, и каждый новый голос со свежими силами множил надрывность и истеричность дрожащего хора. Но ей было плевать, а если не переносить грубости и очень сильно от неё расстраиваться, то ей было всё равно. Но она не расстраивалась из-за грубости и искренне плевала на всех с высот ментального пространства. Она сидела и летела.
---
Я из тех женщин, которые телеге не добавляют веса, ведь весит только жалость, осевшая на плечи подобием плаща…
---
Волнение перелилось через край – её начали хватать за руки, бить по щекам. Но на всё равно летела, и её уже нельзя было остановить.
---
Я из тех женщин, которые в полёте дракона остановят, взнуздают и помчатся в непознанные дали, ведь рядом – никого…
---
На неё смотрели люди, звери и боги. А она всё неудержимее замедляла дыхание. Она поднималась всё выше.
---
Я из тех женщин, что входят при пожаре в дома из мармелада, и плавящийся сахар в конфеты застывает у их холодных ног…
---
Случилось то, что должно было случиться – она добилась своего. Она всё-таки научилась желать.
---
Я из тех женщин, что головы роняют…
---
Она забыла.
---
Глупые, глупые, бедные-несчастные… Они просто не знают, что чтобы жить вечно, нужно сидеть тихо и совсем-совсем не двигаться…
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
- Теперь я чувствую – ты действительно изменилась.
- Я вижу, теперь ты действительно чувствуешь.
- Надо сказать, теперь ты не боишься меня видеть.
- А ты теперь всё-таки говоришь то, что надо... И вообще, может, хватит сражаться?