Глава 25.
КАК ЭТО ВСЕ КОНЧИЛОСЬ

- Питер, Питер, - слышал он сквозь тьму. - Не оставляй меня, не надо...
Ему было бы легче уплыть туда, где нет ни боли, ни битвы, ни без-домных ночей. Он очень устал. Но голос не отпускал его:
- Питер... Питер... вернись ко мне!..
На секунду он увидел белый пото-лок и какие-то лица. Он закрыл гла-за. Свет был слишком ярок, а когда он снова открыл их, он увидел поче-му-то не Дженни, а маму.
- Питер, Питер!.. - взывал все тот же голос. - Ты меня узнал?
Он узнал ее, но как же она его уз-нала? В глазах, глядевших на него, отражались толстые белые лапы и белая голова. Кто принес его домой, почему плачет мама над чужим ко-том? Сердце у него упало: где Джен-ни? Почему ее не принесли? А может быть, мама мерещится ему, и сейчас он увидит Дженни?.. Слезы - ее ли, мамины ли - падали ему на щеки; и он опять закрыл глаза.
Тогда с ним случилась странная вещь. Серая светящаяся мгла была пропитана Дженни, нет, просто бы-ла ею, словно он погрузился в нежный рыжевато-серый мех. Он расслабился от счастья, но другой мир не отсту-пал. Какие-то люди склонились над местом, где он лежал. Он открыл глаза, оба были в белом. Ну, это по-нятно: он ранен, и к нему позвали доктора, а с ним пришла сестра. Да, конечно, он ранен в бою. Левая зад-няя лапа не двигается, и передняя правая, ведь Демпси прокусил их.
У сестры, склонившейся над ним, была на груди блестящая булавка. В ней отражался белый кот с мальчи-шеским лицом. Питеру стало очень страшно.
Доктор заглянул ему в глаза и произнес:
- Ну, все позади. Теперь он попра-вится.
Мама заплакала снова, причитая: "Питер, Питер!.." Был здесь и отец, очень бледный, в форме. Почему-то он знал об его сражении с Демпси.
- Молодец, - сказал он. - Ты хоро-шо сражался.
Питер поднял левую переднюю ла-пу и увидел, что на ней нет когтей. Больше того, он увидел пальцы. То-гда он пощупал ими другую лапу, не-подвижную, и ощутил не мех, а что-то жесткое, знакомое... сейчас, сей-час... И тут он понял: это бинт.
Теперь он все знал. Он больше не кот, он мальчик. Он горько заплакал. Сквозь слезы видел он, как няня во-шла в комнату, держа на руках худо-го беспокойного котенка, черно-белого, с пятном на мордочке. Она склонилась над кроватью и положила котенка рядом с ним.
- Забери его! - плакал он. - Где Дженни? Дженни, Дженни, Джен-ни!..
Ничего не понимая, мать утирала ему слезы и целовала его. И снова ему показалось, что все вокруг - это Дженни. Теперь он знал, что не уви-дит белых лапок с породистыми чер-ными подушечками, маленькой серой головки, светящихся глаз и той непо-вторимой нежности, которой дыша-ло в ней все. Но вместо этого с ним осталось странное ощущение добра, тепла и счастья.
Черно-белый котенок, отвергну-тый им, жалобно мяукнул, и Питер понял его. Нет, он больше не пони-мал по-кошачьи, он просто узнал са-мый звук, самый крик бездомных, ненужных, нелюбимых, столь знако-мый ему. Он вспомнил все места, где побывал, все свои страхи и беды. Он увидел грязные улицы, почуял запах сырости, услышал злые крики, словно жалобный писк приоткрыл на мину-ту уже закрывшуюся дверь, за кото-рой шумел безжалостный город. По-том дверь закрылась, котенок мяук-нул снова, и писк его пронзил Питеру сердцу.
- Няня, не забирай его! - крикнул он. - Дай его мне!..
Няня положила котенка на место. Он сразу пополз Питеру на грудь, су-нул голову ему под подбородок, как делали потом столько котов и ко-шек, словно узнавая своего, и замур-лыкал так громко, что задрожала вся кровать. Питер поднял ту руку, которая двигалась, и пальцами, вы-лезающими из бинтов, почесал ко-тенка за ухом, именно там, где и на-до. Котенок мурлыкал вовсю, при-жимаясь к нему в самозабвенном восторге.
- Да он совсем ничего, - сказала мама. - Как ты его назовешь? Верней ее, это кошка.
Питер ответил не сразу. Он пы-тался вспомнить, он ведь знал какое-то дивное кошачье имя не хуже, чем свое собственное... Но имя не вспом-нилось. Быть может, он его и не знал.
Все ужасы остались за дверью. Здесь с ним были покой и любовь. Он больше не боялся одиночества, словно какой-то долгий сон, который он уже не мог припомнить, поглотил страх и подарил ему радость.
- Назовем ее Кляксой, - сказал он матери. - Можно, она поспит у ме-ня?
И он улыбнулся всем, кто стоял у его кровати.