Глава 23.
СПЛЕТНИ И ПОИСКИ

Когда темный хвостик исчез в кустах, раненный в сердце Питер по-бежал через парк к одинаковым се-рым домам, но на улице уже не было и следа его вероломной подруги. Она не подождала, не передумала - она и впрямь покинула его.
Тогда, внезапно очнувшись, Питер вспомнил про Дженни, и ему стало страшно.
Он представил себе, как она про-снулась, не нашла его рядом. Не умы-ваясь и не завтракая, он побежал рысцой на юго-запад, чувствуя, что Кэвендиш-сквэр именно там.
Бежал он весь день, истоптал ла-пы, но, достигнув цели, припустил к дому 38. Сердце у него страшно би-лось. Он вбежал в подвал, оглянулся и не узнал никого. В их закутке сидел большой сердитый кот. Завидев Пи-тера, он грозно зарычал.
- Простите меня, - сказал Питер, - я ищу одну кошку... Это было наше место...
- А теперь не ваше, - оборвал его кот.
- Я понимаю, - продолжал Питер. - Я просто ее ищу. Вы ее часом не ви-дели? Дженни Макмурр...
- Не слыхал! - ответил кот. - Я тут со вчерашнего дня.
Питеру становилось все хуже. Ни одна кошка не слышала про Дженни, и ему уже казалось, что он отсутст-вовал не трое суток, а три года или три века.
Когда это чувство стало особенно нестерпимым, в дом скользнули две кошки, и, хотя было полутемно, он сразу узнал их.
- Пуцци, Муцци! - воскликнул он. - Как хорошо! Это я, Питер!
Они остановились и переглянулись. Потом Пуцци холодно сказала:
- Ах, вы пришли?..
- Да, - не унимался он. - Я ищу Дженни. Вы не могли бы сказать, где она?
Они переглянулись снова, и Муцци ответила:
- Нет, не могли бы.
Питеру стало совсем страшно.
- Почему? - спросил он.
- Потому, - отвечали они хором, - что мы вас видели!..
- Меня? - не понял он.
- Вас и эту... иностранку. - И обе высоко задрали носы, что было уди-вительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не могли похвастаться английским происхождением. - Мы сразу сообщи-ли все Дженни.
- Ну, зачем это вы! - вскричал он. - А что она сказала?
- Она не поверила, - признались се-стры.
- А эта ваша... - оживилась Пуцци. - Тут ее знают как облупленную. Нет, только мужчина может быть таким дураком. Наутро Дженни ушла: значит, поняла, что мы пра-вы.
- Вероятно, вы ее ищете? - спроси-ла ехидно Муцци.
- Да, - сказал Питер, не заботясь о том, что эти праведные сплетницы видят его горе.
- Что ж, - пропели они дуэтом, - вы ее не найдете. - И отвернулись, высоко задрав хвосты, подрагиваю-щие от гнева.
А он уселся под окном у Бетси и просидел там всю ночь. В окнах за-горались и гасли огни, однажды он увидел каштановую головку в жел-том сиянии света, но волосы не сли-вались с кошачьим мехом - Дженни на плече не было. Потом все огни потемнели. Когда гореть остался лишь уличный фонарь, Питер стал нежно звать подругу, но не услышал в ответ ни звука и не принял ни одной волны. Наконец кто-то крикнул "Брысь!" и хлопнул рамой.
Больше взывать он не смел, тем более что вспомнил запреты всесиль-ного мистера Блейка. Но с места не ушел на тот случай, если Дженни молчит, к утру смилостивится.
Пришел молочник, небо на востоке посерело, потом стало перламутро-вым, и наконец утро началось. Но жители здешних домов просыпались позже, чем солнце.
Когда вышли Бетси и ее мама, Питер кинулся к ним, взывая:
- Бетси, Бетси! Где же она? Я ее обидел, я ее ищу...
Но Бетси ничего не поняла, она просто увидела, что крупный белый кот, истошно мяукая, несется к ней. Он ей что-то напомнил, она приос-тановилась, но не узнала его и пошла дальше. А Питер услышал, как она говорит матери:
- Мама, ты думаешь, она вернет-ся?
- Бетси, - сказала мать, - уверена ли ты, что это она?
- Что ты!.. - воскликнула Бетси. - Другой такой кошки нет на свете!..
Сердце у Питера мучительно сжа-лось. Да, другой такой кошки нет, а он ее потерял.
Больше здесь делать было нечего. Он понял, что Дженни покинула эти места, и отправился через город, к докам. Думал он только о Дженни и не замечал, каким бывалым улич-ным котом стал за это время. Те-перь его не пугали ни шум, ни люди: опасностей он избегал инстинктив-но, мог исчезнуть и безошибочно уга-дывал, где спрятаться. А мысли его были заняты другим - он принимал за Дженни каждую кошку.
То он решал, что пропустил, не узнал ее, то ему казалось, что надо завернуть за угол и застать ее врас-плох. Он совсем измучился, он ведь не ел, не пил, не умывался, и мех его ут-ратил свой лоск и даже белизну.
День сменялся ночью, ночь сменя-лась днем; он плохо это замечал, спал мало, где придется и видел лишь улыбку Дженни, ее заботливый взгляд, ее ловкие движения. Все уми-ляло его, даже ее смешная гордость, когда она говорила о своих предках.
Добравшись до лондонских доков, он побежал туда, где могла стоять "Графиня Гринок". Действительно, она была в порту. На палубе сидел черный кот и пел печальную песню. Завидев Питера, он крикнул:
- Эй, котяга! Где ж ты был? Где твоя девица? Ее тут не было... Шли бы оба к нам, у нас мышки-крыски развелись...
Питер глядел на него, онемев от горя. Негр его понял. Он встал, пока-чал головой и сказал:
- Не гляди на меня, кот! Сказано тебе, я ее не видел. Может, придет еще... А ты поработай пока, чего там! Ну, как? Исхудал ты...
Но Питер кинулся прочь, ничего не видя от слез. Он не знал, куда бежит, и не думал об этом. Он бежал, бежал, бежал и нигде не останавливался. Вдруг у какой-то дырки он остано-вился. Он почему-то понял, что туда непременно надо нырнуть.
В темноте ему стали мерещиться оконце под потолком, складки жел-того шелка, овальный медальон. Пи-тер полз по трубе, и видел малень-кую корону под буквой "N". Чтобы удержать эти видения, ему хотелось остановиться, но что-то гнало его вперед. У входа в комнату он снова остановился и одним прыжком прыгнул на кровать.
- Дженни! - кричал он. - Дженни, Дженни!.. Неужели я нашел тебя?..
- Здравствуй, - сказала Дженни. - Я тебе рада. Я долго тебя ждала.
Она поднялась, тронула носиком его нос и тогда уж закричала:
- Господи, какой ты тощий! Поешь скорей!.. Сейчас...
Спрыгнув на пол, она подтащила к кровати хорошую мышь. Глаза ее светились гордостью, когда Питер, осторожно сойдя на пол, не спеша съел половину и остановился.
- Нет, - сказала она. - Ешь, я сыта. Когда он начал умываться, она ска-зала:
- Ты устал. Дай-ка лучше я!..
Питер лег на бок, закрыл глаза, и шершавый язычок стал заботливо смывать с него усталость, грязь и вину.