...чёрные разрушенные дома, побитая дорога. чумные тряпки по обочинам, груды омерзительного мусора, распространяющего миазмы, убивающие даже, казалось бы, приспособившихся к такому существованию крыс. тихо. слишком и больно подозрительно. такая тишина давит на голову, давит на корню проблески дыхания, заглушает удары сердца.

далеко-далеко над горизонтом нависло грязно-серое небо, собираясь разразиться кислотным дождём. нет, это не Хиросима. хуже. этого не было на самом деле, но такое родилось в мысли, родилось и никогда не умрёт.

на самом краю сознания ощущается дробный перестук, делающийся всё громче и громче, настойчивее и настойчивее... хочется бежать. тело ослеплено ужасом, смерть подгоняет сзади гнилостным запахом отбросов. бежать, бежать до бывшего когда-то жилым, а теперь такого же мёртвого и мерзкого высотного здания в сердце агонирующего города.

мелькают обугленные костяки домов, проносятся назад груды чего-то тухнущего, совершенно непонятного, улетает назад ожиревшее серое небо. справа... нет, слева. впереди? сзади? везде... сквозь ватную тишину пробивается громкий, резкий костяной стук, то приближающийся, то опять удаляющийся. всё большее ощущение опасности. зверёк, попавший в ловушку. человек, увязнувший в собственных страхах. псих, не сумевший выбраться из душных видений.

почерневшая высотка с выставленными во все стороны металлическими рёбрами вырастает из нездорового марева словно по мановению волшебной палочки. чёрные тряпки лениво колышатся на перекрытиях под ветром, черным, как и весь этот мир. как раззявленный рот с пеньками зубов, зияет пробитый вход. глазницы-окна бурявят дрожащее в ужасе тело ненавидящими взглядами, будто пытаясь выжечь оставшуюся жизнь, не терпя во чреве своего мира её огонь.

старый лифт ещё работает. закрываются бывшие когда-то ажурными ржавые решётки; тусклая, покрытая странным налётом лампочка залихватски подмигивает. дескать, располагайтесь. двери смыкаются, вертикальные челюсти, со смачным чавканьем. лифт начинает свой ход наверх.

наверх... наверх. там - спасение. стук приутих? да, остал. поднимаюсь всё выше. уже десять раз мелькнул и остался позади неинтересный желтоватый свет, десять раз подмигивала озорная лампочка. становится труднее дышать, тело обложили влажной, смоченной в тухлой воде ватой. по венам передвигаются засохшие сгустки крови, неровными толчками работает сердце, перед глазами темнеет и снова светлеет. разлагаюсь вместе с этим миром...

выйти на обширный балкон, заставленный ящиками, вдохнуть полной грудью прокисший воздух. усталое небо выбросило из себя первые мутные капли. весь город сразу поник, впитывая в себя скудную влагу. завтра, знаю, будет хуже. но, пережив сегодня, я переживу и завтра, и послезавтра. ибо остаток жизни есть вирус внутри разложения, и, не погубив заразу, мёртвому ничего не остаётся, кроме как принять в себя живое.

костяной перестук останется на самом краю сознания. когда-нибудь он снова начнёт преследовать жизнь. когда-нибудь бьющееся в агонии тело станет частью Разложения, но когда это будет... пока остаётся полу-жить с вечным привкусом опасности, лелея надежду выбраться из плода собственных видений.

на самом краю балкона скупо зеленеет жухлая трава, впитывая каплю за каплей мутной жижи, здесь достойной прозываться дождём. напоминание о том, что когда-то и этот город был частью великой Жизни.

у этой истории нет конца и нет начала. смерть живёт рядом с жизнью, она есть везде, где появляетя жизнь. зачатки смерти рано или поздно проявляются, но в каких масштабах... этот выбор навсегда останется загадкой.